Современный румынский детектив [Антология] - Штефан Мариан

— Что изобрела Рафаэла?

Собравшись с силами, рыжая бестия прохрипела:

— Новый вид топлива.

Я сжал ее горло еще сильнее:

— Топливо, говоришь? Но ведь Рафаэла, кажется, была биологом. Какое она имела к этому отношение?

— Топливо из водорослей, — с трудом выдавила Серена. — Какой-то простой и дешевый метод. Несметное богатство…

Я разжал пальцы.

— Браво! Видишь, оказалось совсем не страшно.

Я опять прилег на кровать. Чертовски хотелось есть, а горизонтальное положение немного успокаивало боль. Протянул было руку к выключателю, но раздумал — совсем не хотелось видеть эту гадюку, настолько она мне была омерзительна.

— Откуда вы узнали про изобретение Рафаэлы? Серена нервно сглотнула, а потом начала рассказывать:

— Несколько месяцев назад Аркадие позвонил какой-то неизвестный человек и дал двухмесячный срок для получения материалов, после чего обещал сесть с ним за стол переговоров. Он признался, что пробовал говорить с самой Рафаэлой, но она оказалась патриоткой и послала его куда подальше. Аркадие, считавший Рафаэлу дурочкой, был страшно изумлен, что она сумела что-то там изобрести. В чем конкретно заключалось ее открытие, мы не знали. С большим трудом удалось выяснить…

Она говорила медленно, часто останавливалась, как бы подбирая слова, но мысли ее витали где-то далеко.

— Ну-ну, только не раскисай! А теперь ты расскажешь, как я могу заполучить это прекрасное изобретение.

— Для чего оно тебе?

Я закурил. Пламя зажигалки на мгновение осветило ее. Она послушно сидела с сумочкой на коленях. Однако в глазах сверкали искры. Я улыбнулся.

— А вот это уж мое дело.

— Не думаю, что тебе удастся воспользоваться им, — прошипела она сквозь зубы.

— Почему же? Или ты меня собралась отправить на тот свет?

— Да, да, да! — истерически завопила она.

Я нажал на выключатель, который все время теребил в руке, и свет ослепил ее. Она держала обеими руками пистолет, целясь в третью пуговицу моей рубахи. Но для меня такой поворот дела вовсе не явился неожиданностью — я слышал, как она взвела курок.

Серена кусала губы, а пальцы, которыми она стискивала рукоятку пистолета, побелели от напряжения.

Я закрыл глаза в знак того, что сдаюсь, и в то же мгновение она нажала на курок. Раздался глухой щелчок незаряженного пистолета.

— Бах! — гаркнул я, чтобы напугать ее.

Открыл глаза и, улыбаясь, показал шесть пуль, которые успел извлечь из пистолета, пока она принимала душ. На секунду Серена оторопела, но затем ее буквально прорвало. Она запустила в меня ненужной железкой, но я вовремя увернулся. Тогда с истерическими воплями незадачливая убийца набросилась на меня и начала царапаться.

— Ненавижу тебя, ненавижу!

Я перехватил ее руку и сжал запястье. Такими острыми ногтями она могла бы разодрать и обшивку батискафа, затонувшего в океане, — столь велика была сила ее ненависти. Я заглянул в голубизну ее линз и заключил в объятия. Мы стояли, прижавшись друг к другу, пока у нее не прошла истерика. Но еще долго она продолжала судорожно всхлипывать.

— Да, любимая, — я погладил Серену по волосам, — жизнь чертовски сложная штука, ничего не поделаешь. На твоем месте и я задыхался бы от злости. Ведь это надо — утонуть, как цыган, на берегу. Успокойся, такова жизнь. Уж ты должна бы это знать.

Мы еще долго не расставались. Это были странные минуты. Лежали на кровати, как два трупа, в кресле сидел третий. Я уже решил, что Серена заснула, как она вдруг спросила:

— Что ты задумал?

— Тебя волнует, что я с тобой сделаю? Да ничего. Ты нагадила везде, где только побывала, — желающих заставить тебя платить и так достаточно.

— А чем займешься ты?

— Я? Попытаюсь достать нужную мне сумму.

— Разделим по-честному?

— Не смеши меня! Этот вопрос следовало задать вначале, а не сейчас, когда весь торг испорчен.

— Но ты не можешь меня так оставить!

— Это почему же?

Она вздохнула и пожала плечами. Потом начала робко ласкать меня. Я не испытывал к ней отвращения, хотя она заслужила его в полной мере. Просто отстранил ее и встал. Расправил свой измятый джинсовый костюм — единственную уцелевшую вещь из моего некогда обширного гардероба.

— Ты проявила пленку?

