По стопам Господа - Генри Мортон

— Насколько я понимаю, это самое худшее, что вы можете сделать в Дамаске. Никто не подумает о вас хуже, если вы убьете кого-то, особенно если вам удастся избежать ответственности, вами будут восхищаться, если вы совершите удачную кражу. Но выйти из лавки, когда торговля идет лишь второй день и выпито всего шестнадцать чашек кофе… этого просто нельзя делать!

Я испытал разочарование, узнав, что караванное сообщение между Дамаском и Багдадом прекращено. Еще несколько лет назад караваны верблюдов с грузами далекого Востока приходили сюда после недель путешествия по пустыне.

В узких улочках Дамаска прячутся старые постоялые дворы, в которых некогда размещались купцы и караванщики. Это красивые здания с мавританскими арками, фонтанами в центре двора, галереями, на которых расположены комнаты гостей. Эти очаровательные старые здания теперь либо пустуют, либо сдаются в качестве складов.

Сегодня перевозки через пустыню осуществляются механическими фургонами и грузовиками. Они приходят из Багдада, покрытые пылью и песком, но не вызывают тех чувств, которые испытываешь при виде старинных караванов, которые шли по дорогам со времен Авраама.

Для христианина самое интересное в Дамаске — это улица, называемая Прямой.

Через год или два после Распятия апостол Павел (тогда еще Савл), «дыша угрозами и убийством на учеников Господа»94, отправился в Дамаск. В нескольких милях к югу от города, на невысоком холме, который все еще виден, ему было видение, изменившее всю его жизнь.

«Внезапно осиял его свет с неба. Он упал на землю и услышал голос, говорящий ему: Савл, Савл! Что ты гонишь Меня? Он сказал: кто ты, Господи? Господь же сказал: Я Иисус, Которого ты гонишь. Трудно тебе идти против рожна. Он в трепете и ужасе сказал: Господи! Что повелишь мне делать? И Господь сказал ему: встань и иди в город; и сказано будет тебе, что тебе надобно делать».

Савл добрался до Дамаска слепым. Он пришел в дом Иуды на улице, называемой Прямой, и там Анания, последователь Иисуса, его исцелил.

Павел принял крещение. Один из величайших врагов христианства стал одним из величайших христиан.

Улица, называемая Прямой, на самом деле представляет собой квартал в милю длиной, не имеющий привычных изгибов. В древние времена его называли Вик Рект, а потом Дерб-эль-Мустаким, то есть Прямая улица.

Как многие улицы Дамаска, этот квартал имеет арочную крышу, сквозь дыры в которой толстыми лучами проникает солнце, напоминая лучи прожекторов. Место, где, согласно традиции, находился дом Иуды, почитается и христианами, и мусульманами, теперь здесь крошечная мечеть. У нее нет минарета, так что муэдзин призывает верующих на молитву с маленького зеленого балкона, похожего на многие другие балконы квартала.

Я чувствовал потребность заглянуть внутрь мечети, даже если там нет ничего, напоминающего об Иуде и апостоле Павле. Я снял башмаки на улице и приготовился войти, когда старик, куривший кальян на противоположной стороне улицы, бросился ко мне и устроил целое представление с открыванием дверей и приглашением внутрь.

Это было маленькое выбеленное здание. Сосуд с зеленоватой и явно застоявшейся водой был вделан в пол. Пять-шесть мужчин молча сидели на коленях и молились, обратившись лицами к Мекке, время от времени они касались лбом пола и поднимались снова, с закрытыми глазами.

Было странно думать, что эта маленькая беленая мечеть, должно быть, заняла место дома, в котором посланник, избранный самим Христом, начал свою миссионерскую деятельность, распространившуюся на весь мир.

Как я уже сказал, Дамаск разочаровал меня. Однако отдельные кварталы и дома города великолепны и незабываемы. Одна из мечетей «танцующих дервишей» — прохладное, тихое место с белыми колоннами и мраморными фонтанами. А еще дом Асад-паши, ныне превращенный французскими властями в своего рода музей.

Это действительно страница из «Тысяча и одной ночи»: заурядная дверь ведет с заполненного людьми пыльного базара, где ослы и верблюды, проходя мимо, прижимают вас к стене. Но с той стороны двери находится волшебный дворец с тремя сотнями комнат. В густых зеленых листьях апельсины и лимоны сияют на ярком солнце, вода плещет в мраморных фонтанах, и даже крики на улице снаружи стихают в этом тайном раю.

Еще одно изысканное строение Дамаска — Великая мечеть, которая раньше была христианской церковью, посвященной Иоанну Крестителю. Ее часто сжигали и разрушали, но ничто не может скрыть великолепие того старого храма, который построил император Феодосий Великий в 375 году.

В узком проулке возле мечети, утопая в зеленом саду, прячется, на мой взгляд, главное сокровище Дамаска. Оно останется в моей памяти, когда забудутся более великолепные и амбициозные сооружения. Это скромное надгробие великого Саладина, героя «Талисмана» Вальтера Скотта и одного из тех врагов христианства, кто упоминается во всех исторических книгах как храбрый и благородный противник.

Святилище при захоронении не больше обычной комнаты. Над входом надпись по-арабски:

«О Аллах, прими эту душу и открой для него врата Небес, это последняя победа, на которую он надеялся».

Внутри тихая мраморная камера со стенами из полосатого камня и арками, выложенными прекрасными цветными плитками. Там едва хватает места, чтобы обойти вокруг резного мраморного саркофага, в котором покоятся останки великого поборника ислама. На надгробии лежат обрамленные картины, представляющие главные деяния и подвиги Саладина в защиту мусульманской религии, а в изголовье — тюрбан Саладина.

Могилу охранял старый шейх, сидевший снаружи у двери, на солнцепеке. Он вошел и обратился ко мне на арабском, объясняя деяния и подвиги Саладина.

Я хотел бы сказать ему, что мы, англичане, помним Саладина в основном потому, что он сражался против Ричарда Львиное Сердце, который практически не бывал в собственной стране и едва не раздавил ее население грузом налогов, собиравшихся на выкуп его романтической персоны из плена, — и тем не менее считается одним из наших любимейших героев.

Мы могли бы насладиться занимательной беседой, но я был в состоянии только кивать и делать вид, что понимаю, что говорит мне старик.

Судя по всему, Саладин был великим и добрым человеком, даже если не принимать на веру множество легенд, окутавших его образ, и добраться до твердой почвы исторических фактов. Боюсь, приходится признать, что он мог похвалиться большим количеством христианских добродетелей, чем его противники.

Как все в Англии знают историю о короле Альфреде и пирогах, а в Шотландии каждый может рассказать вам про Брюса и паука[16]; на Востоке же все готовы поделиться преданиями о доброте и сострадании Саладина (здесь его называют Салах ад-Дин, что звучит гораздо лучше).