ГИТЛЕР, Inc. - Гвидо Препарата

В августе 1933 года происходит решающее событие: встреча Шахта с германскими стальными королями — среди последних гиганты Крупп и Сименс. Все вместе они учреждают Металлур­гическое научное общество (Metallforschungsgesellschaft), или сокращенно Мефо. Это была фиктивная корпорация с кро­шечным уставным капиталом (250 тысяч марок), под который с 1934-го по 1938 год было выпущено векселей на 12 миллиардов рейхсмарок, предназначенных на выполнение военных за­казов по той же, только что описанной процедуре. Вексель «Мефо» был искрой, запустившей процесс перевооружения Германии. Несмотря на то что до начала военных действий только 20 процентов всех расходов на вооружение было про­финансировано таким образом, доля «Мефо» в расходах на военные заказы составила в первые годы 50 процентов. «Абсо­лютная секретность этого соглашения сохранялась вплоть до самого конца войны» (58).

Вексель «Мефо» был уникальной ценной бумагой: он обеспе­чивался виртуальными ценностями — символами собственности, каковая в сумерках Веймарской республики сосредоточилась в руках немногих паразитирующих собственников, новых нео­споримых хозяев Германии. Вексель «Мефо» был плодом тесного союза между экономическими правителями и черным рыцарст­вом, между высшими немецкими кланами и нацистами, которые, обладая монополией на насилие и обещая войну, создали, соот­ветственно, две фундаментальные экономические предпосылки: они обеспечивали сбор налогов и гарантировали доход, обещан­ный нацистским векселем, — те 4 процента, проставленные в штампе на ценной бумаге. Именно цена золота, денег, каковая в мире, искаженном неистовым протекционизмом, могла, как на­деялись нацисты, быть возмещена за счет грабительской войны. Гитлер сам подтвердил это на третьем году войны:

Выплата долгов... не представляет никаких проблем. Во-пер­вых, территории, которые мы захватили силой оружия, по­ставляют нам ценности, намного превосходящие затраты на ведение войны; во-вторых, дешевый труд двадцати миллио­нов иностранцев в германской промышленности представ­ляет собой экономию, размер которой опять-таки намного превосходит суммы долговых обязательств государства (59).

В действительности это был очевидный мошеннический трюк: нацистские векселя не были обеспечены ни одним граммом золота, за ними стояли совершенно иные системы отношений, которые, по определению, изменялись соответственно полити­ческим веяниям времени. За векселем «Мефо» не стояло ниче­го, кроме призрачных будущих дивидендов, несуществующей корпорации, доброй воли немецких стальных королей, пресло­вутой дисциплины и трудолюбия тевтонов и активного участия местных банкиров и международных финансовых кругов, кото­рые с помощью своих сетей смогли поставить, как мы подробно покажем ниже, сырье, необходимое для неслыханно быстрого оснащения грозной непобедимой армии.

Основываясь на этих впечатляющих монетарных предпо­сылках, экономисты Третьего рейха реконструировали капита­листическую машину. Надо было преодолеть две главные труд­ности: (1) освободить экономику от непропорционально высоких накладных расходов и (2) найти выход огромному про­изводственному потенциалу современной промышленности, причем такой, чтобы компенсации, доход и прибыль были в до­статочной степени сбалансированы.

Для того чтобы достичь первой цели, рейхсбанк должен был открыть шлюзы. Повторным дисконтированием векселей, пере­данных ему кредитными учреждениями, банк-эмитент обеспе­чил решающее вливание ликвидности в экономику. Часть этой денежной массы шла на погашение долгов ослабленных кризи­сом предприятий (фирм и банков) (60), часть шла на оживление экономики. На этот раз у Германии появились немецкие деньги, а не заимствованное покрытие золота, фунта или доллара. По официальным данным, золотой резерв покрывал в 1936 году 1 процент циркулирующих в обращении бумажных денег (61); в глазах народа для доверия к этим купюрам было достаточно го­сударственной печати; бумажные деньги брали без колебаний — это были действительно настоящие деньги.

Приход к власти нацистов совпал с великим торжеством: бы­ли практически аннулированы все частные задолженности. В начале 1933 года процентная ставка составляла более 8 про­центов (62); к 1935 году с помощью с размахом проведенных ма­хинаций с другими, по-разному называвшимися векселями, рас­пространяемыми по Германии, Шахт сумел ужать ставку банковского процента до 2,81 процента (63). В Германии снова появилась настоящая ликвидность.

