Соперник Византии - Виктор Алексеев

4. Не посрамим земли Русской

Весна на юг пришла серой, мрачной, с обильными дождями. Море еще холодно шевелило свое тело, будто обиженное чем-то, иногда вдруг возбуждалось и с яростью бросалось на берег. Но на земле было тихо, успокоенно, деревья как бы проснулись, выставив напоказ различные по величине и цвету, как веснушки, нежные почки, и они за считанные дни вдруг превращались в лапки, бутоны, стрелки, сверкая яркой молодой зеленью. Несмотря на пасмурное небо и бесконечные дожди, когда солнце, не успев появиться на горизонте и чуточку осветить остров Айферия, тут же пряталось за бесконечными движущимися мраморными облаками, все же теплом насыщало землю. На север, в родные края потянулись стаи птиц. Их стремительному движению, остроконечному четкому строю позавидовал бы опытный стратиг, а головному вожаку, движущемуся по невидимой дороге и непонятным законам воздухоплавания, покорялись тысячи километров, приближая к заветной цели - к дому, к хозяйству, заботе о новом поколении. Так крупной вязаной цепью проплывали лебеди, гуси, журавли и утки, а мелкими черными штрихами грачи и дрозды.

Войско Святослава готовилось к походу. Чинились, смолились лодии, укреплялись после долгой стоянки на берегу, штопались снасти, чистилось оружие, готовились запасы на длительный переход вначале по морю, а потом по Днепру до острова Святого Григория и порогов на Русь. Вообще остров Святого Григория считался территорией Древней Руси. Здесь обычно останавливались купцы и дружины, охранявшие их, после преодоления порогов, но территория обеих берегов Днепра считалась землей печенегов. И чаще всего у порогов, когда необходимо было выволакивать лодьи на берег, случались нападения печенегов с целью грабежа. Ныне, имея небольшую дружину, Святослав надеялся на слово императора и на прибытие свежего войска. Всю длинную зиму войско жило в полуголодном режиме, ибо за голову лошади, чтобы сварить похлебку для дружины, платили по гривне, а за зерно, что бросалось в похлебку, по полгривны за куль. К весне стало жить легче, уходили в лиман, рыбачили в море. Плохо стали посещать таверну, и старый еврей, качая головой, повторял: «Голь лапотная!» или «Лапотки-отопочки».

Святослав ждал прибытия разбойников в количестве около тысячи человек, сэкономил и приготовил оплату наемникам в кожаном мешке с дирхемами и греческими монетами времен Никифора Фоки, естественно, полузолотыми. Но все сроки прибытия разбойников из Тевдерской Косы кончились, и он получает известие, что они отказались от присоединения к его войску и сами решили идти на грабеж к побережью Фракии. Разбойники были свободными людьми и вправе были принимать или отвергать любые решения. Деньги, оставшиеся у Святослава, были отданы дружине в качестве платы за службу и с предложением кое-что купить на дорогу: вино, сало, муку. Дружинники снова стали заглядывать в таверну, и старый разбойник-еврей Андрос приветствовал их, похлопывая по плечу. «Испей напиток Ахиллеса и возроди дух воина», - говорил он, показывая на красное, как кровь, вино, естественно, местное грожджево. Воины иногда заходили и в храм Ахиллеса, где по-прежнему пели старцы, прославляя забытые времена и забытых героев. Чаще всего здесь появлялся Шивон, высокий, с гордо поднятой головой, на которой красовался золоченный с гребнем шлем Куркуаса, который, в сочетании с армянской накидкой, желтыми шароварами в лаптях и онучках явно выказывал сходство с деревенским петухом, но более матерым и задиристым. Он гордо именовал себя боярином по праву, данному ему Святославом за разгром греческой артиллерии. Теперь в друзьях у него был сотник Кол, которого он хитростью, угощениями и лестью привлек к себе, памятуя о колкости его и злоязычии. Зачем ему, герою, недостойные шутки? Вначале по обычаю и привычке Шивона они с Колом заходили в храм послушать старцев. Их, как всегда, было трое, они хорошо знали славянский, но пели и по-гречески, и по-болгарски. Трудно было сказать, какой они национальности, но по говору, привычкам и именам походили на греков. Появились они на острове лет двадцать назад из Константинополя, где, по их рассказам, выступали в театрах и порой, надев маски, изображали богов и смертных, справедливых богов и мерзких смертных. Но такие представления случались редко, чаще всего по праздникам не христианским, а языческим, только им самим известным. Шивон знал их хорошо, да и они уважали вожака разбойников - старшину, который почитал их искусство и достойно оплачивал его. Они вошли с Колом, и Шивон сразу подошел к старцам:

- У мена на душе нынче печаль, - доложил им Шивон, - спойте мне что-нибудь успокаивающее. Эдак что-нибудь печальнее моей печали, что терзает меня.

