О верности крыс - Мария Капшина

— Какие?.. Построить?.. Кому доклад?..

— Мастеру Джатохе. Примерно на четверть часа.

Доклад этот получился существенно длинней, и место для него было не самым подходящим. Назавтра Джатохе пригласили на имянаречение к младшему сыну ол Мессаре. Доклад Оней в связи с этим читал в одной из комнат счастливых родителей, устроивших по случаю имянаречения многолюдный приём. Мастер, разумеется, облюбовал для общения самую жаркую из доступных комнат, и Оней в итоге счастлив был сбежать, совершенно замученный и вопросами, и жарой. Последнее в весенний свежий вечер особенно раздражало. Мастер же был вполне благодушен и деятелен, уничижительных отзывов об Онее с его машинами не делал, отчего ол Баррейя в кои-то веки заподозрил, что от Онея может быть не только вред, но и некоторая польза родительскому самолюбию. Засим о-Баррейю отправили домой, тэрко изложил положение в армии, и на этом приятная часть беседы завершилась.

— Откуда информация? — резковато от неожиданности спросил ол Баррейя. Мастер сложил пальцы домиком.

— От людей Гвера. Да и до меня доходили слухи. Вероятнее всего, за луну-другую они дойдут до Эрлони, если ничего не предпринимать.

— Но это крайне маловероятно.

— Отнюдь. При смене династий чудесно выжившие наследники множатся, как грибы в сыром лесу. Информаторам Гвера удалось увидеть бумаги об имянаречении, заверенные клириком Нори-ол-Те. По этим бумагам ребёнок, которого предъявляют в Рикола, — Таннир ол Истаилле. С подобающей случаю историей о доброй кормилице, подмене младенцев и доблестных защитниках императорской крови.

— Фальшивка?

Джатохе улыбнулся, постукивая пальцами и пальцы.

— Кажется, ты в подобных случаях говоришь: это несущественно.

Ол Баррейя помолчал, прошёлся по комнате. Мастер следил из-под бровей.

— Что вы полагаете предпринять?

— Почему же "полагаю". Я уже работаю над этим. Ребёнка найти и беречь, а слухи пресечь в зародыше. Я полагаю, поддержка Святейшего Мастера стоит того, чтобы немного отсрочить официальное предъявление наследника.

Ол Баррейя остановился и остро глянул на Мастера.

— Поддержка?

— Ребёнок пока мал. А ол Тэно пока не слишком мешает. Но однажды с Её Величеством может приключиться беда, и в такое смутное время законный наследник ол Истаилле пришёлся бы весьма кстати. Гвер займётся тем, чтобы его безопасно переправили в Лаолий.

В целом же ситуация на Внутреннем море нормализовывалась, если не считать растущих антиимперских настроений в Рикола. Если считать — ясно становилось, почему Мастер активно взялся продвигать проект, по которому Империи следовало закрепиться в злополучном Вернаце. Флот растёт, а портов всего ничего, и лишь один из них не в Рикола.

Зато с Зангой стало существенно проще после того, как где-то на юге при странных обстоятельствах погиб Аджувенгор. Зангские города охотно грызлись и при нём, теперь же для них исчезла последняя причина держаться вместе. Зато возникла бы отличная причина рваться на вакантное место столицы, будь у Занги меньше военных врагов. Пока с юга её рвали Кадар с Дазараном, отвлекаться на условно мирную Империю и пока дружественный Лаолий Занге было совершенно не с руки. На этом основании купцы всех заинтересованных сторон судорожно делали деньги в намерении сбежать с этими деньгами, как только окончательно запахнет палёным. Пока же на зангско-имперской границе кипела бурная экономическая жизнь. Купцам и банкирам, по большому счёту, совершенно неважно, кто владеет Вернацем, если этот кто-то не мешает людям работать. На перекрёстке морских дорог в ходу самые разные монеты и самые разные системы мер, а потому здесь разворачивается широчайшее поле деятельности для всякого ухватистого человека. Скажем, арнакийский локоть очень удачно отличается от лаолийского, если при покупке мерить ткань первым, а при продаже — вторым. А уж сколько можно выгадать, меняя имперские сребрики на дазаранские золотые джинди, а джинди потом — на лаолийские олеты… Вернац оправился и забурлил на удивление быстро. Городу всё равно, кто заполняет его улицы, доки и причалы, город переделывает всех под себя, равнодушно пропуская мимо сознания людскую уверенность, что это люди что-то решают.

