Евангелист Иван Онищенко - Юлия Крюденер

Отец взял руку сына в свою, натруженную, и долго держал ее так. Лошадь шла, не требуя управления или понукания, как будто бы сама знала, куда идет.

- Я иногда думаю, - заговорил Федор, завидев на горизонте село, - почему Бог посылает в Сибирь? Ведь и здесь работы много. Но Бог мне на этот вопрос не отвечает. Наверное, я здесь не прав. У нас уже горит огонь Евангелия. Сколько у нас уже общин, сколько книг. Сколько у нас уже любящих и знающих жизнь по Евангелию, сколько проповедников и миссионеров. У нас тепло и сыто, да у нас и души горячие. А там, в стране снегов, безлюдья, медвежьих берлог, - кто там скажет, кто научит, кто жизнью своей покажет, как верно жить по-Божьему, в чем найти силу, чтобы жить по воле Пославшего?

Подъехали к селу. Отец с трудом удерживал слезы; Иван тоже готов был расплакаться. Приближались минуты расставания навсегда. Навсегда на этой земле...

Федор остановил лошадей.

- Вот здесь я подкормлю лошадку, здесь закусим на дорогу и попрощаемся, - сказал он, успокаиваясь и снова обретя равновесие духа.

Выпрягли лошадь и, задав ей корм, Федор разослал на сухой траве платок, выложил из сумки пищу, и, кратко помолившись, они покушали. Когда поднялись, Федор вытащил узел с деньгами, который хранил за пазухой, и подал сыну.

- Здесь, Ваня, деньги. Немного, но они пригодятся тебе в пути. Знаю, что ты даром хлеб есть не будешь. Знаю твои руки, знаю твою натуру и душу. Но в жизни все может быть. Это дар нашей семьи. Бери, не отказывайся. Пиши с дороги, твои весточки будут для нас большой радостью. Не беды будут нас печалить, а неизвестность. Помни это и жалей нас, любящих тебя. Ну все.

Федор протянул руку, и Иван, приняв дар, припал к груди отца. Они рыдали и не стеснялись друг друга.

- Преклоним колени, - вытирая лицо, сказал Федор. И два апостола правды, честности, добра, любви к Богу и к человекам склонились у брички. В деревьях шумели птицы, готовясь к ночлегу. Лошадь кончила жевать и, казалось, понимая все, смотрела на хозяина и его сына. А к небу неслась горячая молитва веры, надежды и любви.

Поднявшись, Федор снова привлек к себе своего 28-летнего сына и, когда глаза их встретились, вдруг сказал:

- А помнишь, Ваня?

И как эхо, как сама любовь, сын сказал:

- Помню, тато! - залитые слезами лица осветились улыбкой.

Да, вот Ване семнадцать лет, вот отец едет на ярмарку искать любимому сыну подарок, и сын провожает его. И он привез ему ангела...

Отец запряг лошадь, уложил в сумку сына все остатки пищи, крепясь влез на сиденье, пустил вожжи, и бричка тронулась. Иван перебросил сумку через плечо и, бодрясь из всех сил, легко зашагал в село. Входя в него, он остановился и оглянулся: все уменьшаясь, катилась бричка в обратную сторону, туда, где его, Ивана, сердце, детство, любимые, близкие и родные люди. Он вошел в село и, остановившись, внятно сказал:

- Вот моя матерь, вот мои братья. Вот наш Отец небесный, Отец всех, исполняющих Его святую волю.

Он поднял к небу глаза, и оно, бездонное, святое, отразилось в его чистых очах, видящих Бога.

Глава 2. По дороге в ссылку

От села к селу, от хутора, к хутору, от дома к дому шел Иван по пути, назначенном ему Богом.

Выйдя еще до зари из Любомировки, он почти до полудня не встретил на своем пути жилых мест. Бескрайние степи, бездонное небо и дорога, дорога... Хотелось отдохнуть, и Иван сел у обочины дороги, вытащил из сумки кусок хлеба и сала, поел. Захотелось пить, по пути он проходил мимо баштанов, на которых уже поспели кавуны. Но сорвать он их не мог, каждый участок имеет своего хозяина, трудом создавшего эти плоды. Как же без спроса их взять? Но вот в версте от проселочной дороги показался хутор из пяти или шести дворов. Иван повернул туда и вскоре увидел несколько дворовых собак, с лаем мчавшихся ему навстречу. В детстве он боялся собак. Теперь он остановился, вытащил из сумки кусок хлеба и, когда они подбежали к нему, не замахнулся на них, не стал кричать, а молча бросил им хлеба, разломав его на несколько кусков. Собаки остановились, съели хлеб, рыча друг на друга, а Иван мимо них пошел к хутору. Замахавши хвостами, собаки побежали впереди, дружелюбно оглядываясь. В хуторе людей не видно было, все ушли в поле на уборку урожая. Во дворах он видел большие кучи кавунов и дынь. Подходя к третьему дому, он увидел девочку лет двенадцати.

- Девочка, подойди, родная, сюда, - позвал Иван.

- Наших никого нэма дома, воны в стэпу, - говорила она, подходя к воротам.

- Дай мне водички попить.

- Та я вам кавуна дам. Воны таки солодки! - с готовностью предложила девочка. - А можэ дыньку? Она побежала к куче и принесла к калитке кавун и дыню.

- Спасибо, сестричка ты моя, - тепло сказал Иван, садясь на скамью у ворот.

- Я принэсу перепичку, мамо сегодни пэклы!

Иван вытащил нож из сумки, сел на скамью и стал кушать. Девочка стояла около калитки, с любопытством рассматривая прохожего.

- Как тебя зовут? - спросил он, собирая корки.

- Та я убэру сама! Я - Маня. А вы куды идэтэ?

- Иду, сестричка моя, далеко. Куда Бог посылает. Ну спасибо тебе, покормила ты меня, напоила. Расти хорошей, доброй.

-