Мир хижинам, война дворцам - Юрий Смолич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он направился к театру. Нарцисс, мурлыча: «Он зашел в ресторанчик, чекалдыкнул стаканчик», пошатываясь, двинулся за ним.
— Вам куда, гражданин?
— Я с тобой, Василий Назарович! Молодец ты, ей–богу! Переходи в анархисты, будешь у нас лидером!
— Катись! На заседании вашу бражку представляет другой сукин сын, по фамилии Барон и с душой баронской: спелся уже с меньшевиками и эсерами и наших валит!.. А тебя, Иисусова пехота, все равно без мандата не пропустят…
Он перешагнул порог, и двое дружинников, охранявших вход, скрестили перед Нарциссом свои берданки.
С бранью, призывая все злые силы земли и неба на голову Боженко, большевиков, «совдепщиков» и вообще гегемона, Нарцисс поплелся через улицу назад, к своей братии.
Но посреди мостовой он вдруг остановился и завопил:
— Братва! Анархия! Под знамя Равашоля!
Анархисты кинулись к своему вожаку.
Нарцисс тем временем вытащил из–за пазухи черное полотнище. Полотнища натянули на две трости, и анархисты построились и колонну. На транспаранте белой краской было начертано:
«Мы — дезертиры. А ну, тронь!»
С песней о французском анархисте Равашоле, который призывал зарезать своего хозяина, а потом отправляться на виселицу, колонна анархистов двинулась вниз, к Крещатику. У каждого вдруг оказалась в руке бутылка — обыкновенная пивная бутылка, но с взрывчатой смесью: бомба! Угрожающе размахивая этими бомбами, анархисты пели:
Под голос набата, по гром канонады,
Под черное знамя, на зов Равашоля…
Окна и двери в домах поспешно захлопывались. Лавочники о грохотом опускали железные шторы в своих лавках.
3
Когда Боженко вернулся в зал, на трибуне стоял Андрей Иванов. Он взял слово по вопросу о том, какая же власть нужна Украине.
— Сама жизнь, — говорил Иванов, — требует, чтобы Всероссийский съезд Советов призвал автономию Украины в составе единой с Россией республики…
По залу прошел гул. Меньшевики кричали:
— Это — угроза русской революции!..
Эсеры тоже вопили, но — переполовинившись.
Украинские эсеры выкрикивали:
— Поддерживаем! Требуем автономии!
Русские эсеры присоединили свои голоса к меньшевикам:
— Измена! Вас инспирировала Центральная рада!..
— Нет, — отвечал Иванов. — Центральная рада тут ни при чем. Мы, большевики, единственная партия, которая не входит в Центральную раду. Но — такова платформа нашей партии большевиков, и она целиком отвечает чаяниям украинских рабочих и крестьян.
— Откуда вы там знаете, чего желают украинские рабочие и крестьяне? — послышались насмешливые выкрики.
Иванов положил перед собой на трибуну стопку бумажек:
— Вот резолюции сельских сходов, уездных съездов, разных собраний и митингов трудящихся. Таких резолюций — тысячи. Здесь у меня их несколько сот. Разрешите огласить? Чтение текста займет всего пять с половиной часов! Я начинаю…
В зале поднялся шум, топот ног и свист.
Когда кое–как установился порядок, Иванов сказал:
— Никогда не думал, что оглашение воли народа может вызвать в органе народного представительства такой отклик. Невольно приходишь к выводу, что этот орган потерял право представлять народ…
Шум разразился снова и не прекращался до тех пор, пока Иванов не убрал свою пачку бумаг.
— Ладно, — сказал Иванов, — не воспользуюсь парламентским правом цитирования документов в течение неограниченного времени. В этом, пожалуй и нет необходимости: все эти постановления единодушно требуют для Украины национальной автономии. — У него в руках появилась новая пачка бумаг, еще толще первой. — А вот это — резолюции сельских сходов с требованием передать крестьянам землю без выкупа. По Киевской губернии такие резолюции приняли крестьяне сел: Ракитное, Узин, Лосятин, Григорьевка, Забуянь, Загальцы, Красногорка, Ставы, Ново–Петровцы, Зозулинцы, Кагарлык…
Он читал и читал — десятки названий украинских сел, но за шумом в зале уже ничего не было слышно. Тогда Иванов крикнул страстно и горячо:
— Остерегайтесь игнорировать справедливые требования трудового народа! Своей политикой защиты интересов помещиков вы отталкиваете от себя неимущее крестьянство, как отталкиваете и рабочий класс политикой защиты интересов предпринимателей и буржуазии…
Гвалт поднялся невообразимый — меньшевики и эсеры бежали к трибуне, угрожая оратору кулачной расправой. Несколько членов президиума, схватив Иванова за полы пиджака, тащили его прочь с трибуны. Но Иванов сбросил с себя пиджак, оставшись в солдатской гимнастерке, и на мгновение снова показался на трибуне.
