Йомсвикинг - Бьёрн Андреас Булл-Хансен

Здесь надо сказать, что в то время норвежцы были более гостеприимны, чем в наши дни. Недоверие, страх и жадность проникли в сердца моих соплеменников только с приходом христианских королей. Это уже было видно по поступкам речного хёвдинга. Он бы помог нам, когда Бьёрн болел, если бы не боялся, что мы – люди Олава. А теперь ещё мы ему солгали: когда он спросил, слыхали ли мы, что Эрленд Хаконсон убит, мы притворились, будто ничего не знаем об этом.

В землянке нас накормили копченой щукой и печеной форелью, налили выдержанного пива. Бьёрн рассказал, что мы убежали от Олава и его дружинников, что хотим плыть на юг в поисках земли, где бы нас взяли на воинскую службу. Речной хёвдинг и его сыновья провозгласили здравицу, чтобы наши намерения сбылись, а Фенрир, пока мы пили, сидел на коленях рыжеволосой девочки. Она долго гладила его по искалеченной лапе, словно надеялась, что таким образом сможет вернуть силу усохшим мышцам.

У речного хёвдинга мы узнали, какие события привели к гибели Хакона ярла. Ярл скрывался с тех самых пор, как началось восстание: ходили слухи, что он бежал на юг, кое-кто говорил, что он примирился со Свейном Вилобородым и остался при нем. Но все было не так, рассказывал хёвдинг. Ярл погиб, он сам слышал, как это случилось. Ярл скрывался вместе со своим рабом Карком, но он был стар и слаб и выдержал всего лишь одну ночь пути. Речной хёвдинг скорбно покачал головой, рассказывая, как Карк вырыл яму в свином хлеву при усадьбе Римуль; там и спрятались и он, и ярл, в навозе и грязи. Племянник речного хёвдинга служил в Римуле, он приплыл сюда и все рассказал. Говорили, что хозяин Римуля в этом никак не замешан, он не знал, что у него скрывается ярл. Так ли это, известно только Одину. Как бы то ни было, племянник рассказал, что этот раб Карк услышал, как Олав обещал большое сокровище тому, кто принесет ему голову Хакона. Поэтому он убил ярла, отрезал ему голову и выполз с ней на поклон к конунгу. Но Олав явно не из тех людей, кто держит свое слово. Речной хёвдинг серьезно взглянул на нас и провел ребром ладони по горлу. Вместо серебра раб получил удар топором по шее.

Бьёрн сказал, что так оно и было, он тоже слышал эту историю. Я промолчал.

Мы провели ночь в землянке. С гор пришла непогода, когда мы проснулись, ветер был так силен, что березы клонились до земли. За ночь вода в реке поднялась, она стояла почти вровень с причалом.

Мы с Бьёрном позавтракали кашей и собрались уходить. Речной хёвдинг и один из его сыновей сидели у очага и смотрели, как мы скатываем шкуры и одеяла. Серебро мы спрятали в лодке, завернули в один из плащей, которые забрали у наших преследователей. Я подумал, что оставить сверток там было опрометчиво, и подозревал, что местные украли его этой ночью, но Бьёрн вышел на причал, а когда вернулся, сверток был у него в руках.

Сторговаться с речным хёвдингом было нетрудно. Мы уже говорили ему, что хотим выйти в море и плыть на юг, так что он понимал, что мы захотим купить у него парус. Он уже решил, что отдаст нам один из своих, но за это хотел серебра, всё до единого кусочка, что у нас было. Коня, которого мы оставили на берегу, он собирался изловить и оставить его себе.

Мы с Бьёрном только кивнули. Бьёрн подтолкнул сверток через стол к хёвдингу, а тот развернул его, рассмотрел при свете очага одну из монет, а потом надел один из наручей. Но не только серебро было нужно хёвдингу, и я хорошо запомнил последние слова, что он нам сказал:

– Серебро мы переплавим. Так, чтобы никто не узнал его. Осенью мы сможем купить на него зерно. Но если вам удастся уплыть невредимыми, поклянитесь мне, что не забудете наш народ у реки и даруете нам пощаду, если судьба приведет вас сюда воевать.

Бьёрн отвечал, что наш путь лежит на юг и мы вряд ли сюда вернемся, но, если этому суждено случиться, ни мечи, ни огонь не угрожают ни речному хёвдингу, ни его роду.

Если бы мы с Бьёрном знали, что оказались так близко от Римуля, мы бы побоялись надолго оставаться здесь, у реки. Уже на следующий день мы доплыли до отмели, на которой убили наших преследователей. Здесь пристали к берегу и вместе вытянули лодку, спрятав ее в поросли молодых берез. Уже наступил вечер, но мы собирались прятаться, пока не станет совсем темно. Тогда мы хотели плыть дальше, и, если Один будет к нам благосклонен, люди Олава нас не заметят.

Пока мы ждали наступления ночи, я размышлял. Может, лучше бросить здесь лодку и пойти на юг по суше? Я смогу построить новую, когда мы выйдем к морю или наткнемся на другую реку. Но тогда нам снова придется блуждать по незнакомым местам. А мне казалось, будто все эти горы и склоны оставили нас в дураках, ведь мы шли столько дней, а оказались всего в половине дня пути по реке от той отмели, где начали свой путь. А еще я тосковал по морю, и чем больше об этом думал, тем больше тосковал. И наконец тоска совсем заглушила мой страх перед Олавом.

Только люди моря могут понять, как это бывает. Как море зовет нас. Мне кажется, Бьёрн тоже чувствовал что-то подобное, когда мы тем вечером залезли в нашу лодку. Должно быть, Один взирал на нас, он призвал своего сына, и тот ударил своим молотом, так что на западе загрохотал гром. На небе исчезли и звезды, и месяц, наползли тучи, и на нас обрушился такой яростный ливень, что пришлось вычерпывать воду из лодки.

Мы плыли по реке в кромешной тьме, и, только лишь почувствовав качку, поняли, что выплыли во фьорд. Корабля Олава мы не увидели, но, даже если бы он стоял у берега Римуля, мы бы не разглядели его.

Когда забрезжил рассвет, мы оказались посреди Тронхеймсфьорда. Мы промокли до костей, и люди, и пес, но никакое счастье не могло сравниться с нашим, когда мы подняли парус. Мы закрепили шкотовые углы на клевантах у кормы и, подгоняемые течением и береговым ветром, быстро заскользили мимо мыса, у которого произошла