О верности крыс - Мария Капшина

— Ну, вставай.

Тидзана удивлённо подняла на неё зарёванное лицо, замолчав на мгновение, и готовая в любой момент расплакаться снова, и громче прежнего.

— Бо-оольно! — пожаловалась она, шмыгая носом в надежде, что мама всё же проникнется.

Не прониклась:

— Но идти-то надо, — рассудительно сказала она. — Вставай, солнышко.

Взъерошила короткие вьющиеся волосы девочки и встала.

— Или тебе не надо гостя встречать?

Тидзана напоследок потянула носом и встала. Деловито отряхнула юбку и посмотрела на маму. Мама улыбнулась, достала платок, присев снова, и вытерла ей заплаканное лицо. В свою комнату Тидзо в итоге спустилась степенно и хмуро, на радость няньке, которая суетливо топталась возле стола. Вен сидел у неё за спиной боком на жёсткой скамейке с деревянной спинкой и откровенно скучал, болтая ногами и разглядывая потолок. При виде Тидзо оживился.

— Ладно, мелкие, я пойду, — сказала мама. Наклонилась к Тидзо: — Не дразни няню, слышишь?

— Слышу, — легко кивнула Тидзо, глядя честными глазами. Мама покачала головой и вышла.

— Привет, — сказала Тидзо, подсаживаясь к Вену. — А ты что, совсем один пришёл, без Хриссэ?

— У папы дела какие-то, — начал Вен, но нянька его перебила:

— Тидзана, нельзя важного человека называть каким-то детским прозвищем!

— Ой, не могу! — рассмеялась Тидзо, откидываясь назад, опираясь на руки. — Это Хриссэ важный? У нас дворник важный, как глаза выпучит, пузо выпятит, так важнее некуда! А Хриссэ ничего не важный!

Нянька шагнула к ней, чтобы схватить за руку, но Тидзо увернулась, соскочила со скамейки и отбежала к столу.

— Нельзя так говорить!

— Бе-бе-бе, можно подумать! Он мне сам разрешил! — сказала Тидзо, усаживаясь на стол и с удовольствием следя за нянькиной реакцией.

— Ты как себя ведёшь, противная девчонка! — пророкотала нянька, нависая над ней. — Кто тебя такую замуж возьмёт!

— Бе-ээээ! — ответила противная девчонка, показывая язык, кувыркнулась со стола на пол по другую его сторону и скорчила рожу оттуда.

— Тьфу! — в сердцах сказала нянька.

— А можно нам немного чаю? — вежливо спросил Вен у неё за спиной. — Пожалуйста.

Нянька от неожиданности вздрогнула, но на вежливого мальчика посмотрела ласково.

— А сейчас, обязательно, — сказала она с тем особым неестественным оскалом, который старательно надевают взрослые, общаясь с детьми. Вен вежливо улыбнулся в ответ.

— А печенек мы хотим? — с тем же оскалом спросила нянька, наклоняясь к Вену.

— Печенек? Очень хотим! — сказал вежливый мальчик. Подумал и добавил: — Пожалуйста. — Подумал ещё и снова добавил: — Спасибо большое.

— Вот умничка! — обрадовалась нянька. — Такой хороший воспитанный мальчик, вот ты же старший, ты скажи этому пугалу: кто ж её замуж такую возьмёт! Надо себя хорошо вести!

— Тидзо, иди сюда и сядь смирно! — сказал Вен, делая страшные глаза.

— Ой-ой-ой, раскомандовался! — весело откликнулась Тидзо, перебираясь через скамейку. Нянька, довольная жизнью в целом и своими воспитательными способностями в частности, радостно ретировалась в дальний угол к жаровне с чайником и загремела посудой.

— Чего? — тихо спросила Тидзо, подойдя. Вен показал глазами в сторону двери. Тидзо кивнула, они подождали немного и тихонько стали пробираться вдоль стеночки к выходу, задерживая дыхание и поминутно оглядываясь, чтобы напряжённо следить за широкой нянькиной спиной.

— Ах ты ж! — вскрикнула нянька, неудачно схватившись за горячие щипцы для угля. Тидзо дёрнулась и чуть не уронила стул. Вен сердито на неё зыркнул, но нянька не обернулась, и дверь не скрипнула, закрываясь за ними.

— Вон в том углу палка-тушилка! — страшным шёпотом сказала Тидзо, подпирая дверь.

— Какая палка?

— Ну, длинная такая, с колпачком на конце, свечи тушить. Тащи сюда!

Вен в три прыжка вернулся, продел палку в дверную ручку и довольно улыбнулся во все зубы.

Изнутри послышался шум, а после шума вопль:

— Ти-иидзо!

Они подхватились с места, как по команде, подгоняемые стуком изнутри в дверь, закрытую на палку-тушилку. И драпали через дом насквозь, до старой деревянной лестницы рядом с кухней. Лестница была ярко освещена из большого окна под крышей, а под скрипучими рассохшимися ступеньками стоял сумрак, тянуло сквозь него сквозняком, и свисали из щелей в досках ленточки света. Там дети остановились отдышаться.

— Это кошмар в переднике, а не нянька! — пожаловалась Тидзо.

— С ней смешнее, — не согласился Вен.

Тидзо хихикнула.

— А ты почему всё-таки без Хриссэ?

— Папа по делам куда-то пошёл. Мы вообще у деда были, который ол Кьет, бабушкин брат. Я не надолго, ближе к полудню папа за мной вернётся, и мы домой поедем, в Кааго.

— Ууу, — сказала Тидзо, опираясь о стенку. — Это чего ж такое, на пару часов всего приходить!

— Ну, что ж теперь, — рассудительно сказал Вен. — Папа спросил, как мне лучше: у деда — или к вам. У вас конечно веселей.

— Да, — мрачно сказала Тидзо. Потом оживилась: — Пойдём тогда быстрее, я тебе одну штуку покажу, мы как раз рядышком…

Она привела Вена в небольшую комнатку в конце коридора, почти сразу за кухней. Там не было ничего, голые кирпичные стены без шёлка или бумаги, и узкий дверной проём пустовал, и только в одном углу обрастал паутиной старый сундук. Тидзо подошла к одной стене и остановилась в паре шагов.

— Смотри: тут кирпичи так лежат, как будто была арка, а потом её заложили. Видишь?

Все стены были из местного красного кирпича, а "как будто арка" — заложена светлым, более мелким и гладким, и выглядела поновей. Вен провёл пальцами по краю светлой кладки.

— И чего? — спросил он, оборачиваясь к Тидзо.

— А того! Там знаешь что, за стенкой?

— Знаю, — сказал Вен, подумав. — Там ваша кухня, кладовка за ней, где старые швабры валяются. И бумажные кульки с гнутыми вилками.

— Пфф! — возмущённо сказала Тидзо, возводя глаза к потолочным балкам. — А вот и нет! Не знаешь, так и не говори!

И замолчала, сложив руки на груди и глядя в другую стенку, без волшебных заложенных арок, зато с паутиной в углу над сундуком; в паутине висел длинноногий усохший паук.

— Ну так чего там? — спросил Вен, не дождавшись продолжения. Тидзо помолчала ещё немного для виду и начала, зловещим голосом:

— Там коридор, тёмный-тёмный. Совсем темно, хоть глаза не открывай. И он вот так вот влево идёт, идёт, а выходит наружу. И там снаружи трава выше головы. А под холмом дорога и река, а дальше село. А ещё дальше ничего нет, только холмы. И ещё скал немножко. И всего-всего много: и земляника, и орехи, и речка, чтобы купаться…