Открытие Франции. Увлекательное путешествие длиной 20 000 километров по сокровенным уголкам самой интересной страны мира - Грэм Робб

Отряд англичан отказался от предложенного гостеприимства и разбил лагерь вне деревни. Путешественники поставили часовых и всю ночь жгли костры. Через десятки лет после этого дня старики в Шамони еще угощали посетителей рассказами об английских джентльменах, собиравшихся защищаться от отбившихся от стада овец и любопытных детей. Жители Шамони были прекрасными пародистами и, несомненно, преувеличили меры предосторожности, принятые отрядом Виндхема. Но и сам Виндхем преувеличивал невежество принимавших его хозяев. «Примитивные люди» были важнейшей частью дикой пустыни, которую он приехал смотреть. Утром он расспросил местных жителей о ледниках и с удовольствием, но без удивления услышал в ответ «смешные» рассказы о ведьмах, которые устраивали шабаши на льду.

Наняв проводников и носильщиков и отметив в уме, что местные жители, как ему показалось, восхищаются бесстрашием его отряда, Виндхем вместе с остальными участниками экспедиции перелез через следы «ужасного опустошения», произведенного лавинами, прошел, качаясь, по краю пропасти, а затем поднялся по хорошо утоптанной охотниками тропе на вершину ледника Монтанвер. (Через шестьдесят лет по этому пути прошла бывшая императрица Жозефина; с ней были шестьдесят восемь проводников и ее фрейлины.) На вершине они увидели «неописуемое зрелище». «Представьте себе ваше (Женевское. – Авт.) озеро, на котором буря подняла волны, а потом оно мгновенно замерзло все сразу». Этот гренландский пейзаж позже получил название, выразительное, как подпись под картиной, – Mer de Glace («Ледяное море»).

Вильям Виндхем внес огромный вклад в развитие туризма, но этим вкладом было не открытие ледников, а его привозная романтическая эмоциональность. Его рассказ об этой экспедиции передавался из уст в уста в женевских салонах. В 1744 году этот рассказ был опубликован в журналах всей Европы и стал сенсацией. Горы внезапно вошли в моду. Большинству тогдашних людей ледяные утесы казались примерно такими же привлекательными, как грязная деревня или разрушающаяся готическая церковь. Когда Жан Дюсо, французский литератор и политик, в 1788 году приехал в Пиренеи, одна дама спросила его: «Что вы думаете об этих ужасах?» «Ужасами» она называла то, что позже станут называть пейзажами. Для людей того времени горы были пустующей землей, по воле случая ставшей вертикально. До конца XVIII века мало кто из путешественников, проезжавших через Прованс, хотя бы упоминал в своих путевых заметках о Мон-Венту, а сейчас кажется, что эта гора господствует над пейзажем и согласовывает друг с другом его элементы. Мало было даже людей, знавших, что такое гора. В 1792 году священник, бежавший от Террора, был потрясен, когда увидел огромные массы камня, на которые вряд ли можно было подняться и за полдня: «Я думал, что гора – огромное, но отдельно стоящее возвышение».

Для тех, кто вообще что-то думал об этом, горы и жившие в них люди были остатками примитивного мира. Земля так же, как человеческий род, медленно двигалась к идеальному состоянию, «когда углы склонов станут такими, что оползни будут невозможны, и растительность будет мирно жить на трупах гор» (Рамонд Л. Наблюдения, сделанные в Пиренеях. 1789). «Такие нескладные горы и такие некрасивые жители, – писал Гораций Уолпол, известный английский писатель, после того как четыре дня шел через Альпы и видел, как средь бела дня волк унес его маленького ручного спаниеля. – Надеюсь, я больше никогда их не увижу».

После экспедиции Виндхема туристы наводнили Савойские Альпы. Шотландский врач Джон Мур в 1779 году жаловался, что «вряд ли можно упомянуть что-то интересное или необычное, не услышав: «Дорогой сэр, это неплохо, но, даю вам слово, это ничто по сравнению с Савойскими ледниками». К концу XVIII века до Ледяного моря можно было доехать верхом, и появилось горное убежище под названием «Храм Природы», где туристы могли спать. Могла бы появиться даже нормальная дорога, если бы Наполеон не ответил отказом, когда жители Шамони попросили об этом. «Эти люди не понимают своей собственной выгоды. Какие истории будут рассказывать дамы, если до Ледяного моря можно будет доехать в карете?» – сказал он. Когда поэт Шелли побывал в этой «пустыне, населенной лишь бурями» («Строки, написанные в долине Шамуни», 1816), в этой «пустыне» было столько гостиниц, что в них на каждого местного жителя приходилось несколько мест. Поразительно пестрое общество – торговцы, учителя, художники, ботаники, живущие в праздности лорды и интересные женщины, известные под названием «авантюристки», – за обеденным столом мучилось от молчания: поскольку более половины туристов составляли англичане, в отдыхающем обществе господствовали английские манеры. Некоторые из них приехали посмотреть на Ледяное море, другие – чтобы взойти на Монблан, который незадолго до этого был признан самой высокой горой в Европе. Впервые на него взошли в 1786 году местный пастух и врач. Через сто лет почти каждый из самых крупных пиков в Альпах и Пиренеях был покорен несколько раз. Благодаря дипломатичности проводников многие путешественники уезжали в счастливой уверенности, что они первыми поднялись на избранный ими пик.