Старцы переглянулись и все разом улыбнулись, а тем временем Шивон, порыскав в своих море-шароварах, достал золотой немисий. Кол уже присел, и Шивон поместился рядом с ним. Певцы заиграли: в легкую, ласкающую музыку стали вливаться тревожные мелодии, и вдруг старцы запели.

Без золотой Афродиты какая нам жизнь или радость?

Первый:

Я бы хотел умереть!

Второй:

Я бы хотел умереть!

Третий:

Я бы хотел умереть!

Вместе:

Раз перестанут манитьТайные встречи меня, жен объятья и страстное ложе!

Первый:

Сладок лишь юности цвет...

Второй:

Сладок лишь юности цвет...

Третий:

Сладок лишь юности цветИ для мужей и для жен.

Вместе:

После того как наступит тяжелая старость, в которойДаже прекраснейший муж гадок становится всем,Дух человека терзать начинают лихие заботы,Не наслаждается он, глядя на солнца лучи.

Первый:

Глядя на солнца лучи!

Второй:

Мальчикам он ненавистен и в женах презрение будит.

Третий:

Глядя на солнца лучи!

Первый:

Вот сколь тяжелую Бог...

Второй:

Вот сколь тяжелую Бог...

Третий:

Вот сколь тяжелую БогСтарость для нас сотворил!

Шивон достал из моря-кармана голубой и длинный, как ручей, платок, высморкался, не забыл вытереть глаза и вручил старикам еще одну монету. Он, в сравнении со своими разбойниками и дружинниками князя, был безумно богат. Кольца, мешочек с золотыми деньгами, ожерелье с иконкой Христа, которые он выпотрошил у поверженного Куркуаса, стоили целых имений, и когда он показал их Андросу, тот просто изумился такому богатству и прозвал его самым почитаемым гостем шинка. И звался теперь не иначе как боярин. После храма Шивон и Кол отправились в шинок, где их встречал обрадованный Андрос:

- О, царь Соломон прав! Не остави друга древнего, новый бо не будет ему подобен! - воскликнул он.

Шивон полез в свои безмерные шаровары, покопался в них и вынес на ладони образок с изображением Христа. Взял руку Андроса и положил в его ладонь образок:

- Чувствуешь, - улыбаясь, спросил Шивон, - не тяжело держать?

- Так это же копия греческого Бога - Христа, что находится во дворце Букалеона в Царьграде, - изумился тот.

Откуда мог знать этот еврей-грек-армянин о дворце в Константинополе, если родился и жил на уже заброшенном острове Черного моря?

- Э... э, выходит, брат императора Византии не успел пригласить меня в Царьград, - кривя улыбку, ответил Шивон, - очень жаль. Но зато оставил мне такой дорогой подарок.

Он умолк, забрал образок и, снова разглядывая его, как впервые, спросил:

- Так сколько ты заплатишь за греческого Бога?

Андрос не задумываясь ответил:

- Двадцать солидов.

- Двадцать маловато, - задумчиво сказал Шивон, - покойный брат императора просто бы обиделся. - Сорок, -твердо назвал цену он.

- Много, - ответил Андрос, - крайняя цена тридцать, -так же твердо ответил шинкарщик.

Шивон задумался, заглянул в таверну, увидел редких гостей за тремя столами и вернулся.

- По рукам, - сказал он, - и плюс три кувшина грожд-жева тем, кто сидит. За сделку. А нам с Колом кувшин меда и еды, побольше жареного мяса.

Это была добросовестная сделка. Шивон хорошо знал хозяина таверны и не стал торговаться, хотя понимал, что отдает кусок золота почти за бесценок. Ну где и у кого он мог взять больше, чем у Андроса?