Страшные сказки Бретани (СИ) - Елисеева Елена

— С ума сойти, — Леон залюбовался гордо вскинутой головой Эжени и решительным блеском в её глазах — она явно была настроена на битву с загадочной Корнелией, если та решит встать на её пути. — Каждый раз, когда я думаю, что здешние края ничем меня не удивят, они преподносят мне новый сюрприз! Ещё одна ведьма, подумать только!

— Я же говорила, что я не одна такая на свете, — заметила Эжени.

— Единственное, на что я надеюсь, это на то, что Корнелия окажется ведьмой, а не вампиршей, — добавил сын Портоса. — Я по горло сыт двумя вампирами — одна отпила порядочно моей крови, второй едва не пробил моей головой стену!

— А может, это всё наши домыслы, и Корнелия на самом деле обыкновенная женщина, а отец просто хотел эффектно выразиться, — на губах девушки появилась слабая улыбка. — Как в той истории с привидением в замке Луи де Матиньи, где мы едва не перехитрили сами себя.

Она снова ненадолго замолчала, а потом неожиданно вскинула голову.

— За разговорами об этой Корнелии я едва не забыла рассказать вам о Камилле Башелье! В монастыре с одной девушкой творятся странные дела — мне об этом рассказала мать, а я хочу рассказать вам.

Выслушав историю о молодой воспитаннице, то и дело теряющей память и тайно встречающейся с садовником, Леон не смог сдержать усмешку.

— Вот, значит, чем они там занимаются за стенами монастырей! Я-то думал, они целыми днями постятся, молятся и славят Господа, но нет! Чёрт, теперь я даже начинаю жалеть, что не расспросил Анжелику о времени, проведённом в монастыре. Наверняка у неё нашлась бы пара интересных историй!

— Леон, это всё далеко не так смешно, как вам кажется, — с упрёком ответила Эжени. — Мать Христина командует монахинями, особенно юными, едва ли не более сурово, чем вы — своими гвардейцами.

Леон громко фыркнул, услышав такое сравнение.

— Иногда в монастырях творятся ужасные вещи, — продолжала она. — Я, пожалуй, рада, что переменила своё решение уходить в монастырь — а ведь было время, когда я всерьёз собиралась принять постриг! Но если все настоятельницы похожи на мать Христину, то я никогда не стану монахиней!

— И меня это, безусловно, радует, — бывший капитан придвинулся чуть ближе и положил руку ей на колено. Эжени вздохнула — сейчас она явно была далека от мыслей о любовных ласках — но не отстранилась, только накрыла его руку своей.

— Леон, потерпите ещё немного. Я хотела помочь Камилле, но по своей глупости всё испортила. Теперь она ни за что не доверится мне, да и мать Христина может не разрешить вторую встречу с ней. Если я буду чересчур настойчиво проявлять интерес к Камилле, это вызовет подозрения у настоятельницы и других сестёр.

— Вы можете попросить вашу мать поговорить с ней, — Леон продвинул ладонь чуть выше, сминая тяжёлую ткань дорожного платья.

— Я не хочу впутывать её во всё это, да она и сама не согласится, — покачала головой Эжени. — Матушка и так пыталась помочь Камилле — мне кажется, в этой девушке она видит дочь — дочь без недостатков, красивую, добрую, храбрую и преданную, какую она всегда желала.

— Она бы желала, чтобы её дочь тайком целовалась с садовником? — хмыкнул Леон, опуская другую руку на плечо девушки и медленно скользя ею вниз.

— Я уверена, матушка ничего не знает про Камиллу и Поля, — Эжени чуть выгнула спину, подаваясь грудью навстречу его ладони. — В любом случае, её родная дочь целуется не с садовником, а с бывшим капитаном королевских гвардейцев — и не только целуется, но и спит с ним, и охотится на нечисть. Не знаю, что из этого больше напугало бы мою матушку, если бы она узнала. Так что Камилла, возможно, всё же лучшая дочь, чем я.

— И вы всё же хотите ей помочь? — Леон осторожно толкнул Эжени на постель, и та, повинуясь его движениям, упала на спину.

— Хочу. Но ещё больше хочу узнать правду, — она обняла склонившегося над ней капитана за плечи и заглянула ему в лицо. — У меня вряд ли получится поговорить с Камиллой, но вы можете попробовать поговорить с Полем. Вы мужчина, вам легче будет договориться с ним. Узнайте, не вела ли себя Камилла в последнее время странно — в особенности с ним! Если он и правда её любит, он должен хорошо знать её и заметить мельчайшие изменения в поведении.

