Евангелист Иван Онищенко - Юлия Крюденер

- Ты что, ночевал в амбаре? Да, люди в нашем селе неласковые. Они все из поляков и не любят нас. Старая вражда... Говорят, здесь как-то проходил кроткий и добрый человек - евангелист Онищенко, так и того не приняли ни разу.

Крестьянин поправил вожжи, посмотрел на Ивана и продолжал:

- А в других селах Онищенко принимали хорошо. Теперь многие здесь стали евангелистами. Живут по-своему: не пьют, не курят, в церковь тоже не ходят. Сами собираются. Вот недалеко, сразу за Южным Бугом, верст десять, в селе Софиевка живет моя родня, Тимошенко. Их там много, почти все Тимошенко. И живут все по Евангелию. Если интересуешься, будешь проходить, зайди. Скажешь: ехал с дедом Щербаком, там все меня знают. Принимают странников там хорошо.

На станции дед Щербак, увидев подводы уже сгрузившие зерно, сказал благодарившему его Онищенко:

- А вот те подводы едут в саму Софиевку. Они тебя и подвезут.

По пути в Софиевку крестьяне рассказывали, что Тимошенко добрые и верные люди, хотя и все евангелисты. А что с того? Люди спокойные, не воры, не пьют водку. Только в церковь не ходят и иконам не кланяются, правда, и не крестятся.

Ивану хотелось рассказать им, что и он евангелист, рассказать, почему и он не крестится. Но люди так хорошо рассказывали, так не осуждали евангелистов, что он был рад сам слушать и радоваться.

Когда въехали в село, он как будто в родную Основу возвратился. Подвезли его прямо ко двору Тимошенко, в доме которого обычно, как знали односельчане, собирались евангелисты. Иван легко спрыгнул с подводы, поблагодарил подвозивших его людей и вошел во двор. Дверь в сенцы была открыта, и он вошел в дом. По голосам он понял, что там кто-то есть.

- Мир дому вашему! - громко сказал он.

- С миром принимаем, - отозвался голос, и к двери вышла опрятно одетая старуха.

- Можно к вам?

- Заходи, заходи, молодой человек.

Она повела его в комнату, где были трое детей и молодая женщина. Он снял картуз и сумку, положил их на лавку.

- Раздевайся, милый, добрым гостем будешь. Издалека ли Бог тебя ведет?

Иван разделся и сел. Узнав, что он издалека и еще не ел сегодня горячего, старушка налила ему миску борща, поставила на стол ватрушки, сметану и стакан молока. Иван попросил старушку просить благословение на пишу. Негромко, незаученно и сердечно старая женщина проникновенно помолилась. Иван сел кушать, а она и дети молча смотрели на такого приятного пришельца.

Покушав, Иван рассказал, что идет издалека, что узнал о том, что в Софиевке есть евангелисты и что собираются они в семье Тимошенко, и что дедушка Щербак его подвозил и велел кланяться. При упоминании деда Щербака лицо старушки засветилось:

- Хороший дедушка! Он уважает евангелистов. Он был церковным старостой, но оставил этот пост и стал работать возчиком. А ты, браток, кто сам будешь?

- Я евангелист, люблю Слово Божье, люблю читать его и себе, и людям.

- Так ты, может, заночуешь у нас? И почитаешь нам, а мы соберем наших людей.

Получив согласие и поговорив с невесткой, она стала что-то наказывать детям, и они, умывшись и одевши чистые сорочки, побежали по селу.

- А ты, Ваня, пройди в горенку и там отдохни, с дороги ведь.

Когда люди вернулись с полей, умылись, поужинали, то собрались в доме Тимошенко. Всего пришло человек тридцать. Ждали руководящего. Иван в чистой сорочке сидел за столом, и ему рассказывали о жизни верующих в селе. Когда пришел руководящий, крепкий со-роколетний мужчина с окладистой бородой, он остановился у дверей, и вдруг лицо его расплылось в широкой улыбке, а на глазах показались слезы:

- Ваня! Иван Федорович, ты ли это?

И двое мужчин крепко обнялись, плача, не в силах говорить. Иван хорошо помнил этого крепкого человека, которого узнал во время своих хождений по этим селам.

- Братья и сестры! - обратился он к собравшимся. - Ведь это Онищенко Иван Федорович, о котором мы столько плакали и молились. И вот Бог освободил его. Так я говорю, Иван Федорович?

- Все верно, Бог освободил меня и послал к вам и дальше, и совсем далеко нести Его волю о человеках, Его спасение и любовь.

Руководящий встал на колени, за ним последовали все. И радовались, и благодарили в своих молитвах Отца небесного.

До полуночи Иван читал собравшимся Евангелие, разъясняя, отвечая на вопросы. И уже в полночь Иван сказал:

- Время позднее, пора всем на отдых. Для труда нужны силы. Да благословит вас всех Господь.

И когда после молитвы все разошлись, руководящий брат и старик Тимошенко еще долго рассказывали Ивану, что у них в Софиевке после закрытия филиала Библейского общества осталась небольшая типография и что они ночами печатают Евангелие и Псалтирь, и их дети, уподобившись книгоношам, разносят их по селам. Бумагу им присылают из Минска, и остановки бывают только при неполучении бумаги. Таких типографий по Елизаветграду уже несколько. Остановка теперь за грамотностью и благовестниками..

Отдохнув часа три, рано утром Иван отправился дальше. В дорожной сумке у него лежала провизия, приготовленная щедрыми женщинами. "Трудящийся достоин пропитания".

Глава 3. На Фаворе

Хлебопашец, взявшийся за плуг, не оглядывается назад. Он пашет, бросает семена, верит, что в свое время зерно взойдет, будут плоды.

Иван в этих местах пахал и сеял. И теперь ему очень хотелось увидеть всходы, увидеть рост. Ему бы идти своим путем, туда, в