Реверс - Михаил Юрьевич Макаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— У Валеры не всегда получалось… Ну, вы понимаете… И он сказал, чтобы я купила в «Интим-салоне» эту штучку… Ой, я чуть со стыда не сгорела, когда покупала…
Сутулов не напрасно отпахал двадцатник в уголовном розыске. Знал — крючок разгибать нельзя, улов сорвётся. Попросил у следователя лист бумаги и продиктовал Врублёвской расписку, что она добровольно выдала органам правопорядка принадлежащий ей искусственный половой член розового цвета. Формулировка вышла идиотской и юридически ничтожной. Разумеется, подполковник это понимал. Ему важно было привязать мадам к компромату. Конструктивное общение с Жанной Витольдовной только начиналось.
17
03 июня 2004.
Четверг 08.00–08.45
Заслушивание по делу Кораблёв устроил рано утром. Пока свежей была голова и не погребла под собой текучка.
Следователь докладывал бойко, но при этом позёвывал. Когда он сладко зевнул в третий раз, и.о. прокурора не выдержал.
— Кирилл, во сколько ты вчера закончил с Врублёвской?
— В де-евять, — непроизвольно распахнувшийся рот Февралёв деликатно прикрыл ладонью.
— Спать во сколько лёг?
— Около полуночи, — важняк догадался, куда клонит начальство.
— И не выспался? Янек шести тебе велел придти, к восьми часам. Как в школу. Меня ночью дежурный Граблин два раза поднимал по разной ерунде, я ж не клюю носом.
— Извините, Александр Михайлович. Больше не повторится, — заверил Февралёв и снова лязгнул челюстью.
Кораблёв воспринял такое поведение, как неуважение к старшему, и высказал ряд упрёков по организации расследования. В частности, до сих пор не была назначена половина из запланированных экспертиз.
Следователь виновато молчал. Кораблёв закурил вторую с начала мини-совещания сигарету. То, что подчинённый не выносит табачного дыма, его не заботило.
Порывисто затянувшись, и.о. прокурора раздумчиво произнёс:
— Значит, у нас обозначилась перспективная группа из гангстеров со стажем. Жидких, Пандус и Молотков. В наличии пока ни единого фигуранта.
— Александр Михайлович, оперативники просят их в розыск объявить. Тогда, говорят, все службы будут искать.
— Всех троих?
— Да.
— Вот тебе, Кирилл, наглядный пример милицейской наглости. С большу-ущей натяжкой можно согласиться, что есть основания для объявления в розыск Молоткова. Перстень — улика довольно серьёзная. Хотя, скажет он: «На улице нашёл», чем будем крыть в отсутствие другой доказухи?
— Меру пресечения ему избрать — подписку о невыезде?
— Опять лезешь поперёд батьки, — поморщился Кораблёв. — Ты понял, о чём я веду речь?
— Да. В отношении Жидких и Пандуса мало доказательств.
— Следователь не должен позволять операм собой манипулировать! Ситуацию надо просчитывать наперёд. Представь — вечером тебе приволокут всю троицу. Ты, конечно, добросовестно просидишь до утра, закроешь их на сорок восемь часов. А куда деваться? То, что эти отморозки не напишут явку с повинной, можешь не сомневаться. Дальше чего?! Опера — в парнях, по их критериям убийство раскрыто, а у тебя начнётся гемор. Ты станешь заложником ситуации — бандитов надо арестовывать, выпускать нельзя, вообще всё развалится. На чём их будем закрывать?
Февралёв слушал нотацию с очень внимательным видом.
Озвучиваемые постулаты он усвоил давно, но проявлять индифферентность было нельзя. Тогда Александр Михайлович разгневается не на шутку.
А так он выговорился, раздавил в пепельнице окурок и благополучно вернулся к прерванной мысли.
— Разумеется, подписку избирай. Какая другая мера пресечения подходит бандиту и убийце?!
