Наковальня - Николас ван Палланд

— Ого-го, — прошептал он. Габриел считал, что его ничем не удивить, но такого… такого он не ожидал.

Стены комнаты оказались всего лишь трехметровой высоты перегородками. Такие же перегородки делили все пространство под куполом здания на анфиладу комнат без потолка. Сам купол уходил ввысь метров на тридцать, а висящий в центре его необыкновенный мобиль словно бросал вызов законам тяготения. Прозрачный янтарный шар, больше метра диаметром, окруженный кольцами, которые вращались одно в другом в разных плоскостях и направлениях. Плющ и прочие висячие растения обвивали весь купол, и радужных окрасок птицы порхали с ветки на ветку. Кое-где с листьев растений тонкой струйкой сбегала вода и падала куда-то за перегородку.

Птичка цвета океанской зелени с бирюзой полетела из купола вниз, и Габриел инстинктивно протянул руку. Птица тотчас замахала крыльями и, усевшись к нему на запястье, весело запела.

Не было никакого сомнения, что это маленькое создание — генинж и запрограммировано садиться на протянутую руку и петь. По форме тела это был соловей, хотя никакой соловей не мог бы похвастаться таким тропическим оперением. К тому же соловьи редко носят воротнички, украшенные драгоценными камнями.

Клюв у птицы тоже был странный. Он совсем не шевелился. Габриел осторожно накрыл птицу рукой, нежно зажимая пальцами крылья, пока не лишил ее подвижности, потом внимательно осмотрел клюв. Это оказался вовсе не клюв. Нижняя челюсть была вплавлена в череп, образуя конструкцию в форме трубки, неподвижную и неспособную ни открываться, ни закрываться. С приступом тошноты Габриел перевернул птицу, она по-прежнему истерично пела. Как он и подозревал, ануса не было. Как же тогда?.. Ну, конечно, для этого и нужен ошейник! Птицу кормят внутривенно.

«Правильно, — горько подумал землянин. — Мы же не хотим, чтобы птицы гадили на нашу драгоценную мебель, не так ли?»

Услышав приближающиеся шаги, Габриел разжал пальцы. Затрепыхавшись, птица вырвалась на свободу и упорхнула в купол, ни на секунду не переставая петь.

— Мистер Кайли, простите, что заставила вас ждать. Вижу, вы уже познакомились с нашей дикой природой.

Обернувшись, Габриел увидел перед собой миниатюрную темнокожую женщину. Она была одета по североконтинентальной гелиосской моде высшего света: длинное парчовое одеяние небесно-голубого цвета в серебряную и желтую крапинку и причудливый головной убор с вуалью, которая бросала дымчатую тень на ее лицо. Кожа ее рук была эбеново-черной и младенчески-гладкой, но осторожная точность движений говорила о накопленных годах опыта, и Габриел заподозрил, что женщина намного старше, чем показывает ее регенерированная кожа.

— Вы — Габриел Кайли… или мои люди прихватили случайного прохожего с улицы?

В мелодичном голосе звенело веселье.

Габриела все еще мутило от осмотра генинжевого соловья, и он не чувствовал в себе тяги к большому дружелюбию. С усилием он сгладил резкость в своем тоне до чего-то, похожего на вежливость.

— Нет, вы получили кого нужно.

Он медленно повернулся кругом, обозревая купол, потом криво усмехнулся:

— Вот, значит, как живут сливки.

— Высшие из сливок. — Улыбка цвета слоновой кости засияла под вуалью. — Наоми Сол. Рада познакомиться с вами. — Ее рука указала на один из пудингов. — Пожалуйста, садитесь. Хотите что-нибудь выпить? Или, может, вы голодны?

— Ни то, ни другое.

Габриел неуклюже сел и словно бы погрузился в жидкость, которая уплотнилась под его спиной и плечами.

— Вы уверены?

— Меня накормили в тюрьме. Они обязаны это делать. Внимательно наблюдавшая за ним Наоми Сол опустилась на диванчик напротив.

— Да, — сочувственно откликнулась она. — Вы действительно не получили обычного туристического представления о Кьяре, не так ли?

— Вы же об этом и позаботились, — небрежно заметил Габриел.

Глаза Наоми сузились под вуалью.

— Я? Да, понятно.

Она хотела еще что-то сказать, но тут раздалось покашливание. В одном из дверных проемов стоял мужчина в зеленом форменном комбинезоне с эмблемой «Гене-Р-Ус» на отвороте. В руке он держал белоснежного лирохвоста.

— Простите, я не хотел перебивать. Мисс Сол, я осмотрел ее. Птицу придется заменить, она никуда не годится. Оба легких повреждены, и с диафрагмой не все в порядке. Я доставлю новую сегодня же после обеда, если это удобно.

— Да, хорошо, Аллард, только проследите, чтобы она была здоровой. Я не хочу, чтобы она умирала у меня при гостях.

