Йомсвикинг - Бьёрн Андреас Булл-Хансен

долину. Когда стемнело, я уже вымотался, и мне едва хватало сил, чтобы отмахиваться от мошек и комаров. Наверху, на плоскогорьях, их было не так много, но здесь, в долине, они не оставляли нас в покое. Я кое-как защитил голову, натянув на нее рубаху, а потом, наверное, провалился в сон – не помню, чтобы я тем вечером разводил костер или как-то ухаживал за братом. Проснулся я замерзшим и вымокшим до нитки и увидел, что Бьёрн вместе с Фенриром укрылся под волокушей, его била дрожь. А конь исчез.

Боги не оставили меня тем утром, коня я нашел совсем недалеко от места ночевки. Он набрел на речку и стоял там, объедая травяную кочку. Я подтащил туда Бьёрна, пристегнул волокушу к спине лошади и спустился к реке. Весь тот день я бродил по берегу, но так и не нашел брода. Наконец мы остановились на ночлег под березами.

Взрослым я понял, что тоска моя сама по себе безвредна. Опасными могут быть решения, которые я принимаю под тяжестью невидимого ярма. Тем утром, когда я сидел под дождем и смотрел на реку, я даже не понимал, что меня опять охватила тоска. Воспоминания о драке с нашими преследователями были еще свежи, да к тому же я совсем вымотался. Мне и в голову не приходило, что передо мной Гаула, та самая река, вдоль которой мы шли убегая от Олава. Я видел лишь реку и знал, что нам надо переправиться через нее, если мы хотим идти на юг. Помню, я связываю веревки, которые забрал у воинов из Гардов, а Бьёрн, лежа на своей волокуше, убеждает меня, что этого делать не надо, это опасно, я могу утонуть. Но я его не слушаю. Один конец я закрепляю на можжевеловом кусте на берегу реки. Второй обвязываю вокруг пояса и захожу в воду. Но река в тот день обманчива. На первый взгляд вода кажется неподвижной. Но течение столь сильное, что я чувствую, как подкашиваются ноги, не успеваю я зайти в воду и по колено. Вдруг дно резко обрывается, уходит из-под ног, и я начинаю бить руками и ногами, плывя изо всех сил, но меня тащит течением, и я понимаю, что не смогу доплыть до другого берега. Тут веревка натягивается, и меня как маятником уносит обратно к берегу. Я слышу крик Бьёрна, поворачиваюсь в воде и вижу, как на меня несется ствол дерева. Удар по голове. Наверное, я потерял сознание, а когда очнулся, понял, что оказался под стволом, застрял между веток, а веревка запуталась в них. Я пытаюсь вырваться, но лишь дергаюсь как рыба в сети.

Я почувствовал боль в груди, и это было худшее, что я испытал в жизни. Когда твое тело оплетают пальцы Ран – это страшнее, чем когда стальное лезвие вспарывает кожу. Такая смерть приходит медленней, чем можно себе представить, и в конце концов боль настолько сильна, что остается единственное желание – вдохнуть воду, чтобы все побыстрее закончилось.

Доброй смертью это не назовешь. Нет никакой славы в том, чтобы утонуть. Хорошо, Бьёрн пришел в себя и видел происходящее, он и спас меня в тот день. Помню, как он стоит по пояс в воде и вытягивает и меня, и бревно, я вдыхаю воздух и ощущаю, что жив. Он выпутывает меня из ветвей и выталкивает на берег, и тут мы оба падаем навзничь. Фенрир приплясывает вокруг нас на своих трех лапках и облизывает мне лицо.

Вскоре Бьёрн опять заполз на волокушу, там он стянул с себя одежду и зарылся в одеяла. Я остался сидеть на берегу. Поднялся ветер, дождь то и дело переходил в ливень. Мне было плевать. Холод наконец привел меня в чувство. Мне стало очевидно, что нужно делать. Я поднялся и спустился к самой кромке воды, проследив взглядом за течением. Здесь река извивалась как змея. По ней плыли сучья и клочья травы, должно быть, вода подмыла берег где-то выше по течению. Оба берега густо поросли ельником. За нами осталась долина, откуда мы спустились, а на южном берегу к серому дождливому небу поднимался еще один склон. Я подошел к Бьёрну и взял свой топор. Он взглянул на меня, но не сказал ни слова. Я взвесил топор в руке и подошел к ближайшему дереву, рослой ели. Нам с Бьёрном суша не подходит. Мы ничего не понимаем в горах. Нечего нам здесь делать.

В тот день я срубил восемь деревьев. Из веток соорудил навес на берегу. Когда наступил вечер, я устроил очаг на расстоянии двух локтей от навеса, а потом перенес под него волокушу, одеяла, шкуры и все оружие. Я разжег костер и сказал Бьёрну, что собираюсь строить лодку.

Еда, которую мы забрали у наших преследователей, уже заканчивалась, и я знал, что работа моя займет много дней. Поэтому на следующее утро спозаранку я поставил несколько ловушек для рыбы вдоль берега. Мастерить их научил меня отец. Я срубил разветвленный прут и расщепил его с той стороны, где была развилка. Потом сделал зазубрины и вставил в щель палочку. К палочке я прицепил кусочек вяленого мяса. Когда рыба схватит мясо, палочка выскочит, и расщепленные концы прута сомкнутся как зубы зверя. Я установил шесть таких ловушек, а потом принялся за работу. Я уже продумал, как все будет. Вытесать доски и согнуть их над костром – это лишь малая часть работы, что мне предстояла. Нужны были заклепки, чтобы закрепить доски, а для того, чтобы изготовить заклепки, надо соорудить кузню и горнило.

Бьёрн смотрел на меня, не поднимаясь с места, а я бродил по реке, ощупывая дно ногами. На берегу я не смог найти достаточно больших камней, но на дне их было сколько угодно. Приходилось окунаться в воду, чтобы достать их. Чувствовать, как вода вновь смыкается над головой, казалось почти нестерпимым. Но мне удалось выволочь камни на берег, а из конского навоза, глины и травы я смешал вязкую массу, чтобы скрепить их друг с другом. Так я построил на берегу печь, такую же, какая была у Хуттыша. Из нескольких жердей и шкуры я смастерил мехи, потом выкатил из реки огромный камень, помогая себе шестом. Этот камень я поставил плоской стороной вверх. Он послужит мне наковальней.

Затем я достроил наше укрытие. Дождь не прекращался, но мне казалось, что лучше терпеть дождь, чем комаров и мошек. Я замерз и промок до костей, но