Черная вдова - Анатолий Безуглов

- Сам признался?

- Конечно. Рундуков - воробей стреляный. Взяли его с поличным. Он отлично понимает, что имеет один шанс облегчить свою участь - полное признание. По всем эпизодам! Ведь мы все равно докопаемся.

- А Изголяев? Он подтвердил факт кражи у Сторожук?

- Его показания слово в слово совпали с рундуковскими. Как ее начали "пасти" в сберкассе, как обчистили в автобусе. Деньги, как обычно, выкрал Рундуков и передал напарнику. Про календари Изголяев тоже рассказал.

- Странная история, - задумчиво сказал Измайлов. - Какое впечатление производит потерпевшая? Тут у нее все в порядке? - покрутил пальцем у виска прокурор.

- Вроде нормальная, - улыбнулся капитан. - Хотя какой нормальный человек откажется от своих пятидесяти тысяч?

- Что вы думаете с ней делать?

- Вызвал повесткой на семнадцать часов. - Жур глянул на часы. - Сведу ее на очной ставке с Рундуковым и Изголяевым, посмотрю, что она скажет.

- И позвоните мне, Виктор Павлович, - попросил Измайлов, утверждая постановление на арест задержанных.

- Непременно, Захар Петрович, - пообещал капитан.

Жур относился к Измайлову с большой симпатией. Чего нельзя было сказать о многих работниках горуправления внутренних дел. Измайлов был требователен и не давал послабления никому, кто хоть на йоту отступал от закона. Даже сейчас, когда начали наводить порядок и многие растерялись, шарахаясь из одной крайности в другую, прокурор был непоколебим в своих убеждениях.

И вот за эту принципиальность, которую Измайлов проявлял всегда и во всем, его и не жаловали многие работники милиции.

Захар Петрович не терпел искажения статистики. От него крепко доставалось тем, кто пытался скрыть "мелочевку" - квартирные, карманные кражи, хулиганство и другие правонарушения. Прокурор города считал: если работники милиции не сумели раскрыть тот или иной случай, это было плохо, но если при этом они еще и скрыли его, - это уже было преступлением! На этой почве у Измайлова постоянно возникали стычки с прежним руководством горуправления. И ни для кого не было секретом, что бывший начальник управления спал и видел, как бы избавиться от такого прокурора. Больше всего его бесило, что Захара Петровича не за что было уцепить. Он даже жил замкнуто, не бывая ни у кого в гостях и не принимая компаний в своем доме. Короче, был белой вороной на фоне беспрерывных пьянок и застолий, устраиваемых в честь приезжавших на курорт влиятельнейших чиновников из Москвы. Это время было еще хорошо памятно и для Виктора Павловича. Принимали столичных боссов широко и хлебосольно. В закрытых пансионатах и загородных особняках, в отдельных кабинетах самых фешенебельных ресторанов и на частных квартирах текли коньячные и водочные реки, столы ломились от дефицитных деликатесов. Наперебой старались угодить не только московским шишкам, но также их женам, чадам и домочадцам. Для этого держались лучшие номера в гостиницах и палаты в санаториях, предназначались отдельные коттеджи, а к наиболее сановным гостям прикреплялись легковые автомобили с круглосуточным дежурством. После таких встреч гости уже не забывали услуг, что оказывали им южноморские хозяева, которые постепенно привыкли к бесконтрольности и вседозволенности. Пышным цветом расцвели взяточничество, хищения, злоупотребление властью и служебным положением. Нельзя было тронуть даже заурядного гостиничного администратора - тут же за него вступалось какое-нибудь ответственное лицо. Доходило до того, что в гостиницах проживали преступники, объявленные во всесоюзный розыск.

Мало кто решался тогда выступать против зарвавшихся хапуг. Измайлов решился. Возбудил уголовное дело против управляющего трестом ресторанов. Что поднялось вокруг прокурора, трудно передать словами! Это был шквал возмущенных звонков, просьб, уговариваний, предостережений и прямых угроз. В ответ на это Захар Петрович предложил следователю взять под стражу управляющего и утвердил постановление на его арест. А через неделю был арестован и покровитель преступника - заместитель председателя горисполкома.

