Мир хижинам, война дворцам - Юрий Смолич

Милиционеры стали кричать дружинникам самообороны:

— Эй, катитесь домой, отставной козы барабанщики! Все равно вытурят из совдепов ваших большевиков!

Дружинники хмуро огрызались:

— Кишка тонка! Гляди — порвется! Скажешь «гоп», когда перескочишь!

Харитон тихонько предложил Даниле:

— Слышь! Когда поставим винты в козлы, давай кликнем хлопцев, наложим милиции и поотбираем у них шпалеры, как у фараонов о феврале.

Но это предложение застало Данилу и ту секунду, когда он снова улыбался своим мыслям, и Харитон возмутился. Однако не успел он еще раз хорошенько обругать приятеля — и дураком, и дурилой, и дурбасом, и дурандасом, — как новое событие отвлекло его внимание.

У «ренскового погребка» Карантбайвеля вдруг появился Нарцисс в окружении молодых людей весьма картинной внешности. Некоторые были в черных шляпах с широкими полями и в черных плащах–разлетайках, другие в соломенных «канотье», куцых пиджачках и клетчатых бриджах под гетры, а некоторые — в темно–бирюзовых студенческих брюках и, не глядя на знойный летний день, в смушковых шапках на головах. Молодчики из клуба «Мать–анархия» — гвардия лидера киевских анархистов со смешной фамилией Барон — прибыли и «ренсковый погребок» то ли отпраздновать вчерашний акт Думы и области расширения революционных свобод, то ли просто ради тога, чтобы учинить скандал.

Остановившись в дверях и явно ища повода сцепиться с офицерами, Нарцисс запел:

Захожу я в ренскую, сяду я за стол,

Скину я хуражку, кину я под стол.

Спрошу я милку: «Что ты будешь пить?»

А вона говрить: «Ахвицеров бить…»

Это был недвусмысленный вызов, и подвыпившие офицеры стали хвататься за кобуры.

А Нарцисс орал, паясничая:

— Руси веселие — пити и бити! Да здравствует свобода пития и бития на Руси! Заходи бесплатно, патриот до победного конца! Мать–анархия всех угощает!

Молодчики, сгрудившиеся вокруг атамана, уже вытаскивали из карманов кастеты и финки.

Но неминуемый инцидент с неизбежной кровавой развязкой не успел разыграться, так как в эту минуту общее внимание привлекла процессия, спускающаяся со стороны Владимирской и уже приблизившаяся к коллегии Павла Галагана. Собственно, это была не процессия — маршировала какая–то воинская часть.

— Хлопцы! — охрипшим вдруг от волнения голосом закричал Харитон. — Передавай скорей по цепочке Василию Назаровичу: юнкера я идут!

Харитон засуетился, перекинул берданку с руки на руку, заглянул в ствол, даже подул в него, подтянул штаны и вообще стал производить массу лишних и совершенно ненужных движений.

Но тревога была ложная: шли не юнкера.

Юнкера, правда, тоже шли, но их было здесь совсем немного, только конвой, а под конвоем плелся разношерстный солдатский сброд. Это была просто толпа, и двигалась она не спеша, лениво шаркая сапогами и бутсами. Состояла толпа преимущественно из обтрепанных пехотинцев, но попадались и лихие кавалеристы, даже казаки с лампасами и огромными чубами торчащими из–под сдвинутых набекрень фуражек, были и матросы в полосатых тельняшках и широченных клешах — каждый шириной с добрую юбку.

Вели дезертиров. Их захватили во время облавы на Галицком базаре и теперь гнали на Киев–второй, к воинской рампе, чтобы погрузить в эшелоны и прямым ходом — на позиции, на пополнение поредевших фронтовых частей.

Публика на тротуарах реагировала по–разному. Кто мрачно поглядывал, кто проклинал то ли бога, то ли царя, то ли всероссийскую революцию. Офицеры возле Карантбайвеля вопили:

— Изменники! Продались Вильгельму и Францу–Иосифу!

Из театра Бергонье выбежал Боженко. Он отвечал за охрану собрания. В руке Боженко держал наган со взведенным курком.

— Тьфу? — плюнул о сердцах Василий Назарович, сразу увидев, что никакая опасность собранию не угрожает. — Что же вы, хлопцы, зря панику подымаете?

Он осторожно спустил курок и спрятал револьвер во внутренний карман: ему, деятелю столь мирной организации, как Центральное бюро профессиональных союзов, носить оружие не разрешалось.

Но излить свое негодование (меньшевики только что завалили и третью большевистскую революцию — о немедленном прекращении войны, — проведя решение о поддержке войны до победного конца) Боженко должен был. Он крикнул, обращаясь к дезертирам:

— Да здравствует мир без аннексий и контрибуций!