Злой сарказм исполняющего обязанности межрайпрокурора был адресован законодателю. По новому УПК заочный арест допускался только при объявлении обвиняемого в международный розыск, а это принципиально другой уровень, не районного следствия. Но страна у нас большая. Если Молоткова по ориентировке задержат где-нибудь в Сибири, что с ним прикажете делать тамошним ментам? Выбор их действий ограничен — объявить под расписку избранную меру пресечения, обязать явкой к инициатору розыска и отпустить восвояси.
Раздача ценных указаний продолжилась:
— Срочно направь письменное поручение на установление места нахождения Жидких. Обозначь оперативникам конкретный срок командировки в Ярославль — до десятого июня. А то затянут, как обычно. Выпиши на Жидких принудительный привод. Пусть тащат его сюда. Дистанционно проверять на причастность — бестолковое занятие. Записал?
— Да, — Февралёв развернул открытый ежедневник, чтобы Кораблёв удостоверился, что его не дурят.
— Как идёт проверка следов рук по «Папилону»?
— Большинство следов оставлено потерпевшими, но есть два хороших отпечатка третьих лиц.
— Наши архаровцы судимые-пересудимые. Их пальцы сто пудов в «Папилоне» есть. Сегодня же факсом забей запрос на каждого из них. Записал? Молодец. Идём дальше. Что я у тебя ещё хотел спросить?
Следователь недоумённо вздёрнул плечи. Кораблёв был мастером обескураживать подчинённых, от их замешательства он подпитывался энергетически.
— Вспомнил. Как доблестная милиция себя ведёт? Нет претензий по поводу дел, возбужденных на их первых лиц?
— Александр Михайлович, я в основном с «мрошниками» контактирую, — Февралёв именовал убойщиков на старый манер. — Сутулову местные проблемы безразличны. Он даже ехидничает по поводу Птицына. Говорит: «Какой нежный оказался». Андрей Рязанцев этого вопроса не касается. Он замкнутый, общается только по работе.
— Будь с ними бдителен. Старайся не оставлять в кабинете без присмотра. Обстановка напряжённая. Рязанцев — опер добросовестный, но тоже себе на уме. Слышал, он привлекался к ответственности за избиение? Он тогда выкрутился, дело прекратили по «пять-два»[206], но ситуация там была спорная. Не расслабляйся, Кирилл. Идём дальше. На следующей неделе надо совместное совещание провести по этому убийству. Пусть коллеги не думают, что мы в связи с последними событиями какую-то вину за собой чувствуем. Наше дело правое. Вторник, восемнадцать часов. Записал?
— У них или у нас соберёмся?
— Как обычно, у них. У нас мне уединиться не дадут.
— Александр Михайлович! — спохватился следователь. — Чуть не забыл. Вчера Ростислав Андреевич Сизов сделал предложение…
— Руки и сердца? — Кораблёв хмыкнул, шутка показалась ему удачной, скромняга же Февралёв усмотрел в ней скабрезность, покраснел.
— Не совсем. Он говорит: «Выпустите под залог архитектора, и его жена даст развёрнутые показания».
— Она пришла в себя?
— Позавчера. Её перевели в хирургию.
— Ездил к ней?
— Не успел, Александр Михайлович. Вчера целый день Врублёвской занимался.
— Плохо. Отложи все дела, лети в комплекс. Доходчиво разъясни процессуальные обязанности потерпевшей, в том числе, в части дачи правдивых показаний. А Сизову передай — сопливых вовремя целуют. Обойдёмся без его подачек…
Раздался мелодичный голосок городского телефона. По длинной трели Кораблёв безошибочно распознал межгород. Трубку снял стремительно, произнёс в неё бодро.
— Слушаю вас.
— Привет, Александр Михалыч, — на проводе оказался первый заместитель прокурора области, — Сутра пораньше на службе государевой… государевой?
— Николай Николаевич, добрый день, — Кораблёв втянул живот и расправил грудь, как по команде «смирно». — Слушаю внимательно.
— Ты один?
— Сейчас буду один, — нетерпеливым жестом и.о. прокурора указал следователю на дверь.