Этот шаг произвел в городе эффект разорвавшейся бомбы. Те из работников милиции, кто служил закону и правде, а не начальству, зауважали Захара Петровича. Но не дремали и те, кому он прищемил хвост. В Москву полетели доносы и анонимки. Даже был делегирован в столицу один из ходоков от имени "обиженных" Измайловым искать заступничества у тех, кого щедро поили и кормили местные подхалимы. По Южноморску поползли слухи, что Измайлова вот-вот снимут и якобы уже есть замена строптивому прокурору. Захар Петрович не сдавался, более того, добился, что одних деятелей незаконной наживы привлекли к уголовной ответственности, других приструнили в партийном порядке, а третьим было предложено уйти со своего поста "по собственному желанию". Был разжалован и уволен из органов милиции начальник южноморского управления внутренних дел. Он лишился полковничьих погон. А ведь мечтал стать генералом, и, возможно, мечта его осуществилась бы, если бы не перестройка, ворвавшаяся во все сферы нашей жизни, а также настойчивость и принципиальная позиция Измайлова. В управлении поговаривали, что несостоявшийся генерал чудом избежал уголовного преследования. Перестройка перестройкой, но старое еще не сдает всех своих позиций, и кое-кто помог бывшему начальнику горуправления остаться на плаву. Из Южноморска он, как говорится, слинял и где теперь обретался, неизвестно.

А Измайлов выстоял. Он совершенно не изменился, остался таким же педантом и строгим ревнителем законов.

Вот о чем вспомнил капитан Жур, возвращаясь из прокуратуры города в управление. Там его уже ждал один из потерпевших по делу Рундукова и Изголяева, пришедший немного раньше назначенного срока.

Допросив и отпустив его, старший оперуполномоченный уголовного розыска выглянул в коридор. На скамейке у дверей кабинета сидела Сторожук. Было ровно пять часов.

- Прошу, заходите, - пригласил ее Жур.

Она робко вошла в комнату, села.

- Ну, здравствуйте, Ореста Митрофановна, - приветливо сказал капитан.

- Здравствуйте, - негромко ответила Сторожук, роясь в сумочке. Она достала платочек, аккуратно приложила к носику.

Виктор Павлович отметил про себя: скованна, чего-то боится, даже не хочет смотреть ему в глаза.

- Как отдыхается? - спросил Жур, чтобы как-то расположить к себе молодую женщину.

- Что? - вздрогнула она, ожидая, видимо, совсем другого вопроса.

- С погодой, говорю, везет в этом году, - сказал капитан.

- Да-да, - поспешно согласилась Сторожук, стараясь смотреть куда угодно, лишь бы не на старшего оперуполномоченного.

Жур поинтересовался, с какими достопримечательностями она успела ознакомиться в городе, ездила ли на озеро Рицу - природа там просто сказочная. Сторожук отвечала односложно - да и нет, ее напряженность не ослабевала. Разговорить Орысю капитану так и не удалось.

- Ну, хорошо, - решил он наконец приступить к главному. - Скажите, пожалуйста, какое ваше заявление правдивое - первое или второе?

- О чем вы? - глухо спросила Сторожук.

- О заявлениях по поводу кражи у вас денег.

- Господи, я же говорила, что не теряла. То есть у меня их не воровали... - сбивчиво стала объяснять она, и лицо ее покрылось красными пятнами.

- Значит, деньги нашлись? - решил подыграть ей капитан. Он намеревался провести нехитрый психологический опыт.

- Нашлись, нашлись, - закивала Сторожук.

- Все, до копейки?

- Конечно.

- Знаете, моя мама любила говорить: самая большая радость, когда что-то потеряешь и найдешь, - продолжал с улыбкой Виктор Павлович.

- Точно, - поддакнула молодая женщина.

- Ну что же, Ореста Митрофановна, чтобы больше не возвращаться к этому вопросу, вы покажете мне эти деньги. Идет? - невинно попросил Жур.

Реакция была такой, какую ожидал капитан: Сторожук вконец растерялась, стала говорить, что этих денег у нее в настоящий момент нету, мол, часть дала кому-то в долг, истратила на покупки. Больше всего ее почему-то страшила перспектива поездки с Журом к ней домой.

Виктор Павлович ознакомил Сторожук с показаниями Рундукова и Изголяева. Орыся стояла на своем.

Ничего не оставалось делать, как вызвать из изолятора временного содержания арестованных карманников. Сторожук они опознали сразу.

Такой сцены капитан Жур еще не видел: преступники с пеной у рта доказывали, что обокрали потерпевшую, приводя при этом такие детали и подробности, что не поверить им было просто невозможно, а обворованный человек твердил, что никакой кражи не было.

Уж на что Рундуков был, видимо, тертый калач, но и тот опешил.

- Ты что, чокнутая?! - вызверился он на сжавшуюся в комок, словно затравленную, женщину. - Пятьдесят кусков у тебя лишние, да?!

Орыся молила бога, чтобы все поскорее кончилось. Она чувствовала себя между молотом и наковальней: с одной стороны этот въедливый капитан, с другой - Скворцов-Шанявский, который ждет ее дома и весь исходит злобой и желчью.