Меч Тристана - Ант Скаландис

— С чем же ты пожаловал, дружок? — поинтересовался Марк ласково.

— С предложением. Давай меняться. У меня есть сестра. Не Бог весть что, конечно, но молодая здоровая девка, она там сейчас внизу с солдатами воркует. Хочешь, кликну? А у тебя есть жена — твоя Изольда. Она уж, поди, надоела тебе. Так и отдай королеву мне, а взамен бери сеструху мою. Попробуешь — может, и понравится.

Шутка была очень грубая, но королю почему-то пришлась по вкусу, и он спросил со смехом:

— Куда же поведешь ты королеву, помешанный старик, если я соглашусь и отдам ее тебе?

— О мой король, если бы ты только знал! Я уведу ее в далекую и прекрасную страну, на остров вечно живых, что находится между землею и небом, я уведу ее в высокий дворец из белого мрамора, который всегда подсвечен розовато-золотистыми лучами восходящего солнца, и волшебная, чарующая музыка будет вечно звучать для нас…

— А этот полоумный складно поет! — выкрикнул кто-то из баронов. — Прислушайтесь! Он же просто мастер на красивые слова. Пусть дальше рассказывает!

Но король остановил юродивого жестом:

— Скажи-ка, дружок, а с чего это ты решил, будто королева согласится пойти с тобою вместе? Неужели надеешься, что полюбит тебя, такого старого и безобразного? Она ведь королева, дружок, она и отказать может.

— Нет, мой король, она не сумеет мне отказать. Потому что меня зовут Тристаном. Мы любили друг друга и будем любить всегда. Изольда и я — Тристан Лотианский, Тристан Исключительный. Запомни это, Марк.

Новая шутка юродивого оказалась еще более дурацкой и грубой, но король был как будто готов к таким словам. Он только голову набок наклонил и поднял руку, прося тишины, ведь по залу в ответ на дерзость прокатился нерешительный смех пополам с гулом недовольства.

И тогда неожиданно закричала Изольда:

— Прочь отсюда, мерзкий старикашка! Как ты смеешь произносить такие бесстыдные речи в моем присутствии? Это низко и подло — пересказывать гадкие и давно забытые всеми сплетни.

А помешанный не унимался:

— Ох, неправда твоя, королева Изольда! Какие же это сплетни? Это все быль. Разве не помнишь ты великий тот день, когда, израненный в жестоком бою с дядей твоим Моральтом, отравленный смертельным ядом его меча, пристал я случайно к берегам острова Эрин? Ты исцелила меня тогда! Разве не так?

— Вон отсюда, безумец! — повторила Изольда бледнея.

— Нет, я все-таки договорю. Вы же сами позволили мне. Успокойся, королева. Неужели не помнишь ты, как убил я дракона в твоей стране с помощью силы собственной и силы магии, как опять лежал я, умирающий, в замке твоем. И ты хотела убить меня. Я понимал это, я сидел в бочке во время купания и ждал смерти. Но ты снова исцелила меня. Неужели не помнишь?

— Замолчи, дурак! Будь проклят тот корабль, который привез тебя сюда, а моряки с этого корабля пусть никогда больше не выйдут в море, пусть они сопьются где-нибудь в ближайшем кабаке!

Юродивый несколько растерялся от такого оригинального проклятия и даже сделал паузу, собираясь с мыслями, но остановиться он явно уже не мог.

— А помнишь ли ты, Изольда, как мы согрешили с тобой на корабле, потому что любовное зелье, предназначенное для тебя и Марка, служанка твоя Бригитта…

— Что ты несешь, придурок! — Изольда перебила его, чуть ли не завизжав, но тут же осеклась, потому что до нее дошло: кричала-то она по-русски.

А Тристан истолковал это по-своему. Они оба так вошли в роль, что перестали понимать происходящее. Маше начинало казаться, что перед ней не Иван, что это какой-то выдающийся местный лицедей, тщательно проинструктированный и натасканный Иваном. А у Ивана, в свою очередь, тоже не было уверенности, что Маша узнала его. Уж больно истово гнала она вон из залы вконец зарвавшегося и завравшегося старика.

От русской фразы Тристан вздрогнул и выдал достойный ответ (преимущественно, за исключением отдельных слов, по-корнски):

— Ужели не помнишь ты, что вместо любовного напитка пили мы прекраснейшее виски «Джонни Уокер», голубой лейбл, номерная бутылка, из Новоарбатского гастронома? Двадцать четыре года выдержки в дубовой бочке и столько же — на полке в магазине из-за несусветной цены. С этого-то все и началось! А, Изольда?