Впрочем, проводив Мастера к его карете и возвращаясь в расцвеченный яркими фонарями дом, ол Баррейя думал не о купеческих мелких мошенничествах. Ему хватало своих, в результате которых нужные посты оказывались заняты нужными людьми. Сложность, по большому счёту заключалась не в продвижении, а в том, чтобы отыскать. Самородки, которые вырываются вперёд самостоятельно, как этот посольский приятель ол Ройоме, редки. Обычно их приходится выискивать, и на первый поверхностный взгляд редко угадаешь, что скрывается в невзрачном камешке, залепленном жидкой глинистой грязью. А свои люди ой как нужны. В идеале — чтобы верны были они лорду тэрко в большей степени, чем кому бы то ни было. Но паршивка тоже не спит, и тот же ол Ройоме кажется куда как лояльным трону. Не говоря уж об ол Нюрио, скажем, или нок Дзерго, которые совершенно очевидно — из паршивкиного выводка. Выводок она себе подобрала, безусловно, неплохой. Возраст — это недостаток, который со временем всегда проходит, а в остальном плохо в них только то, что они из чужого лагеря. Не враждебного, но лишь до тех пор, пока дороги не разошлись, пока не пришло время для Мастера доставать из рукава козырную карту со спасённым ол Истаилле. Да и Лаолий — не самое спокойное место, чтобы прятать там козырные карты. Другое дело, что больше особенно и негде прятать. А в западнолаолийских болотах или в восточных их же пустошах спрятать можно не то что одного ребёнка, а целый город. Дай Тиарсе, чтобы ол Лезон справился вполне. Чтобы Лаолий не получил замечательное оружие против Империи — наследника, который сможет претендовать на оба трона. На трон в Торене, если женить ол Истаилле лет через десять-тринадцать на одной из дочерей Везариола, и на трон в Эрлони — по праву рождения.

Главный зал, где собралась большая часть гостей, украсили цветами, лентами и фонариками, и клубился там над головами туман курений и цветочных запахов, мешаясь с тонким дымом масляных ламп. Ол Баррейя прошёлся, останавливаясь для того, чтобы обменяться парой реплик, понаблюдать за партией в шаги между незнакомыми офицерами с нашивками четвёртой сотни на плечах. Офицеры играли решительно и бездарно. Нового в зале слышно не было, если не считать несущественных деталей о чьих-то мелких удачах или провалах, свадьбах или поединках. Тэрко остановился у высокого столика с каким-то десертом, вроде орехов в меду, и стоял, подпирая плечом деревянный столб, глядя в зал и подумывая, чтоб идти домой. В просветах между локтями и спинами мелькнуло впереди алое, ол Баррейя невольно присмотрелся. В алом была ол Кайле, смеющаяся во все зубы. Сегодня, для разнообразия, она танцевала с мужем. Хорошо танцевали, умело и с душой, приятно посмотреть. Они же не тратили лишнего взгляда на зачем-то затесавшихся в то же помещение посторонних. Ол Кайле в чётко регламентированный рисунок танца успевала исподволь вписать то взгляд, то улыбку, то едва уловимое движение руки. Любой шаг дышал живостью и естественностью, и многослойный шёлк арнакийского платья казался едва ли не прозрачным — так ясно и почти бесстыдно вдруг вырисовывалось под шёлком бедро или грудь. Тедовередж танцевал с выражением великосветской скуки на лице, но временами задерживал руку жены в руке на долю мгновения дольше необходимого, и в чертах дазаранца светилась тёплая улыбка. Несколько лун назад, когда родилась Тидзана о-Кайле Тедовередж, дипломатические отношения в этой семье чем-то переменились. На легкомысленно поводящей плечиком ол Кайле роды ничуть не сказались, она стала, разве что, ещё более уверена в себе и в своём праве на всё лучшее в этом мире — да и во всех прочих. Она поймала задумчиво-случайный взгляд тэрко и улыбнулась светящимися жёлтыми глазами. Она была счастлива, и тэрко поймал себя на желании улыбнуться в ответ. Хмыкнул, подавил зевок и стал прикидывать пути отступления — домой, спать.