Глаза Фемиды - Аркадий Петрович Захаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Колонтайца растолкал незнакомый мужчина: «Просыпайся, Жуков, на работу пора». Колонтаец сел на кровати и протер глаза: «А ты кто такой?» — «Я твой новый бригадир, — последовал ответ. — Привез тебе аванс, кислоту и продукты. Получи и распишись. Если есть готовая к отгрузке живица, подготовь, я с седьмого участка на обратной дороге заеду, чтобы забрать. Да давай быстрее, просыпайся, мне некогда. И так по пути менты задержали: заставили раздавленного зэка в кузов загружать». — «Какого зэка?» — вздрогнул от неожиданности Миронов. Ужасная догадка застучала в висках: «Не Жуков ли?»
— Колонтайца какого-то вертухаи вездеходом переехали — в лепешку смяли, вместе с санками. Жуть смотреть. От человека одно воспоминание осталось. Между прочим, участок твой колонии под вырубку отвели, так что готовься к перебазировке или увольняйся.
- Боюсь я в тайге жить, — сообразил пожаловаться Колонтаец. Он успел обнаружить отсутствие своих санок и понял, что Жукова приняли за него, так же, как его путают с Костей. Это был редкий шанс и упускать его не следовало. Поэтому он сказал: — Хочу уволиться и домой поехать. Ты бы мне пособил. Не охота в контору тащиться.
- Какой разговор — пиши заявление на расчет. На твое место и на такую зарплату — желающих очередь стоит. Я даже трудовую тебе доставлю, для скорости и все, что причитается, — почему-то обрадовался бригадир. Наверное, имелись свои меркантильные соображения — на живице за сезон можно было заработать на автомашину.
Договорились, что заявление и бочки с живицей бригадир заберет при возвращении с седьмого участка.
Когда бригадир уехал, Антон принялся исследовать жилище. Нужно было отыскать документы Жукова и образцы его почерка и росписи. Нашлись они, конечно же, под матрацем: паспорт, военный билет, удостоверение по технике безопасности. С фотографий на Колонтайца глянуло лицо очень на него похожее, разве что чуть моложе и без щетины на щеках. Обнаружились и накладные о сдаче живицы. Взяв их за образец, Колонтаец химическим карандашом изобразил заявление об увольнении и расписался за Жукова так, что даже самому понравилось, а кадровикам вовек не разобраться. На другой день Колонтаец сдал бригадиру живицу, передал заявление и настроился ждать, кто раньше заявится — бригадир, оперативники из колонии или, все-таки живой Жуков. Но оперативники не нагрянули, потому что давно вычеркнули убитого при попытке к бегству Миронова-Колонтайца из списков контингента колонии. Похороненный под колышком, с номером на бирке, Жуков не воскрес, но бригадир приехал, привез трудовую книжку, неожиданно большую сумму расчета и пару литров водки. «Я на твои отвальные купил, все равно обмывать полагается». - весело заявил бригадир. Колонтаец возражать не стал — бригадир, в доску свой мужик, ему нравился. Всю ночь они втроем с водителем пьянствовали, а утром, не дожидаясь пока собутыльники проснутся, Колонтаец забрал заранее приготовленный мешок, документы покойного Жукова и отправился на станцию, как вполне и совершенно легальный гражданин, никому ничего не задолжавший, ни в чем не виновный, при паспорте и при деньгах. Правда, в ватнике и валенках, но в те времена на периферии все так одевались. Можно было начинать новую жизнь, под новым именем. Но Антон Аркадьевич Миронов этого не хотел — он мечтал восстановить свое честное имя, чтобы жить и ни от кого не прятаться, не дрожать при внезапной проверке документов и однажды легально приехать к своей дочери чтобы и ее повидать и самому показаться. Искать справедливости и защиты от произвола законников Миронов собрался в столице: он давно уже для себя точно наметил, где и у кого.
Глава пятнадцатая. Лицом к океану
Я надеюсь, что море сильней площадей
И прочнее домов из бетона,
Море лучший колдун, чем земной чародей…
В. В. Высоцкий
Один мой знакомый, самодеятельный кинорежиссер и оператор, по приглашению всесильного тогда ВЦСПС, принял участие во всесоюзном конкурсе самодеятельных кинофильмов в Одессе, под девизом «Наше море». Отборочная комиссия при регистрации заявки удивленно вскинула брови: «Откуда в Тюмени море?» На что представитель Тюмени с достоинством возразил: «Наше море не меньше Черного, и зовется Карское. Хотя Тюмень стоит спиной к Казахстану, зато лицом к океану. Недаром на гербе нашего города барка. А на гербе вашего, что?» Комиссия возражений искать не стала.
Когда эта история стала известна мне, я задумался: над его словами. Действительно, на старинном гербе Тюмени лодка. В знак того, что отсюда начинается великое плавание по сибирским рекам на Север и Восток, в Ледовитый океан, Китай и Бухару. И плавали наши предприимчивые предки на веслах и под парусом, сплавляли тяжелые барки по течению, а против — вели бечевой. Здесь, на пологом Туринском берегу был склепан котельщиками первый сибирский пароход «Основа». Его сипловатый гудок возвестил на всю неоглядную Сибирь, что бурлацкой лямке пришел конец и наступает век пара.
Так, что на самом деле — Тюмень город если не приморский, то прибрежный и портовый. Одни названия улиц чего стоят и говорят сами за себя. Например, Морская, Флотская, Охотская, Карская, Балтийская, Беломорская, Портовая, Рейдовая.
Естественно, что имеются на карте города улицы Мурманская, Ямальская, Таймырская, Камчатская, Сахалинская и переулки Кольский и Тихоокеанский.
Если так, то понятно, почему и названия крупнейших портов увековечены в названиях наших улиц: Рижская, Севастопольская, Ленинградская, Одесская, Таллинская, Магаданская, Астраханская и Тобольская.
История освоения Севморпути тоже не преминула отразиться на названиях: Челюскинцев, Папанинцев, Шмидта. Имена геройских кораблей носят улицы, названные в память ледоколов Седова, Малыгина, Ермака и знаменитого броненосца Потемкина.
Вообще с судостроением и судоремонтом у
