О верности крыс - Мария Капшина

С другой стороны, Кирой ощутимо сомневался во всей этой кошачьей истории. Но одно ясно было точно: ол Кайле, ол Кеуно и этот вот, значит, нок Шиджаа — все трое в ближний круг входят. И если посол светлознойного Дазарана упустит этот шанс, то терпеть себя впоследствии ему станется непросто.

Кирой стукнул тремя пальцами о бляху на поясе и спросил непроницаемым тоном, слегка задрапированным в дружеское расположение:

— Позволь спросить, а отчего тебе нужна именно она?

Гость молчал. Кирой со сдержанным любопытством ждал, откинувшись на спинку кресла. Хотелось схватить гостя за грудки и заорать что-то пафосное. Вроде "Говори!" или "Сейчас ты мне всё расскажешь!"

— А ты, собственно, кто такой? — выказал дурные манеры гость. Неудачно повернулся, сморщился от боли и со свистом втянул воздух сквозь зубы.

— Я, собственно, её муж.

Гость смотрел скептически. В какой-то момент Кирою подумалось, что не скептически, а сочувственно и подсчитывая Кироевы рога. Мысленно он дал себе подзатыльника и выложил последний и единственный козырь.

— Я, конечно, не Кошка, — несколько насмешливо, — но с простым делом могу и справиться.

Гость напряжённо молчал. Кирой не мешал ему. Тхошо поглядел на совсем уже тёмное небо за окном, закрыл глаза, открыл их и заговорил.

"А с Оленеморной второй поворот налево", — в третий раз проворчал Кирой себе под нос, вглядываясь с облучка в темноту. Оленеморная оказалась из тех улочек, которые извиваются через полгорода, как змеи в брачном танце, пересекаются в двадцати местах с другими улицами и с собою же… И всё — задворками, никогда не выползая на свет. Править каретой Кирою не приходилось уже лет шесть. Тем более — по подобным колдобинам и на ощупь. Кто-то, кажется, не поленился сообщить об этом лошадям: мерзавки вышагивали, как придворные дамы в саду илирского короля. Когда Кирой поводьями и сдавленной руганью убеждал их бежать скорее, они сокрушённо качали головами и сочувственно косились на психа. Куда — скорее в таких потёмках? Ты что, правда хочешь скорее? И Кирой соглашался про себя, что неправда, что не хочет. Очень уж хорошая была темнота, глухая, подвальная. Особенно, когда герцог нашёл-таки второй поворот — щель между стенами, сделавшими бы честь среднего пошиба крепостице. Щель увела в настилы. Кирой напряжённо вслушивался в гнилое дерево под колёсами, тосковал о ещё одном фонаре и прикидывал, как будет искать дорогу обратно.

"Дом на отшибе" опознать удалось на удивление легко. Стоял он действительно наособицу, возле самой воды, и действительно отличался внушительными для Собачницы размерами.

("И кто там меня ждёт? Тоже к врачу везти во весь опор?" — "Нет, на Теотте ни царапины".)

Кирой спрыгнул, тут же пожалел об этом, забрызгавшись мало не по пояс, и подошёл к двери, кутаясь от зарядившего снова холодного дождя и как-то лениво думая, что с этими новомодными именами никогда не разберёшь, где мужское, где женское. В соответствии с инструкцией, стукнул два раза. Подождал — ничего — и потянул дверь на себя. Дверь открылась без звука, и на Кироя повалился кто-то незнакомый. "Никакого разнообразия", — подумал Кирой — и погрешил против истины. На этот раз падающий в объятья незнакомец не стоял, а сидел, и был он не он, а она. "Оп", — подумал Кирой и переместил руку с груди на плечо. И почувствовал что-то острое и металлическое, вопросительно уткнувшееся в рёбра.

— Теотта?

Вопрос под ребром стал менее остро, но с повестки не ушёл.

— Я — при Кошке, — сказал Кирой в соответствии с инструкцией и почувствовал себя полным идиотом по собственной инициативе. Кинжал от рёбер убрался.

— В Веройге, — тихо скомандовала Теотта.

— К Верго, — отозвался Кирой, помогая ей подняться. — В городе белых — как крыс, так что едем в Ивовый дом. Ол Кеуно, думаю, уже там, оживляет нок Шиджаа.

— Как тебя зовут?

— Кирой Тедовередж-тай граф ол Тайтеро кьол Кайле, — отрекомендовался герцог.

— Риршия Арачанана, — сказала Теотта, поднимая голову, чтобы видеть приступку кареты. На её лицо скакнул свет фонаря, висевшего у облучка.

"Ненавижу церковников", — подумал Кирой. Риршия-Теотта была красива той яркой и непривычной для северян красотой, что отличает чёрнокожих дочерей дазаранского юга. Это лицо перечёркивал через бровь и висок чёрный от крови рваный порез.

— Мне нужно в Веройге.

— Тебе нужно к врачу, — Кирой усадил её и примерился отодрать от плаща полоску. — Где перевязать?

— Нигде, сама уже. Крови много ушло. Это Кошка сказала — в Ивовый дом, или ты сам дуришь?

— Мише дома не было. А в Веройге сейчас ехать незачем, хотя бы оттого, что императрицу ты там всё равно не найдёшь.

"Ну а кроме того посол Дазарана вызвал бы таким поступком десяток толкований, и все — совершенно лишние".

Посол Дазарана по дороге домой хохлился, кутался в плащ и думал о высоком. О том, как доблестным подвигом послужить отечеству. Вот, скажем, отечеству не нужна война с Империей. Война нужна Империи, потому что среди дазаранских генералов нет ни одного яркого ума, зато их хватает в Империи, придирчиво подбираемых ол Баррейёй, Джатохе и ол Тэно из всех провинций и всех сословий. Пока от войны удерживает пара причин. Отсутствие у Империи границы с Дазараном, отсутствие хорошего морского флота, неудобное расположение Занги на побережье, а также нежелание Его Святейшества сдавать позиции. Лэнрайна ол Тэно грезит абсолютной властью, а светлейший Джатохе не видит, почему власть земная может быть выше небесной. Когда людей из ближнего круга императрицы преследуют по всему городу белые… Как частное лицо двадцати лет от роду Кирой изнывал от любопытства: что же такого нашли на истового наместника Вечных. А как посол и патриот Дазарана — обязан был выяснить и вернуть Его Святейшеству. Получить благословение на вбивание клиньев во все щели имперского фундамента. В рамках недопущения распри и укрепления дружественных отношений.

Хороший район — Собачница, тихий. Прирежут раньше, чем успеешь пикнуть. А старый Арн примет всё; чего он только не насмотрелся за долгую жизнь. И женский труп с перечёркнутым лицом его не удивит. И кто узнает, дошла ли она до того дома, где должна была ждать, нет ли? В доме был, кровь нашёл, её — нет. Или просто на белых наткнуться. Закрыть лицо, пофехтовать, подставить руку под порез и ретироваться перед лицом численно превосходящего. Тогда, правда, самому пакет прочесть не удастся. А бумага очень уж завлекательно шуршала под одеждой Риршии Арачананы, землячки-предательницы.

Много возможностей открывает благородная должность посла.