Этими словами как раз и заканчивались предложенная от имени большевистского комитета резолюция, которую меньшевики даже не дали дочитать до конца, устроив в зале обструкцию.

В толпе офицеров призыв Боженко вызвал возмущение, и они двинулись было, чтобы тут же проучить нахала и бунтовщика. Дружинники защелкали затворами.

Но инцидент с неминуемой кровавой развязкой не разыгрался и на этот раз. Какая–то сумасшедшая автомашина полным ходом летела с горы, оглушительно сигналя, чтобы все поскорее убирались прочь с дороги.

Это был легковой «рено» полевой службы Красного Креста, о чем свидетельствовали большие красные кресты на дверцах. Сотню таких автомобилей получил Юго–Западный фронт в подарок от Франции, но перевозить в них раненых было невозможно, так как санитарные носилки в машину не влезали. В народе эти автомашины прозвали «сестровозами», потому что в них главным образом, между попойками и дебошами, катались по городу загулявшие земгусары с сестрами милосердия. Так было и сейчас: в ландо — «сестровозе» развалилось два земгусара, две сестры милосердия сидели у них на коленях.

Этого Харитон стерпеть не мог. Крикнув Даниле: «А ну давай, перехватывай!», он выбежал на мостовую.

Данила машинально побежал следом, тоже с берданкой наперевес.

Оба они чуть не попали под колеса, водитель едва успел затормозить.

— А ну вылазь, золотари со своими потаскухами! — кричал Харитон. — Пехтурой дойдете, ноги не отвалится.

Сестры испуганно завизжали:

— Милиция! Безобразие! Разбой! Милиция!

Милиционеры тоже кинулись к машине: инцидент произошел в нейтральной зоне, посреди улицы, и тут уж они могли показать свою власть!

Но симпатии уличной толпы не были на стороне пассажиров «сестровоза». Барышни «шантеклер» и кавалеры «клеш» автомобилей не имели и «сестровозцам» остро завидовали, — поэтому они подняли крик против расточителей государственного добра. А офицерам представился случай излить гнев на излюбленный объект: земгусаров армия ненавидела яростнее, чем противника. Офицеры окружили «сестровоз» с угрожающими выкриками.

— Мерзавцы! — кричали офицеры. — Окопались! Забронировались! Мы кровь проливаем, а вы девок щупаете!

В эту минуту вынырнул из «ренскового» и Нарцисс. Он успел изрядно хлебнуть крепкого виноградного напитка во славу свободы пития на Руси. Теперь он жаждал бития.

— В морду им! — заорал Нарцисс. — Завязать шмарам юбки над головой и дегтем вымазать!

Боженко тоже очутился в толпе. Он кинулся выручать своих патрульных, сгоряча впутавшихся в скандал.

— Спокойно! — кричал Боженко. — Без паники! Сохраняйте революционный порядок! — Он мигом оценил положение. — Граждане и товарищи! В городе идет облава на дезертиров, а кто же эти субчики, как не самые настоящие дезертиры? Вношу предложение от фракции большевиков: мародеров — на фронт!

— Правильно! — поддержали офицеры. — В окопы!

— Вот я и говорю!.. Граждане офицеры, — уже распоряжался Боженко, — выполните ваш патриотический долг: догоните с этими жоржиками колонну и сдайте их караульному начальнику!.. А ты, холуй, — крикнул он водителю, — разворот сто восемьдесят градусов и доложишь своему начальнику: груз сдан в фонд обороны согласно приказу Временного правительства!.. А вы, — он обернулся к полуживым с перепуга сестрам, — подберите подолы и — айда! Пока не задрали вам юбки и ни всыпали горячих!..

Возгласы «ура» приветствовали справедливый суд и расправу.

Оба земгусара, под конвоем десятка офицеров, догнали колонну дезертиров и тут же были втиснуты в их ряды. Сестры кинулись бежать и другую сторону, — за ними погналась стая уличных мальчишек, улюлюкая и выкрикивая соответствующие случаю, но непечатные эпитеты.

Вполне довольный собой Боженко, пощипывая бородку, вернулся на вверенную ему территорию у театра Бергонье.

— Молодцы, ребята! — подмигнул он Даниле и Харитону. — Инцидент ликвидирован! Патрулирование продолжать!

Он направился к театру. Нарцисс, мурлыча: «Он зашел в ресторанчик, чекалдыкнул стаканчик», пошатываясь, двинулся за ним.

— Вам куда, гражданин?

— Я с тобой, Василий Назарович! Молодец ты, ей–богу! Переходи в анархисты, будешь у нас лидером!

— Катись! На заседании вашу бражку представляет другой сукин сын, по фамилии Барон и с душой баронской: спелся уже с меньшевиками и эсерами и наших валит!.. А тебя, Иисусова пехота, все равно без мандата не пропустят…