Карл Маркс. Любовь и Капитал. Биография личной жизни - Мэри Габриэл

Граждане собирались выйти на мирную демонстрацию, но их число росло, они становились все более возбужденными, и ситуация накалялась. Уже раздавались крики «Да здравствует Республика!», звучала «Марсельеза».

Милиция (состоящая в основном из добровольцев, принадлежавших к среднему классу), полиция и пехотные подразделения армии, подкрепленные резервом из провинций, окружили широкую площадь конным и пешим строем и заметно нервничали. В ответ все более шумной и агрессивной становилась и толпа. Энгельс, Стефан Борн и Люпус были среди других немцев, наблюдая через витрины кафе, как сотни людей заполняют близлежащие улицы. Толпа скандировала: «Сво-бо-да! Равен-ство!» Внезапно жандармерия двинулась навстречу людям, демонстрантов хватали, валили на землю и избивали, а следом веером рассыпались полицейские, хватая тех, кто пытался бежать {35}. Люпус был остановлен и обыскан, у него нашли нож — и его взяли под стражу вместе с 34 бельгийцами и 4 иностранцами. Его допросили, поместили в камеру предварительного заключения, а затем отправили в тюрьму {36}. Позже Маркс утверждал, что Люпуса избили пьяные полицейские, которые «сорвали с него очки, били его и издевались над ним… Они его пытали». (Правый глаз Люпуса был поврежден так сильно, что возникла угроза потери зрения, хотя других тяжелых травм у него не было.) {37}

Правительство Леопольда в некотором отношении было гораздо хитрее, чем правительства других европейских государств. Власти Брюсселя полагали, что, если бы им удалось доказать, что за демонстрантами стоят немецкие зачинщики, они смогли бы обмануть бельгийское население, убедив его, что соотечественники ничего не имеют против своего правительства. На худой конец это помогло бы им выиграть время и оттянуть революцию на какой-то срок. Кроме того, были умело распущены слухи, что король сам готов отречься от престола, поскольку в душе является республиканцем. Эта умная многоходовая кампания укрепила позиции Леопольда, обеспечив ему поддержку народа, — хотя на самом деле ни о чем таком он, конечно, и не помышлял {38}.

В понедельник по Брюсселю расползлись слухи, что за воскресные беспорядки несут ответственность немцы с сомнительной репутацией, которых уже в свое время выгнали даже из собственной страны. В статье для «The Northern Star» Энгельс пишет: «Не прошло и дня, как вся масса лавочников, из которых вербуется гражданская гвардия, подняла единодушный вой против немецких бунтовщиков, желающих ввергнуть в революцию их счастливое бельгийское отечество.

У немцев было назначено место встречи в кафе, куда каждый из них должен был доставлять последние новости из Парижа. Но шум, поднятый лавочниками, был так велик, и о мерах, принимаемых правительством против немцев, ходило столько различных слухов, что немцы вынуждены были отказаться даже от такого безобидного способа общения между собой» {39} [39].

Женни отмечала, что полиция, армия и городская милиция были буквально науськаны на немцев-эмигрантов, которые в связи с этим решили, что пришла пора вооружаться. «Закупались ножи, револьверы, etc. Карл охотно давал на это деньги, поскольку только что получил наследство», — замечает она между делом в своей автобиографии, написанной много лет спустя {40}.

Действительно, в начале февраля Марк получил обещанные 6000 франков от своей матери {41}. Деньги нужны были срочно — на уплату долгов. Кроме того, нужно было отложить какую-то сумму на будущее, потому что никакого другого дохода в их семье не предвиделось. Но Маркс редко думал о будущем и о собственных финансах. Деньги задерживались у него в руках буквально на минуту — после чего меняли хозяина. В большинстве случаев он сразу же тратил в несколько раз больше, чем получил. Женни знала, чем им грозит преждевременно растраченное наследство: кредиторы, неуверенность, обман. Тем не менее она, кажется, не спорила с тем, что Маркс покупает оружие для повстанцев, а не еду для своей семьи. Удивительно, но она была исполнена наивного удивления по поводу той тревоги, которую вызывал у бельгийского правительства ее муж.

«Во всем этом власти видят заговор и преступные планы: Маркс получил деньги и скупает оружие, поэтому от него нужно избавиться» {42}.

Как предположили некоторые биографы Маркса, Женни считала, что бельгийскому правительству незачем опасаться Маркса и его товарищей, потому что они хотели продолжать свою борьбу дома, в Пруссии. Но и будь это так, Бельгия все равно была в своем праве изгнать вооруженных повстанцев, стремящихся свергнуть ее союзника. Несколько наивные и странные соображения Женни указывают на то, что она до сих пор не вполне уяснила и разделила революционные идеи своего мужа, которыми она так восхищалась в письмах к мужу, — она не понимала, что в материальном воплощении эти идеи превращаются в реальные выстрелы и кровь.

1 марта Люпус и другие арестованные в воскресенье иностранцы были посажены в черные полицейские фургоны, отвезены на вокзал и отправлены во Францию. Кончалось и время, отведенное Марксу. В понедельник, 28 февраля, полицейский шпик донес, что Маркс передал двоим мужчинам банкноты на сумму 2100 франков. Если бы было доказано, что Маркс дает деньги на оружие бельгийским бунтовщикам, его бы могли казнить. Маркс говорит Женни, чтобы она увозила детей в Трир, но она отказывается. Женни уже сталкивалась с преследованием властей на родине — ее, как жену Маркса, допрашивали. (Даже пожилую мать Маркса допрашивали — на предмет денег, которые она посылала сыну. Ее заставили подписать показания под присягой, что это было сделано, чтобы поддержать семью.) {45}

Союз коммунистов тем временем переводит свой Центральный комитет из Лондона в Брюссель, чтобы быть поближе к революционному Парижу. Однако 3 марта Маркс решает, что руководство вновь должно переехать, на этот раз прямо в Париж {46}. Вполне возможно, что он и сам решил ехать туда: Фердинанд Флокон, редактор парижской оппозиционной газеты «Ла Реформ», входил теперь во Временное правительство, и это давало Марксу шанс и возможность вернуться во Францию. В письме, датированном 1 марта, но полученном парой дней позже, Флокон пишет Марксу: «Тирания Вас изгнала, но свободная Франция раскрывает свои двери перед Вами и всеми теми, кто сражался за святое дело, за братское дело всех честных людей» {47}.

Письмо Флокона было как нельзя более кстати: 2 марта король Леопольд I подписал указ о выдворении Маркса из Бельгии навсегда {48}. Маркс, Энгельс и Борн переночевали в доме друга за пределами Брюсселя, чтобы избежать ареста, но 3 марта в 5 часов вечера Маркс был уже в Буа-Соваж — и здесь ему был вручен ордер. В нем был проставлен уже знакомый срок — 24 часа на сборы и отъезд {49}. Женни и Ленхен начали спешно собирать вещи, а это было не самой легкой задачей, ведь они прожили в Брюсселе более трех лет. Маркс созвал пятерых членов Союза коммунистов, включая Энгельса и Гиго, к себе в кабинет. Они договорились о переезде Центрального комитета в Париж и наделили Маркса полномочиями представлять там руководство Союза {50}.