Микаэл Налбандян - Карен Арамович Симонян

Небывалое оживление царило в Лондонском центре. И единственное, что мучило «исполина с львиной гривой», — это мысли о его юной жене Антонине, оставшейся далеко-далеко в Сибири… Неизбывная тоска и бесконечная любовь к ней не оставляли его ни на миг.

Микаэл Налбандян, сам испытавший боль разлуки и потери, глубоко сочувствовал другу и решил по возвращении в Россию помочь Антонине выбраться из глухой Сибири и выехать в Лондон.

Поистине, Налбандян — «золотая душа, преданная бескорыстно, преданная наивно до святости», — говорит Очевидец.

Итак, «заявляя свою необузданную революционную решимость», — как доносил о Михаиле Бакунине агент Третьего отделения, — и в то же время тоскуя по своей молодой жене Antonie, этот богатырь целиком отдался стремлению «революционизировать» «Колокол». Во всяком случае, все тот же агент докладывает, что Бакунин «оживил деятельность русской пропаганды».

В эти напряженные и беспокойные дни организации, объединения и налаживания связей все те, кто хотел или имел что сказать, находили время сесть за письменный стол.

Трудно сейчас сказать, под воздействием ли общего настроения тех дней, или из желания подать личный пример поспешил Бакунин написать свое знаменитое послание «Русским, польским и всем славянским друзьям».

«Мы любим только народ, верим только в народ и хотим только того, что хочет народ, — писал Бакунин. — Но что нужно народу? Повторю с Колоколом: земля да воля».

Микаэл Налбандян был из тех людей, которые относятся к своей деятельности безжалостно и даже беспощадно. Пожалуй, лишь благодаря верности этому своему убеждению и достигает личность совершенной гармонии с собою, со своим временем и со своим народом.

Несмотря на напряженную работу, встречи и переговоры, вскоре после приезда в Лондон родилась и уже не отпускала Микаэла упорная мысль, что надо сделать еще что-то, сделать еще какой-то шаг, решить какую-то новую задачу. И что в противном случае все сделанное до сих пор могло стать бессмысленным, обесцениться, а в назревающих условиях и обстоятельствах это означало бы уничтожение еще не созданного национального будущего.

Будучи одним из руководителей тайной революционной организации «Земля и Воля», точнее, руководителем ее армянского крыла, он своей преданностью и человеческой сущностью внушал своим друзьям такое доверие, что Бакунин, скажем, мог не только обнадеживать в своей статье «Несколько слов южным славянам», что «придет время, и кажется скоро, вы услышите о вольном русском народе, тогда верьте в его несомненную дружбу и в его крепкую помощь», но и со всей уверенностью дать совет: «Вам нужны союзники? Подайте руку соседям вашим… армянам, ныне тоже восставшим за свою самобытность».

Поистине, лелеемая Лондонским и Петербургским центрами общеевропейская и всероссийская крестьянские революции казались столь близкими, что можно было уже назначить конкретный срок начала совместных действий.

Теперь уже не возникало сомнений, что армянский народ не проспит эти всеобщие мощные сдвиги в общественной жизни. Микаэл тайно встречался с Джузеппе Мадзини. При его и Бакунина посредничестве Микаэл укреплял связи с Джузеппе Гарибальди, глубоко убежденный, что прославленный итальянский революционер согласится руководить Зейтунским восстанием. Тайная, по широкая подготовительная работа велась в Армянском округе и в Восточной Армении. Близким, очень близким казалось невероятное еще несколько лет назад освобождение…

Но что принесут свобода и независимость армянину? Эта мысль неотступно преследовала Микаэла. И чем больше назревали события (а события, как мы вскоре убедимся, назревали чуть ли не с минуты на минуту), тем необходимей было получить ответ на этот и на многие другие, не менее актуальные вопросы.

Может ли человек считаться свободным лишь по закону, только политически? Может ли человек действительно быть свободным, если материальная нужда заставляет его служить другому и своим рабским трудом добывать хлеб свой насущный? Свободен ли человек, если у него есть хозяин? Хозяин, которому можно заявить о своей провозглашенной законом свободе и тем освободиться от него. Но лишиться пропитания…

Разве такая свобода не призрачна, разве она не просто фикция?..

Следовательно?.. Следовательно, думал Микаэл, труд должен быть источником не только пропитания, по в простого человеческого счастья и удовольствия только в том случае, когда он будет не подневольным, а свободным и добровольным, то есть когда все люди будут иметь равные права.

Равные права, справедливость, свободный труд… Все это можно добыть только одним путем — разрушив до основания старые, существующие веками и тысячелетия» ми порядки. Микаэл не мог согласиться с тем мнением Петра Мартьянова, что эти вопросы, во все времена мучившие самых смелых и светлых людей, удастся решить, когда царь добровольно откажется от власти и провозгласит демократическую республику.

Горе тому дереву или растению, корни которого не способны добывать и вырабатывать из собственной почвы жизненные соки!.. Горе дереву и растению, уповающим лишь на ночную или утреннюю росу. Только роса покроет его листья, только начнет оно утолять свою жажду, только начнет оживать его листва, как под лучами поднявшегося солнца испаряется роса, оставив растение жаждущим и поникшим… Так и для человека данная свыше свобода не более этой росы, если он, во-первых, внутренне несвободен и, во-вторых, продолжает совершать насилие над другими.

Поэтому прежде всего нужно решить экономический вопрос. Пока не разрублен этот гордиев узел, пока экономические проблемы не нашли верного решения, общество не может быть свободным ни в социальных, ни в семейных отношениях. Хоть сорок раз, если угодно, меняйте форму правления, все равно «пока одна часть общества владеет землей, другая же остается нищей, до тех пор будет там царствовать насилие»!

Немало бесед и споров было обо всем этом с Александром Герценом, Николаем Огаревым и Михаилом Бакуниным.

«Сама по себе свобода всего лишь слово, и оно не может найти воплощения в действительности, если не будет решен экономический вопрос, — записал в один из лондонских вечеров Микаэл Налбандян. — Никакое свободное правительство, никакая свободная конституция не способны избавить человека от рабства, пока не будет признано право этого человека на землю».

Он не только классифицировал в порядок свои наблюдения и мысли, но и бросился лихорадочно изучать работы по политическим и экономическим вопросам Англии, Франции, России, Турции, собирал факты, подкрепляющие его точку зрения