— Я все проверю.

Мужчина исчез в лифте, и Наоми Сол снова повернулась к Габриелу:

— Никогда не думала, что содержание вольера потребует столько хлопот. Мы попытались создать здесь простейшую экосистему, но недели не проходит без несчастных случаев. И неизменно по причинам, которых можно было бы избежать, если бы не юридические проектные ограничения на все что угодно генинжевое. Сами знаете, все должно быть одобрено чуть ли не в пятнадцати независимых технических комитетах.

— Ну, полагаю, у них есть свои причины, — небрежно сказал Габриел.

— О, конечно, и я последняя, кто стал бы это оспаривать. Но желать не запрещено. В прошлом месяце у одной из карликовых белых цапель случился припадок, и она запуталась в плюще. Мы обедали здесь и услышали треск. В следующую секунду эпилептическая цапля уже плескалась в тарелке судьи Уэллера. Но судья и глазом не моргнул. Он поднимает голову и говорит: «Не могли бы вы сказать повару, что мой суп немного недоварен?»

Хозяйка весело засмеялась, а Габриел выдавил кислую улыбку.

Отсмеявшись, Наоми счастливо вздохнула:

— Такие вот дела. Обычно говорят, что верблюд был лошадью, разработанной каким-то комитетом. В наши дни это буквальна так.

Грациозным жестом она подняла вуаль, открывая лицо, напоминающее полированную африканскую статуэтку. Ее глаза под нависающими веками смотрели гордо и уверенно. Кожа Наоми была гладкой, но твердой как красное дерево — красивая, но без подлинного характера. Может, косметические процедуры и возвращают вид юной конфетки, но по лицу человека можно прочесть историю его жизни, а регенерация неизбежно счищает эту историю. И какой тогда смысл жить, чтобы потом так себя ограбить?

— Вы когда-нибудь видели настоящего соловья? Сол подняла вверх палец.

— Нет, не этого. Настоящего соловья. Настоящий — он довольно невзрачный. Коричневый, знаете ли, с… чуть голубоватым отливом? Он возвышает себя красотой своей песни. Понимаете, он должен петь, чтобы сделаться особенным. Эта необходимость… и придает ему достоинство.

— Хм-м. — Лицо Наоми снова повеселело. — Почему я чувствую себя как автор телепрограмм, который только что получил плохую рецензию?

Смущенный, Габриел соскользнул с кресла на пол и, запахнувшись в пальто, сел скрестив ноги. Он и сам понял, какими напыщенными прозвучали его слова. Досадуя на себя, землянин сказал:

— Слушайте, почему бы нам не поговорить о том, зачем я здесь?

— А-а! — Теперь в ее голосе слышалась насмешка. — Так вы не слишком любите игры.

— Я здорово играю в метание ствола.

— Метание…

— Не важно. Нет, я не люблю игры. В последнее время у меня их было больше чем достаточно.

Хорошо.

Сол повела рукой. Одна из спиральных мозаик отделилась от пола и поднялась на раскручивающейся двойной спирали из мемпласа до подлокотника ее кресла. Из получившейся крышки столика вышел бокал на длинной ножке с чем-то розовым и прозрачным. Наоми взяла бокал, деликатно пригубила.

— Полагаю, я должна перед вами извиниться, — промолвила она без тени раскаяния. — Я хотела увидеться с вами в ту ночь, но некоторые из моих служащих оказались излишне усердны.

— Если вы хотели видеть меня, то могли бы просто пригласить.

— Я же сказала, мои люди немного перестарались. Я деловая женщина, а не гангстер.

— Выходит, той ночью вы ждали меня внизу, в промышленном пластиновом секторе, с ковровой дорожкой и бокалами шампанского, так, что ли?

Габриел саркастически фыркнул и тотчас понял, что перегнул палку.

Пальцы Сол неощутимо сжали ножку бокала. Другой рукой она опустила вуаль.

— Вы не слишком облегчаете наш разговор.

— А почему я должен его облегчать?

— Может, из вежливости? Мне непонятно, почему учтивость и честность должны быть несовместимы.

— Мне это тоже непонятно. И непонятно, почему нельзя было просто подойти ко мне и пригласить? Зачем посылать отряд головорезов? Знаете:.. — упредил Габриел ее ответ, показывая на бокал, — у вас не найдется травяного чая? Из мяты с лакричным корнем. Это хорошее сочетание. Или просто стакана воды?

Сол снова повела рукой.

— Денубский ассам, — сказала она. — Думаю, в это время дня вы найдете его более освежающим, чем травяной чай.

Секция кофейного столика перед Габриелом открылась. Оттуда выехал изящный заварочный чайнике перламутровым покрытием и под стать ему чашка. Из носика струился пар, принося с собой запах смолистой терпкости. Наливая, Габриел с умеренным огорчением размышлял о том, что Сол, вероятно, права. Травяной чай погрузил бы его в дремоту.