Карл Маркс. Любовь и Капитал. Биография личной жизни - Мэри Габриэл

На следующий день погода ухудшилась, снег с дождем кололи лица и руки собравшихся ледяными иглами, однако народу становилось все больше. 80-тысячный гарнизон Национальной гвардии был направлен на площадь, чтобы контролировать толпу — но и гвардия устала от монархии. Гвардейцы воткнули штыки в землю и присоединились к протестующим, что было встречено диким ревом восторга. Снова зазвучал призыв: «Долой Гизо!»

К полудню Луи-Филипп — слишком старый и слишком уставший, для того чтобы сражаться, — сдался и отправил своего могущественного министра в отставку. Возможно, он предполагал, что эта жертва удовлетворит толпу, но наступил вечер — и улицы буквально заполнились демонстрантами, выдвигавшими новые требования. Когда они, мужчины и женщины, двинулись по бульвару Капуцинов, держась за руки, их встретило полицейское оцепление. Полицейские открыли огонь. 50 (по некоторым данным 80) человек были убиты. Демонстранты погрузили 16 мертвых тел на телеги и пошли по темному городу в факельном шествии {19}.

Скрежет колес по брусчатке и глухой топот тысяч ног эхом разносились по пустым улицам. Больше не было слышно криков или революционных песен. Мертвое молчание разъяренной толпы было гораздо страшнее.

Можно с уверенностью сказать, что в эту ночь мало кто спал. Ни протестующие, ни король не спали точно. Всю ночь люди строили баррикады. Было выбито более миллиона камней из парижской брусчатки, срублено более 4 тысяч деревьев — и на улицах выросли 15 тысяч баррикад, которые должны были противостоять атакам армии и полиции. Но к утру армия начала переходить на сторону народа {20}. 24 февраля, преследуемый, без сомнения, видениями ужасов Великой французской революции и гильотины, на которой погиб Луи XVI, Луи-Филипп отрекся от престола и в простом платье бежал в Англию, объявив, что не хочет проливать кровь французского народа; корону он передал 9-летнему внуку. Он хотел сделать ребенка суверенным властителем Франции, его мать должна была исполнять обязанности регента до его совершеннолетия — но ситуация развивалась наперекор этому фарсу. Мальчик и его мать тоже бежали, во Франции было сформировано Временное правительство {21}.

Алексис де Токвилль, аристократ, не слишком симпатизировавший оппозиции, тем не менее был одним из наиболее красноречивых и объективных летописцев тех событий. В своем выступлении перед избранной нижней палатой парламента Франции, палатой депутатов — она была сформирована почти через месяц после того, как восстание пошло на спад, — он умолял политических лидеров открыть глаза и увидеть, чьими руками на самом деле совершена революция.

«Неужели вы не видите, что это их страсти — а не политика — имеют вес в обществе? Разве вы не видите, что это они формируют общественное мнение и идеи, которые предназначены не только для того, чтобы изменить законы, расформировать министерства или даже изменить форму правления в стране — но для того, чтобы изменить само общество?.. Поверьте, реальной причиной того, что люди теряют политическую власть, является лишь то, что они становятся этой власти недостойны!» {22}

Соединенные Штаты быстро признали новое французское правительство {23}. Европа осторожничала. Абсолютные монархии континента видели некоторую поэтическую справедливость в случившемся: Луи-Филипп взошел на престол в 1830 году в результате революции — и сейчас был свергнут революцией… однако долго испытывать удовлетворение по этому поводу им не придется {24}.

Примерно за неделю до того, как весть о Парижском восстании достигла Брюсселя, Маркс получил предупреждение о готовящемся взрыве. Французский социалист Жак Имбер, член Демократической ассоциации и политический беженец, предупредил Маркса об опасности. Однако вместо того, чтобы бежать в безопасное место, если волна насилия докатится до Бельгии, Маркс, Женни и вся семья переезжают из тихого пригородного Икселя обратно в столицу, в Буа-Соваж {25}. Энгельс был уже там: 29 января французская полиция ворвалась в его парижскую квартиру и дала ему 24 часа на то, чтобы покинуть Францию, в противном случае ему пригрозили экстрадицией в Пруссию. Этому событию есть два противоречащих друг другу объяснения {26}. Одно из них — французские власти были встревожены речами, которые он произносил перед немецкими эмигрантами, враждебно настроенными по отношению к властям {27}. Второе — он был выслан из-за женщины. Стефан Борн рассказывал, что Энгельс угрожал убить «графа Х», который выгнал свою любовницу, оставив ее без средств к существованию; в этом случае она была практически обречена на проституцию или на роль вечной наложницы для мужчин. Эта версия включала также слухи о дуэли. Реальные причины так и остались тайной {28}. Демократическая ассоциация просто опубликовала заметку в «Deutsche-Brusseler Zeitung», в которой говорилось, что организация полностью удовлетворена участием Энгельса в событиях, которые привели к его отъезду из Франции {29}.

После первых радостных новостей из восставшего Парижа домашние Маркса и Энгельса с нетерпением ждали новых сообщений. Однако дни проходили за днями, а новостей не было. Создавалось впечатление, что все стороны конфликта затаились, оценивая сложившуюся ситуацию и продумывая свои дальнейшие шаги. Бельгийские власти были давно осведомлены о наличии различных клубов и организаций радикально настроенных беженцев в Брюсселе, но не видели в них реальной угрозы. Однако все менялось. Росла безработица на бельгийских текстильных предприятиях, в маленькой стране начинался голод. Один исследователь бельгийского рабочего движения писал, что ни один день не проходил без того, чтобы «голодающий рабочий не разбил какую-нибудь витрину, чтобы спастись от голода в тюрьме» {30}.

Власти опасались, что иностранцы используют свои связи с Францией — и беспорядки начнутся уже в Брюсселе; существовала возможность того, что бельгийские рабочие возьмут пример с парижской толпы и решат, что без короля Бельгии значительно лучше {31}. В субботу, 26 февраля, бельгийское правительство опубликовало список лиц, за которыми ведется пристальное наблюдение и которым грозит выдворение из страны {32}. Тем временем Маркс и другие лидеры Демократической ассоциации начали оповещать членов организации и друзей о демонстрации, которая должна была состояться следующим вечером, чтобы «мирным и приемлемым для бельгийских правительственных институтов путем получить те преимущества, которые французские рабочие выиграли сами» {33}. Виктор Тедеско переходил от кафе к кафе, останавливаясь у стоек, присаживаясь за столики и призывая людей выражать свой протест {34}. В воскресенье вечером количество народа на Гран-Пляс, в Отеле де Вилль, а также в соседних тавернах и кафе увеличилось, сюда подтягивались не только участники, но и просто любопытствующие.