Затем в игру вступили нацистские экономические министер­ства; все их внимание было сосредоточено на промышленном секторе: прежде всего, в июле 1933 года они декретировали об­разование «принудительных картелей», то есть добились кон­центрации всех основных концернов; потом последовала льго­та на капитал, так называемое Preisfinanzierung (ценовое финансирование).

Рейх размещал заказы на производство товаров и строитель­ство и соглашался на цены, которые, в дополнение к доходу предпринимателя, включали оплату ускоренной амортизации (то есть при допущении по умолчанию, что изнашивание обору­дования происходит быстрее, чем обычно), что было равно­сильно возмещению затрат на выплату процента и к уступке бо­нуса, который фирма должна была использовать на расширение производства (схема самофинансирования). В 1937 году отноше­ние ставки процента к стоимости продажи снизилось до 0,4 про­цента (64).

Коммерческим банкам были делегированы чисто дисконт­ные функции: они все же сохранили привилегированное право взыскивать процент за векселя, предоставленные государством, но, однако, им пришлось отказаться от куда более важной пре­рогативы диктовать сущность и направление инвестиций, так же как и от высокой, полученной этим последним способом ренты (65). Эта рента присваивалась не коммерческими банка­ми, а государством, которое и отдавало ее предпринимателям в виде Preisfinanzierung (ценового финансирования).

В течение этого цикла уровень заработной платы рабочих был заморожен на уровне депрессии 1932-1933 годов, то есть на 21 процент ниже, чем в благополучном 1929 году (66). Декрет, ограничивавший цены, был издан, однако, только в ноябре 1936 года. Таким образом, на фоне ограничения потребления было увеличено производство вооружений, а исходные заимст­вования из краткосрочных превратились в долгосрочные; так началась консолидация.

Теперь немцам говорили, что вложенные ими деньги будут заморожены — истечение срока действия государственных цен­ных бумаг постепенно было продлено (28 лет с момента прове­дения первого аукциона государственных облигаций в 1935 году 4 процента годовых). Война должна была сделать доступ­ной оплату всех счетов. Экономика тем временем находилась на подъеме: с 1933-го по 1936 год германский ВВП увеличивался в среднем на 9,5 процента в год, а производительность труда и в мастерских на 17,2 процента. Средний уровень государственного потребления увеличивался в год на 18,7 процента, в то время как частное потребление увеличивалось ежегодно всего лишь на 3,6 процента (67).

В 1936 году военные расходы составили приблизительно по­ловину всех государственных затрат. И эта доля с тех пор стала быстро расти.

Нацистские векселя первоначально оплачивались за счет на­логов, но по мере консолидации финансовые руководители пришли к выплате одних только процентов по долгосрочным займам, отложив выплату основного долга до окончания воины. Откладывая таким способом наступление «черного дня», отме­чали специалисты Английского банка в 1939 году (68), нацисты смогли выровнять кривую циклических падении и подъемов «на десять, а возможно, и на двадцать лет»: создавалось впечат­ление, что все усилия были проникнуты легкостью заимствовании под нулевой процент.

Гитлер слепо верил в свои дивизии. По-видимому, эту веру разделяли и те, кто поддерживал Гитлера финансово. Через че­тыре года Гитлер мобилизовал свои армии, дав к 1938 году рабо­ту девяти миллионам безработных (69), перераспределив богат­ства путем установления прогрессивного налога (70). улучшив в какой-то степени качество жизни к 1939 году и подавив малей­шие инфляционные поползновения.

Наконец, избыток современных промышленных мощностей, которые искусственно сдерживались низким уровнем цен и развитие которых не подчинялось логике получения прибы­ли. Какой отсюда выход? Война. Шахт помог Гитлеру выманить на поверхность те денежные накопления, которые лежали под спудом в течение трех долгих лет, для того, чтобы под три-четы­ре процента финансировать войну. «[Шахт]: Мне надо было найти способ извлечь из сейфов этот дремавший на депозитах и в карманах капитал... а не ждать, что он и дальше останется там или потеряет свою ценность» (71).

В течение всего нацистского бума собственники денег накап­ливали проценты; им следовало дождаться окончания конфлик­та на Востоке — таково было общее понимание событий, — чтобы получить назад весь свой капитал. Они поэтому позволили Гит­леру израсходовать на выполнение этой миссии более 100 мил­лиардов марок (72). Это не было экономическим выздоровлением, а лихорадочной, замешенной на соленом поте, подготовке к последнему подвигу Геракла.