Реверс - Михаил Юрьевич Макаров

Наполняемость в учреждении в разы превышала нормы, установленные законом. Раздельное содержание первоходов и рецидивов было физически невозможным. Надзирающий прокурор входил в положение администрации, закрывая глаза на различные ухищрения. Часть ранее судимых приписывалась к категории лиц, положительно характеризующихся. Их помещали в камеры к несудимым, где было просторнее. Под сурдинку в означенную группу попадала агентура.

Капустинский человек бил копытом в предвкушении хорошей шабашки. Стимул Братушка имел реальный — в случае успеха разработки ему была обещана «трёха» вместо «пятерика». Привлекался он за грабёж с насилием. Агент верил в могущество конторы, на которую работал впервые, и к делу подошёл творчески. Он замутил хитрую комбинацию. По её результатам им с архитектором предстояло стать лепшими[210] кентами.

В среду снова погнали «Соболь» в Андреевск. Когда заказывали полиграф в областном УВД, милицейское начальство поставило обязательное условие — специалиста с дорогостоящей аппаратурой привезти и увезти.

С полиграфологом взаимодействовал старший опер Шульгин. Он вызвал в отдел с разницей в час Мунтяна, Шаталову и Темляка.

Работать с Гришей Мунтяном спец отказался.

— Он недавно употребил крепкий алкоголь.

Гриша клялся мамой, что долгих два дня не брал в рот капли.

— Это его обычное состояние, — вписался за подопечного Шульгин.

Полиграфолог был неумолим. Обладатель редкой профессии, он понимал свою уникальность. В отличие от обычных ментов не испытывал ни малейшего пиетета перед фээсбэшниками.

— Нет смысла проводить исследование при неадекватности психофизиологических реакций опрашиваемого лица, — через губу разъяснил он, когда Шульгин стал настаивать.

Старший опер пообещал устроить Грише курс принудительного лечения от зелёного змия и отправил его просыхать.

Зато с Шаталовой всё прошло идеально. По результатам продолжительной беседы полиграфолог сообщил:

— На все вопросы Наталья Викторовна ответила правдиво. Местонахождение пропавших денег ей неизвестно. Обстоятельства получения взяток Левандовским от представителей компании «Чёрное золото» изложены ей следствию в полном объёме. Подробное заключение направлю инициатору в запечатанном конверте по мере готовности. Пять минут перекур, и приглашайте третьего.

Борис Дмитриевич Темляк явился с адвокатом. Подтянутый и свежий, в элегантном сером костюме и при галстуке. Аккуратно подстриженные виски мужчины серебрились благородной сединой.

До начала опроса каждому испытуемому предлагается дать письменное согласие на применение полиграфа.

Темляк на подобное обращение достал из папки листок с машинописным текстом и, не поднимая глаз, монотонно, как пономарь, зачитал его вслух:

— Нами изучена практика использования детектора лжи при расследовании уголовных дел. В связи с отсутствием научно обоснованных методик данному институту даётся неоднозначная оценка. Многими видными учёными результаты тестов подвергаются аргументированной критике. Исчерпывающий перечень доказательств уголовного судопроизводства дан в статье 74 УПК РФ. Беседа с использованием детектора лжи указанной нормой не предусмотрена. На основании изложенного от прохождения проверки отказываюсь. Число. Подпись.

Пока Темляк бубнил, адвокат Догадин, вытянув яркие влажные губы, активно кивал бородкой, соглашаясь с каждым произносимым словом. Реакция выдавала в нём автора оглашаемого юридического перла.

— Вы же сами мне говорили, что готовы пройти проверку! — возмутился Шульгин.

Темляк взглянул на адвоката. Тот приосанился и, напирая на «о», произнёс:

— Наши мотивы подробно изложены в документе, подлинник которого передаём вам. Соблаговолите расписаться в получении на втором экземпляре. Я выражаю надежду в том, что позиция моего доверителя не повлечёт за собой ущемление его законных прав и интересов.