До того как Виндхем организовал свою экспедицию, в менее гористой части Франции туризм практически не существовал. Мало было причин, которые заставили бы путешественника планировать поездку по стране, и много причин, побуждавших его остаться дома. Путеводители почти не изменились с XII века, когда было написано руководство для паломников, направлявшихся в Сантьяго-де-Компостела. Это руководство было написано монахом из аббатства Клюни, который описал главные дороги и святые места, еду и жилье, указал, сколько времени может занять каждый отрезок пути и какой прием может ожидать паломника. Основной мыслью было то, что чем дальше богомолец уходит от цивилизованного севера, тем больше усложняется его путешествие. По другую сторону реки Гаронны язык людей становится таким «деревенским», что его невозможно понять. Ланды – «три дня пути пешком» – край огромных мух и проседающего под ногами песка, где невозможно раздобыть ни мяса, ни рыбы, ни хлеба, ни вина, ни воды. Гасконцы – пьяницы, похотливы, болтливы, плохо одеваются; но они гостеприимны, хотя автор, несомненно, неоднозначно относился к такому счастью.

Минуло семь столетий, но путеводители по-прежнему оставались примерно такими же. Предполагалось, что читатель – парижанин или, по меньшей мере, начал свое путешествие из Парижа, ведь, как сказано в Le Nouveau voyage de France (1740) («Новое путешествие по Франции»), «чтобы сформировать свой вкус и приобрести прочные знания об обычаях и правительстве какой-ли бо провинции, человеку нужно прежде всего изучить столицу и двор». По очевидным причинам в большинстве таких книг речь идет лишь о том, что читатель мог увидеть вдоль почтовых дорог. Появившийся в 1769 году путеводитель Жана Оже по Бретани имел характерный подзаголовок: «Включает все примечательные объекты, которые находятся на расстоянии половины лиги от дороги». Сами достопримечательности не рассматривались как цель путешествия. Назначением путеводителя было сделать долгую поездку менее скучной, а для этого сообщать путешественнику исторические факты, чтобы он мог рассказами о прошлом разгонять тоску и скуку своих попутчиков. Путеводитель Джона Бреваля по «нескольким частям Европы» (1738) был адресован той «категории читателей», которая может получить удовольствие от «самой голой равнины или самой необитаемой деревни, если у тех только есть имя и с ними связана какая-то дата».

Поскольку географической информации было мало, большинство писателей брали ее из более ранних книг, которые, в свою очередь, были списаны с еще более ранних работ. Поэтому памятники старины, которые давно уже не существовали, автор описывал так, словно видел их своими глазами. Многие авторы явно считали, что никто не будет следовать их указаниям, и подробно описывали воображаемые провинциальные города. Франсуа Марлен путешествовал с компактным путеводителем Робера де Хессельна Dictionnaire universel de la France (1771) («Универсальный словарь Франции»)[52], потому что «полезно иметь всю страну в шести томах в карманах своей кареты». К несчастью, местные информаторы иногда подводили Хессельна. Марлен обнаружил это в 1790 году, доехав до Менда – главного го рода департамента Лозер. «Месье Робер, себе на беду, поместил Менд на гору, дал ему треугольную форму и большое население. В этом утверждении есть всего три ошибки», – написал путешественник.

Даже в конце XIX века было много путеводителей, которые упоминали о «вечных снегах» на вершине Мон-Венту (за снег принимали белые камни). В одной из этих книг для путешественников – она была опубликована в 1888 году – упомянуты также «густые заросли камыша в пустынном болоте» на вершине горы Жербье-де-Жонк. На самом деле на этой вершине нет ни капли воды. (Название горы происходит от двух слов, означающих «камень» и «гора», но на современном французском звучит как «скирда камыша».) Большинство авторов подобных сочинений выезжали за пределы внешних бульваров Парижа лишь в поезде.