— Какую пленку? — Она притворилась, что не понимает. Я бросил ей маленькую круглую кассету, которую нашел в сумочке. Она пристыженно шмыгнула носом, переменила позу, и ее платье задралось выше колен. Серена откровенно выставляла свои красивые ноги. Однако на сей раз они меня не соблазняли.

— Как тебе удалось сфотографировать изобретение?

— Аркадие сделал все, чтобы заставить жену принести бумаги домой. Даже безумную ревность изобразил. Вот она и уступила. Чего не сделаешь ради такой любви…

— Копии не сделаешь.

— Копии?

— Да, копии с изобретения.

Я вытащил пленку и вставил ее в маленький диапроектор, который также был в сумочке Серены.

— Что ты имеешь в виду?

— Живи себе спокойно!

— Что это значит?

— На твоей пленке запечатлена масса интересного. Даже технология приготовления ванильного пудинга с изюмом, но только не то, на что вы рассчитывали.

Лицо ее вытянулось, будто она вместо сахара случайно бухнула соль в стакан с чаем.

— Да разве ты в этом разбираешься? — воскликнула Серена, цепляясь за последнюю соломинку.

Я сочувственно покачал головой.

— Не забывай, я учился в институте, где с первого курса пичкают биохимией. Ты и этот болван, — я махнул рукой в сторону Манафу, который все еще размышлял, куда ему вонзить свои рога, — напрасно старались. Рафаэла оказалась умнее вас.

— Невероятно! — потерянно пробормотала она.

— Очень даже вероятно. Всего хорошего.

— Анатоль!

И хотя я обычно с удовольствием оборачиваюсь, когда меня окликает женщина, на сей раз я оставил ее в одиночестве переживать свое поражение. С тех пор мы больше не виделись.

Глава XII. Напрасные хлопоты

Я забрал из гардероба дубленку, которую предусмотрительно сдал, прежде чем отправиться на свидание к самоубийце, лишенному чувства юмора, и к женщине, упустившей последний шанс. Я умирал от голода. Мысль о еде, дремавшая в моем подсознании, наконец-то вырвалась на волю, подобно стреле, слишком долго пролежавшей в колчане.

Небо было ясным. Падал мягкий снег. При сонном свете фонарей по заснеженным улицам спешили прохожие с перекошенными от мороза лицами. Из какого-то суеверия я решил пойти в ресторан «Рыбак», где ноги моей никогда не бывало, наивно полагая, что в этом случае преследователи (если они у меня есть!) не прервут моей трапезы. Будто мое отвращение к рыбе могло остудить рвение ищеек.

Деревья у входа в ресторан по случаю зимы были усыпаны вместо плодов нахохлившимися воробьями. В честь моего появления почему-то не пробили склянки, хотя в углу рядом с якорем покачивался бронзовый колокольчик. Там же располагалось и нечто вроде диорамы: из-за островков, поросших камышовыми и ивовыми зарослями, выплывала лодка. В ней под невидимыми лучами солнца нежился гипсовый торс моряка. Сей розовощекий блондин напоминал браконьера, изрядно погулявшего в дельте Дуная, а теперь заделавшегося инспектором рыбнадзора. Он ухмылялся с бесстыдством человека, привыкшего и к более забавным метаморфозам.

Я уселся за столиком меж двух огромных аквариумов. Карпы еще не сподобились окончательно задохнуться в своих лоханях, но по всему было видно, что им этого не миновать. Они широко распахивали красные рты, словно хулили свою жизнь под сурдинку, и медленно, как потонувшие калоши, перемещались среди пластмассовых водорослей.

Светильники на стенах, обитых панелями под красное дерево, отбрасывали слабый свет. Утварь была как на разграбленном пиратами судне: все стоящее, если оно и в самом деле было, прихватили морские разбойники, оставив только погнутые вилки да знаменитые ножи, с помощью которых можно разрезать разве что свежую икру.

Вокруг было шумно. Посетители уплетали за обе щеки, и при этом от морской болезни никто не мучился. Казалось, что кухней клиенты довольны. Я долго колебался, изучая меню, просто не знал, чем смогу утолить такой страшный голод.

Последовав примеру итальянской парочки, коверкавшей слова, я попросил: «сом запеченый» и «сом по-мельницки». И хотя я свободно объясняюсь по-французски, у меня почему-то возникли изрядные сомнения по поводу того, что мне принесут на тарелочке. Во всяком случае, я очень надеялся, что меня не угостят салфеткой с зубочистками, как это случилось с одним моим приятелем в подобной ситуации.

Я рассчитывал, что джинсовый костюм и небрежный вид делают меня похожим на иностранца. Ученик официанта, которому я сделал заказ, и в самом деле вообразил, что имеет дело с заморским гостем. Но бригадир оказался докой, такого на мякине не проведешь. Он подошел ко мне с насмешливым видом и, криво ухмыляясь, полюбопытствовал: