Карл Маркс. Любовь и Капитал. Биография личной жизни - Мэри Габриэл

Парламент объявил, что не даст одобрение на кредит, пока король не одобрит наконец конституцию, которую его отец пообещал дать еще 30 лет назад {22}. Фридрих Вильгельм отказался, заявив, что не позволит жалкому клочку бумаги встать между ним и любящим его народом. Заодно он расформировал и сам парламент, но не раньше, чем все прусские газеты опубликовали его выступления (становившиеся все более смелыми). Один из наблюдателей отмечал: «Царили такие настроения, что Объединенный ландтаг… чем-то напоминал Французскую ассамблею 1789 года» {23}. Тем не менее после этого события потребовался еще год, чтобы в Пруссии произошло что-то вроде революции, да и то лишь после переворота в Париже и гораздо более драматичного падения могущественного австрийского князя Клеменса Венцеля фон Меттерниха.

В свои 74 года Меттерних для оппозиционеров всех мастей был воплощением всего неправильного и реакционного, что в принципе могло быть в европейских монархиях и правительствах. Он был архитектором Венского конгресса и создателем Священного союза реакционных держав — Пруссии, Австрии и России, — который существовал исключительно для того, чтобы сохранять собственные мощные позиции в европейском раскладе сил и держать Польшу разделенной и покоренной. Меттерних не был королем или императором, «всего лишь» канцлером — но говорил всегда от лица всей Германии и считался главным дипломатом континентальной Европы {24}.

После революции во Франции, известия о которой достигли Вены в самый разгар карнавала, 29 февраля, все классы в Австрии поглядывали друг на друга с недоверием и подозрением. Восстание назрело, это было очевидно, но кто его начнет? Незадолго до этого группа венских студентов-медиков обратилась к императору Фердинанду с петицией. Позиционируя себя как либералов, а не радикалов, они просили о проведении реформ: свобода прессы, свобода слова, конституция и академические свободы.

Когда петиция была проигнорирована, несколько тысяч студентов организовали демонстрацию, к которой примкнули и рабочие; она состоялась в день заседания ландтага Австрии, 13 марта. Однако войска открыли огонь по демонстрантам, 15 человек были убиты. Протесты ширились, теперь уже в поддержку демонстрантов. Даже национальная гвардия присоединилась к оппозиции {25}. Возмущение людей было так велико, что к концу дня после 40 лет пребывания у власти Меттерних ушел в отставку (как и Луи-Филипп, он был вынужден переодетым бежать в Англию) {26}. Два дня спустя Фердинанд сдался и пообещал конституцию, а самопровозглашенный Академический легион студентов взял под контроль Вену.

Карнавал, приветствовавший вести из Франции, закачало из стороны в сторону. По всей империи — в Будапеште, Праге, Венеции — люди требовали свободы {27}. В течение пяти дней Милан восстал против Австрии. Рабочие и ремесленники строили баррикады из роскошных часов, мебели красного дерева, столов и скамеек из великолепных миланских соборов; за несколько часов весь город покрылся сетью баррикад. У миланцев было всего 600 мушкетов, поэтому они импровизировали: в ход пошли пики, мечи и дубинки из реквизита Ла Скала. К концу недели город перешел в руки восставших {28}.

В свою очередь, новость о событиях в Вене дошла до Берлина 16 марта. В городе уже начались беспорядки, шли уличные бои, как и в Париже, однако действия бунтовщиков не были организованы, вспыхивали спонтанно и были проявлением разочарования населения, где только один из десяти мог получить регулярную работу, а половина из получивших ее зарабатывали гроши, словно ученики-подмастерья. 85 % 400-тысячного населения Берлина принадлежали к низшим классам, а половина из них прозябала в нищете. Эти отчаявшиеся массы выступали против властей, грабя все что можно и схватываясь в драке со всеми, кто пытался им противостоять. К тому времени восстание в Вене стало более организованным; студенты, радикалы, либералы, представители среднего класса объединили свои усилия и стали выступать более осмысленно, предъявляя правительству тщательно сформулированные требования. Королю была передана очередная петиция о свободах — и на этот раз он прислушался к требованиям {29}.

18 марта в 10 утра Фридрих Вильгельм издал указ, по которому цензура была упразднена, а реформам был дан ход. Прусский кабинет министров ушел в отставку, король снова собрал распущенный ландтаг, с которым вместе собирался работать на благо объединенной Германии. Король появился на балконе перед ликующей толпой, которая собралась, чтобы поблагодарить его за уступки. Площадь была заполнена в основном простыми людьми, жителями Берлина и студентами, а по периметру ее оцепили конные гвардейцы. Голос короля тонул в реве толпы. Люди слышали то, что хотели слышать, — что они получат все, чего требовали. Раздалась барабанная дробь, казалось, это сигнал войскам отступить, но вместо этого гвардейцы направили лошадей прямо на толпу, рассекая и рассеивая ее. В суматохе грохнули два выстрела — и радость мгновенно превратилась сначала в ужас, а потом в ярость. Люди подумали, что это король отдал приказ открыть огонь {30}. Как рассказывал очевидец, «поднялся ужасающий шум, раздались крики: «Нас предали!» — а затем и призыв: «К оружию!» {31}

Очевидец продолжает: «Все улицы вскоре оказались перегороженными баррикадами. Камни брусчатки словно сами выпрыгивали из земли и укладывались в завалы, увенчанные черными, красными и золотыми флагами; на баррикадах собирались толпы горожан — студенты университета, лавочники, художники, рабочие, ремесленники, наспех вооруженные всеми видами оружия, от винтовок и ружей до топоров, молотков и пик» {32}. На фасаде дворца было вывешено белое полотнище с одним словом «Ошибка!», но было уже слишком поздно {33}. В четыре часа дня ударили церковные колокола, словно знаменуя начало ужасной битвы. Всю ночь грохотала артиллерия — правительственные войска вели огонь против повстанцев, горящих жаждой мести. Но еще ужаснее были звуки одиночных выстрелов и раздававшиеся следом крики ужаса и боли — безошибочное свидетельство исполнения приговора…

На следующее утро, в воскресенье, церковные колокола снова звонили, а король приказал прекратить огонь {34}. После событий страшной ночи, отзвуки которой были хорошо слышны во дворце, король Фридрих Вильгельм решил, что единственный способ спасти свой трон — это сдаться на милость своего народа, веря в его лояльность. Он приказал армии уйти из города и открыл арсенал для горожан, чтобы они сами могли организовать охрану безопасности столицы {35}. К трем часам дня войска начали выходить из Берлина, а горожане стали разбирать баррикады {36}. К полудню понедельника мир был восстановлен {37}. Когда стемнело, едва ли не в каждом окне Берлина горел свет, а люди высыпали на улицу и смотрели, как полк за полком маршировал прочь из города {38}. Затем отовсюду потянулись молчаливые колонны людей — к дворцу. В ходе боевых действий погибли сотни людей, по ним были выпущены несколько сотен тысяч патронов и снарядов. Имена погибших, написанные на транспарантах, плыли над молчаливой толпой грязных от крови и пороха людей. Люди вновь заполнили площадь перед дворцом. Теперь они вызывали короля, и он появился на балконе вместе со своей супругой {39}. Кто-то выкрикнул: «Шляпу долой!» — и король, никогда прежде не склонявший головы ни перед одним человеком, снял шляпу, чтобы почтить память мертвых {40}.