Тень Бога. Султан Селим. Владыка османов и творец современности - Алан Михаил

обратном пути из Египта Кемаль подвергся нападению флотилии рыцарей-госпитальеров Святого Иоанна с Родоса, но он успешно защитил от них свой корабль и даже захватил пять их судов. С этих кораблей прибыли огромные сокровища и сотни пленников, которых Кемаль доставил Баязиду в присутствии Хайра. Позже в тот же день один из самых доверенных приграничных военачальников Баязида, Малкочоглу Балибей, вернулся в Стамбул из кампании на Балканах, где он также захватил много денег, собственности и рабов. Хайр-бея, ошеломленного всем этим богатством, щедростью османского двора и гегемонистской властью султана, легко подкупили деньгами, рабами и обещаниями роскоши и власти в обмен на его лояльность.

Информация о деталях сделки отсутствует, но ясно одно: как только Хайр вернулся в Алеппо, он начал секретную переписку с двором Баязида, передавая ему полезную информацию о делах мамлюков[445]. Эта имеющее решающее значение разведка продолжилась, и когда на трон вступил Селим. Оба османских правителя постоянно посылали Хайру подарки и деньги в обмен на шпионаж, который он обеспечивал. В конечном итоге измена Хайра была раскрыта, и в мамлюкских исторических источниках он с тех пор обозначался как Хаин-бей, а не Хайр-бей – игра слов, поскольку «хаин» означает «предатель»[446].

* * *

Весной 1515 года, перезимовав в Амасье после отступления из Тебриза, Селим и его солдаты вернулись в Стамбул как раз в тот момент, когда его дворцовые садовники сажали тюльпаны всех оттенков красного. Пришло радостное известие о рождении у него второго внука, мальчика по имени Мустафа, которого вскоре, еще в юности, будут описывать как обладателя «необычайного таланта»[447]. Мустафа родился в Манисе, где Сулейман теперь занимал пост бейлербея. Мустафа и его отец переняли традицию семейной вражды. В 1553 году после рождения еще нескольких сыновей Сулейман прикажет задушить Мустафу, своего самого могущественного соперника.

Для подготовки к войне против мамлюков Селиму пришлось восстановить моральный дух янычар и заручиться их поддержкой после годовой кампании на восточной границе. Он одаривал своих солдат награбленным и одаривал их церемониальными почестями в качестве поощрения за их победу при Чалдыране. Их отмечали императорскими процессиями и банкетами, прославлявшими их храбрость и силу в борьбе с врагом. В то же время Селим приказал перевооружить свои войска: были запасены патроны и доспехи, отлиты новые пушки, выкованы новые мечи. Что еще более важно, он работал над перераспределением сил, которые будут владеть этим оружием. Как и на протяжении всей своей карьеры, Селим расширил ряды армии за пределы элиты янычар, отыскивая нерегулярных бойцов, которые были бы верны только ему одному. Он всегда презирал солдат, всю жизнь продвигавшихся по служебной лестнице, людей, которые преуспевали больше в административных спорах, чем на поле боя. Он очистил имперские силы от многих из этих людей – одних казнил, других уволил – и заменил их верными товарищами по предыдущим операциям, людьми, которые доказали свою решительность в бою, преданность империи и готовность пожертвовать своей карьерой и жизнью.

Тем же летом, когда португальцы захватили Ормуз, Селим решил усилить свой флот. Чалдыранская кампания выявила слабость османского флота: корабли, направлявшиеся в Трабзон для пополнения запасов армии, оказались совершенно не состоятельны при выполнении определенных задач, а теперь, после длительного путешествия по Черному морю, они еще более отчаянно нуждались в обновлении[448]. Для успешного вторжения в Империю мамлюков требовалось иметь постоянный флот в портах Восточного Средиземноморья, чтобы обеспечить продовольствием армию, идущую на юг, и поддержать ее атаки артиллерийским огнем с моря. Главный приз – Каир – находился гораздо дальше по суше от Стамбула, чем Чалдыран, и Селим не хотел повторения предыдущей военной кампании, в которой его армия испытывала недостаток продовольствия и припасов и которую измотал и обозлил долгий поход до Чалдырана.

Подготовка к войне набирала темпы, а Селим тем временем сделал предупредительный выстрел в сторону мамлюков. Основываясь на разведданных, полученных от Хайр-бея в Алеппо, Селим направил небольшой батальон для атаки на одного из доверенных лиц мамлюков в буферной зоне Юго-Восточной Анатолии. В июне османские войска легко захватили территории ранее вооруженной ими группировки – племенной конфедерации Дулкадиров, взяв в плен ее лидера Ала ад-Даулу[449]. В качестве не слишком скрытого проявления агрессии и продолжения императорской традиции дарения подарков Селим отправил голову Ала ад-Даулы султану Ашрафу Кансуху аль-Гаури в Каире. Для того чтобы исключить неправильное толкование его послания и следовать надлежащему дипломатическому протоколу, Селим прикрепил к отрубленной голове официальное объявление войны.

* * *

Теперь, когда вопрос о возможности вторжения Селима не стоял, аль-Гаури бросился в бой. Как и Селим, он собрал свои войска и подготовил оружие и направил миссию ко двору шаха Исмаила, чтобы предложить в очередной раз объединиться против османов[450]. Через год после позора в Чалдыране Исмаил смог оставаться трезвым достаточно долго, чтобы наметить планы создания объединенных вооруженных сил; однако посланник аль-Гаури, прибывший ко двору Сефевидов, оказался еще одним шпионом Селима. Весной 1516 года, когда Исмаил готовился отправить войска аль-Гаури, Селим послал мамлюкскому султану еще одно письмо с угрозами, сообщив ему, что знает все о его «тайных» планах с Сефевидами, назвав его глупым трусом и добавив, что он скоро уничтожит империю мамлюков.

Пораженный письмом, аль-Гаури решил быстрее двинуть свои войска на север, к границе. Он был уверен: чем скорее его армия достигнет театра военных действий, тем более выгодную позицию сможет занять. Однако подготовка оказалась сложной, что задержало его отъезд из Каира[451]. Для формирования огромной армии, необходимой для войны в Сирии, аль-Гаури потребовал от каждой деревни предоставить людей для военного похода, привлекая как крестьян, так и торговцев. Неудивительно, что такое принуждение побудило многих бежать, что посеяло хаос по всей империи и усугубило нехватку сельской рабочей силы, необходимой для производства продуктов питания. И хотя продовольствия в стране стало меньше, аль-Гаури забрал большую его долю, чем обычно. В ходе беспорядков солдаты забирали лошадей как с государственных мельниц, так и из деревенских частных хозяйств. Без лошадей мельницы не могли работать, что привело к нехватке муки во всем Египте и Сирии. А без муки не было хлеба. Все это способствовало наступлению голода, опустошившему города от Каира до Анатолии.

Более того, учитывая общие ошибки в организации хозяйства и огромные затраты, необходимые для борьбы с португальцами в Красном море и Индийском океане, мамлюкская казна в те годы испытывала нехватку денежных средств. Это означало, что большинству солдат платили векселями, а это явно не тот способ, который может воодушевить