— Остерегайтесь пренебрегать и справедливыми требованиями украинцев! — крикнул он. — Ленин еще в апреле сказал: если в России будет республика Советов, то украинцы не отделятся, а вот если и дальше будет республика Милюкова! — а ваш Керенский продолжает политику Милюкова! — то украинцы и в самом деле пожелают отделиться…
Боженко подбежал к Пятакову:
— Товарищ Юрий! Возьми слово! Ты же для этих субчиков авторитет! Тебя деже меньшевики уважают!
Пятаков пожал плечами и что–то сердито ответил, но слов его Боженко в общем шуме не разобрал. Когда он переспросил, Пятаков крикнул ему прямо в ухо:
— Говорить об автономии Иванова никто не уполномочивал! Это своеволие! Я поставлю о нем вопрос на комитете!
— Ты что — сдурел? — опешил Боженко.
А Пятаков кричал ему то в одно, то в другое ухо:
— Вы — мальчишки! Нас горстка! Что мы можем? Я давно твержу: надо договориться с другими партиями!..
— С народом надо договариваться, а не с твоими партиями! — разъярился Боженко.
Иванов стоял у кулисы и пришпиливал булавкой оторванный рукав гимнастерки.
Боженко пробежал мимо него к трибуне:
— Мне слово! К порядку ведения собрания! Для заявления!..
Но на трибуну уже поднялся представитель фракции меньшевиков и стал читать проект резолюции.
Резолюция меньшевиков квалифицировала требование автономии как попытку сорвать дело обороны родины в войне против немецкого империализма.
Боженко собирался еще пошуметь, но тут ему сообщили что в вестибюле ожидает его старший офицер для особо важных поручений при командующем военным округом.
— Меня? — удивился Боженко. — Какое у него может быть ко мне дело? Что вы, хлопцы, насмешки надо мной строите?.. А может, он меня арестовать собирается? — мелькнула у Боженко догадка. — А? Хлопцы? За что бы это?
Дружинники схватились за берданки, но Боженко их остановил:
— Спокойно! Без паники!.. Раз он хочет меня видеть то, по–культурному, я не могу ему в этом откачать,
В вестибюле, меж колонн, и в самом деле стоял офицер. Сквозь широко открытые двери виден был автомобиль, остановившийся у подъезда, и там — еще два офицера.
— Так и есть! — констатировал Боженко. — Сейчас они меня, раба божия, оттарабанят в тюрягу!.. Спокойно, хлопцы, без паники! Ежели что, скажете Пятакову и Иванову, что Василий Назарович, мол, передавал привет…
4
Офицер козырнул Боженко:
— Штабс–капитан Боголепов–Южин, старший офицер для особых поручений при командующем…
— Здравствуйте! Боженко, столяр…
И сразу Боженко решил: в тюрьму не идти! Пусть зовет своих охранников! Боженко устроит им сейчас «тбан»: кликнет дружинников и, отобрав у офицерика документы, подкинет эту тройку в какую–нибудь колонну дезертиров, как тех жоржиков с «сестровоза», — пускай топают воевать до победного конца, пока там разберутся, кто они и как попали на позиции.
Но офицер с дезертиров и начал: на Подоле, мол, большая группа бежавших с фронт оказала сопротивление. На Контрактовой площади они дерутся с милицией. Воинские части заняты в других районах, и нужна вооруженная сила, чтобы задержать безоружных дезертиров и доставить их к приготовленным на воинской рампе эшелонам. Такой вооруженной силой в центре города является в настоящий момент только дружина рабочей самообороны. Старший офицер для особо важных поручений и обращался — в совершенно учтивой форме — к командиру дружины, с просьбой немедленно отправиться на Подол.
Штабс–капитан любезно улыбнулся:
— Ваше отношение к дезертирам нам известно. Мы, конечно, не одобряем самоуправства, и комендатура разберется, должны ли идти на фронт задержанные вами сотрудники Земского союза. Но мы ценим патриотический порыв…
Боженко смотрел на бравого офицера и дергал себя за бородку. Его так и подмывало заедать этому ферту в ухо. Патриотический порыв! Как вам это нравится? Еще скажет — наградить Георгием на проявленную храбрость в войне до победного конца! Георгия он, Боженко, уже имеет, и пулю под лопаткой за Перемышль тоже, и полгода дисциплинарного батальона заработал, прежде чем демобилизовали… Ах ты, олух царя небесного! Предлагая ему, Боженко, члену большевистской партии с марта сего года, стать жандармом! Ну и фрукт!.. Правда, партия не одобряет анархию в армии и требует организованного прекращения войны, но ловить дезертиров, это уж — извините!