Несмотря на внешний лоск, Темляк выглядел удручённым. Он давно уже не хохмил и не хамил. Его чрезвычайно беспокоило изъятие документации по автозаправкам «Чёрного золота». Данный проект вёл лично он.

Тревога чиновника проявлялась в телефонных переговорах. Как любой темнила-дилетант, на девяносто девять процентов уверенный, что его слушают, он фильтровал речь, изъяснялся полунамёками и всё равно давал богатую пищу для размышлений.

Из последних сводок одна встретилась особенно содержательная.

Темляк жаловался собеседнику, которого именовал «Андреичем», что не может спать ночами, после того, как гости опустошили его закрома. Просил совета, не следует ли ему согласовать свою позицию с «Альбертычем» или, может, сразу позвонить московской родне, предупредить о неблагоприятном прогнозе погоды.

«Андреич» успокаивал, убеждал не торопиться, говорил: «Синоптики постоянно ошибаются», обещал, что сам проведёт необходимые переговоры.

Не составило труда догадаться, что «Альбертыч» — это Катаев.

Чуть посложнее оказалась задача по установлению личности «Андреича». Им оказался адвокат Сизов. Попутно выяснив номер его очередной секретной мобилы, фээсбэшники удостоверились, что Ростислав Андреевич активно координирует действия основных фигурантов по делу. Ведя рискованную игру, Сизов, очевидно, уповал на адвокатский иммунитет.

Резолюция, наложенная Яковлевым на сводке, гласила: «т. Шульгину В.П. Аудиозапись сохранить с перспективой рассекречивания и передачи следователю».

Темляк в отсутствие начальника исполнял его обязанности. Привыкший не бросать слов на ветер Яковлев через доверенных лиц запустил информашку о том, что уважаемый Борис Дмитриевич увлекается порнографией. Будто похабные фотки, обнаруженные в ходе обыска на его рабочем компьютере, заставили краснеть даже видавших виды оперативников, не говоря о понятых. Коллектив управления архитектуры на две трети состоял из женщин, слух распространился молниеносно. Подробности, которыми он оброс, шокировали. Намекали даже, что вскоре Темляк отправится вслед за своим шефом, только по другой статье, за совращение малолетних. На какой авторитет мог рассчитывать и.о. главного архитектора в подобной обстановке? От стыда ему хотелось провалиться сквозь землю.

Яковлев рассчитывал, что психологический прессинг быстрее подвигнет фигуранта к сотрудничеству.

В четверг в область на электричке мотался Шульгин. Вернулся сияющий, как новенький юбилейный рубль. Он привёз расшифровку разговора Мунтяна с Левандовским в момент передачи взятки. Не напрасно технари десять дней корпели над оперативной видеозаписью, улучшая качество звука, удаляя помехи.

— Много говоришь. Ходи, — таким оказался закадровый шёпот архитектора перед тем, как Гриша сделал проворный выпад рукой.

Ранее на допросе Мунтян пояснил, что содержание этой фразы он не разобрал, но воспринял её, как команду. Тем более, что сопровождалась она красноречивым жестом. Хозяин кабинета пальцем указал на угол стола. Туда Гриша метнул конверт с деньгами. Увесистый пакет шмякнулся на столешницу, Левандовский без промедления смахнул его ладонью то ли в выдвинутый ящик, то ли на пол.

Фразочка всплыла удачная. Интерпретировать её, как официальное общение должностного лица с гражданином не позволит самая буйная фантазия. Копилка доказательств пополнилась лишним доводом.

Параллельно собиралась фактура по новому эпизоду коррупционной деятельности архитектора. Нейтрализация Рожнова, посредника в передаче взяток от бизнес-структуры «Чёрное золото», играла на руку оперативникам. За мелкое хулиганство Рог получил восемь суток административного ареста. Спецприёмник, конечно не ИВС, информация здесь текла в обе стороны, но, по крайней мере, интересант находился под рукой и призором.

Тему Левандовского с ним пока не поднимали. Для предметного разговора недостаточно имелось конкретики.