Актеры нервничали, несли ахинею, отсебятину, и это грозило срывом всего спектакля. Последовала немая сцена. Поскольку король Марк и его бароны упустили нить повествования, а чужеземные, зловеще непонятные слова наводили на мысль о колдовстве или реальном безумии гостя, хватило бы одного, самого коротенького и тихого вскрика королевы, чтобы Тристана-юродивого просто-напросто вытолкали из замка раз и навсегда. Но Изольда теперь молчала, а молодые люди, самовольно ринувшиеся вперед от ближайшего края стола, были остановлены злобным окриком помешанного рассказчика. У него и голос вдруг прочистился:

— Убью, мерзавцы! Всех убью!!!

Нищий, больной и юродивый вдруг выпрямился, расправил плечи, поднял над головой двумя руками свой корявый посох, оказавшийся на поверку тяжеленной дубиной, и все вдруг увидели, как огромен и силен этот загадочный старик. Растрепанный, свирепый, с лохматой бородою, с огненными искрами в глазах, он был похож сейчас на великана Органона из Африки, побежденного некогда королем Артуром. И молодые бароны дрогнули. И все как-то сразу успокоились, а королева Изольда прикрыла лицо руками и шепнула Марку:

— Можно я пойду? Мне что-то нехорошо. Здесь душно очень.

— Скоро пойдешь, — мягко возразил король, — посиди пока. Я хочу, чтобы ты дослушала до конца этого дурня.

И повернувшись к Тристану, добавил громко:

— Говори, говори, помешанный!

— Да я уж вроде… — Тристан мялся, с трудом возвращаясь к прежнему скрипучему голосу, — я уж вроде все и рассказал.

— Да не может быть! — не поверил Марк. — Что ж, расскажи нам тогда о своих искусствах. Чему обучен ты? Умеешь ли, например, охотиться с собаками и птицами?

— Конечно, умею! — обрадовался Тристан удачному вопросу, как студент на экзамене. — Если мне вдруг взбредет в голову поохотиться в лесу, в речной пойме или на болоте, я умею ловить с моими борзыми — журавлей, а с ищейками, ну, хотя бы с пятнистой Лушей — лебедей и диких гусей, хотя вообще-то моя далматская сучка голубей предпочитает. Ну а со своим луком «Без промаха» хожу я на нырков и выпей.

Это место из «домашнего задания» Тристан почему-то особенно хорошо выучил и шпарил сейчас почти точно по позднейшему французскому тексту Жозефа Бедье. Изольда даже заулыбалась от умиления. И как это он изящно про Лушу ввернул!

— С ястребами ловлю лесных волков и больших медведей, — продолжал Тристан увлеченно, — с кречетами — кабанов, с соколами — серн и ланей, с коршунами — лисиц, с кобчиками — зайцев.

Очевидно, либо Ваня Горюнов, либо старик Бедье что-то перепутал, потому что Марк и бароны вдруг рассмеялись весело и беззлобно. А Тристана этот смех раззадорил, и он опять незаметно, но явно перешел к махровой отсебятине:

— А еще, когда меня хорошо принимают в доме, я умею готовить диковинные блюда и выращивать необычные плоды, я владею в совершенстве мечом и легко, одним взмахом, отрубаю головы людям, похожим на козлов, и козлам, похожим на людей. Я умею любить королев и их камеристок, я умею бросать в ручей легкие щепки, а на дорогу — бастуй, который сам выстругиваю и сам надписываю огамом, я умею играть на роте и на гитаре (если бы только вы, несчастные, еще знали, что такое гитара!), я умею петь птичьими голосами, да так, что птицы признают меня за своего, и умею наряжаться нищим столь искусно что каждый прохожий обязательно подает мне хотя бы медное денье, а некоторые бросают серебряные безанты и даже золотые гинеи. Впрочем, с гинеями я, кажется, соврал. Их тут у вас пока еще не чеканят. Верно? Ну и ладно. Заканчиваю. Я умею служить верой и правдой моему сюзерену, будь он герцог или король, но только до тех пор, пока я уважаю его. И лишь одного, лишь одного, сеньоры, я не умею и теперь уже никогда не научусь этому — я не способен разлюбить. Вот так, мой король. Вот так, моя королева.

— У меня больше нет сил слушать его, Марк, мой господин! — взмолилась Изольда.

И король еле заметным жестом разрешил ей покинуть праздничную залу. А сам вдруг вскинулся, развеселился, разохотился, велел подать еще вина, залпом осушил кубок и попросил Тристана:

— А ну-ка, безумный менестрель, сыграй нам теперь что-нибудь веселое!

И Тристан, окончательно забыв о конспирации, своим собственным чистым и сильным голосом исполнил знаменитую во времена короля Артура песню «Черный рыцарь взял мое сердце в полон». Все почтенное собрание пришло в полнейший восторг, и Тристан только теперь заметил, как крепко нагрузились бароны, пока он произносил свои пламенные речи. Так что уход юродивого уже решительно никого не волновал, разве только сам Марк смотрел ему вслед с грустной улыбкой, и взгляд несчастного старого короля, как показалось Тристану, был отечески добрым и все понимающим.