— А что вы обо всём этом думаете? — Леон запустил руку ей под юбку, и Эжени прерывисто вздохнула.

— Я не верю… охх… что в монастыре может появиться одержимая демоном. Если же в Камиллу вселяется чей-то призрак, то он… не так быстро, Леон… ведёт себя странно. И потом, почему именно в Камиллу? Если бы он вселился в мать Христину, у него было бы куда больше власти! Хотя, с другой стороны, Камилла очень красива… Но я скорее уж поверю, что она… о Боже!.. что она больна или же — что не исключено — искусно притворяется, чтобы избежать наказания за споры с настоятельницей.

Эжени взялась за шнуровку на жилете Леона, но перед тем, как начать развязывать её, снова заглянула ему в глаза.

— Поговорите с Полем, ладно? Могут выясниться очень любопытные детали.

— Понял, — по-военному ответил Леон и с наслаждением прижался к её губам.

***

Следующий день выдался не менее солнечным, ясным и жарким, чем предыдущий. Казалось, что небо зачерпнуло зелень листвы, а листва окунулась в синеву неба, поэтому всё вокруг переливалось сине-зелёным, а сверху на всё это проливались ослепительные золотые лучи солнца. Эжени с утра съездила в монастырь и вернулась с письмами отца, рассказом о невероятно алых розах с пьянящим ароматом и сожалениями, что Камилла Башелье, едва заметив гостью на лестнице, поспешила скрыться. Матильда де Сен-Мартен страдала мигренью, поэтому разговора с ней не получилось, и её дочь вернулась домой — перечитывать письма, полученные Венсаном от загадочной Корнелии, и искать крупицу истины в море загадок. Что касается Леона, то он отправился в близлежащий городок — расспросить местных о садовнике.

Поля Ожье здесь знали хорошо, и сын Портоса, побывав всего в паре таверн, уже сумел составить для себя портрет юноши. Его называли славным парнем, не красавчиком, но симпатичным, женщины, даже те, что в возрасте, мечтательно закатывали глаза и вздыхали, мужчины же отмечали его трудолюбие и явный талант: ни у кого не росли такие пышные и яркие цветы, как у Поля! Вместе с тем о нём говорили как о редкостном упрямце, который добьётся всего, чего захочет, даже если ему для этого придётся себе шею свернуть.

Камиллу Башелье знали хуже, поскольку она прибыла из более далёких краёв, и Леон не выяснил почти ничего нового о девушке, которая так интересовала Эжени де Сен-Мартен. День уже клонился к вечеру, когда бывший капитан закончил свои расспросы и сидел в дальнем углу таверны с кружкой вина, ожидая, когда сюда заглянет Поль Ожье — местные говорили, что это его любимое местечко. Ждать пришлось достаточно долго, но вот садовник в конце концов появился — Леон легко узнал этого статного широкоплечего парня с густой светло-русой шевелюрой благодаря рассказам местных. Поздоровавшись с хозяином таверны и несколькими знакомыми, Поль заказал кружку пива и сел возле окна. Вид у него, как показалось Леону, был встревоженный — несмотря на то, что все в округе называли его весельчаком, сейчас он ни разу не улыбнулся.

Выждав ещё немного, сын Портоса поднялся и, оставив своё вино нетронутым, в несколько широких шагов преодолел разделявшее их расстояние, опустившись на скамью напротив садовника. Тот вздрогнул и поднял свои тёмно-серые глаза.

— Сударь, я вас знаю?

— Леон Лебренн, — он по обыкновению представился фамилией матери. — А ты — Поль Ожье, верно?

— Верно, — в его глазах появилось настороженное выражение.

— Садовник при монастыре святой Катерины?

— Так точно, — Поль отхлебнул из кружки и утёр губы. — А вам что от меня нужно-то, сударь?

— Ты знаешь госпожу де Сен-Мартен? — спросил Леон и тут же поправился. — То есть сестру Терезу?

— Знаю, — кивнул его собеседник. — Хорошая женщина, храни её Бог, всегда доброе слово скажет, не то что мать настоятельница… Нет, о людях Божьих, конечно, или хорошо, или ничего, но уж больно она строгая! Розы мне запрещает садить, говорит, это грех и соблазн! Про розы-то, Божье творение!