Долгие ночи - Абузар Айдамиров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После шейха Мансура борьбу чеченцев против русского царя в течение нескольких лет возглавлял знаменитый Бейбулат Таймиев.
Чеченцы никак не признавали его своим имамом и избрали имамом другого. В старческом возрасте больного Бейбулата убил его кровник — один из кумыкских князей[82].
Героической смертью в Гимрах пал великий сын аварского народа Кази-Мулла.
Но величайшим среди великих сынов Кавказских гор был аварец Шамиль. Даже он, после первых пяти лет своего имамства в Дагестане, вынужденный уйти из родных гор, нашел убежище в Чечне. Будучи имамом Чечни и Дагестана в течение двадцати пяти лет он и его семья разделили с рядовыми горцами все горести и беды. На войне погибли его жена, сын, сестра. Старшего сына в восьмилетнем возрасте взяли в аманаты, увезли в Россию и возвратили Шамилю молодым офицером, который, однако, вскоре умер от чахотки.
После пленения вместе со всей семьей Шамиля увезли в Россию, томиться вдали от родных гор. Говорят, там уже умерли несколько членов его семьи. И вряд ли русский царь разрешит ему вернуться в родной Дагестан или Чечню…
Вырвавшись из блокады Гуниба, Бойсангур вместе со своими соратниками Атаби и Уммой поднял восстание против царских властей. После подавления восстания брошенный всеми Бойсангур со своей семьей скрылся в пещере вблизи Беноя. Однако его нашли, взяли в плен и повесили в Хасав-Юрте. Двух его сыновей отправили в Сибирь на двадцать лет, а Атаби и Умму — в ссылку…1
1 Восстание в Нагорной Чечне под руководством Бойсангура Беноевского началось в июне 1860 года. 17 февраля 1861 года в пещере вблизи аула Беной он был взят в плен. Однако восстание продолжалось до ноября 1861 года. Атаби и Умма добровольно сдались в плен генералу Святополк-Мирскому соответственно в ноябре и декабре 1861 года и были сосланы на север России.
Сослали на север России святого шейха Кунту-Хаджи, который проповедовал людям мир, братство, выступая против войн, насилия, неуклонно следовал по пути, завещанному Аллахом и его пророком Мухаммадом.
Теперь Маккал и его товарищи готовят новое восстание. Но чтобы возглавить его, у них нет таких умных, мужественных и просвещенных людей, какими были шейх Мансур, Бейбулат, Кази-Мулла, Шамиль…
Нет тех благородных и смелых воинов, которые воевали против могущественной России в течение последних восьмидесяти лет.
От них остались только заросшие травой надмогильные холмы.
Чем же закончится их затея? Смогут ли они завоевать свободу или это опять кончится напрасными жертвами?..
* * *
Оглядываясь назад, Маккал как бы заново переосмысливал пройденный им путь. Лет пятнадцать назад он стал ярым противником газавата, видя, какой непоправимый ущерб он наносит делу свободы. Газават призывал горцев к борьбе против всех иноверцев, а значит, вбивал клин между мусульманскими и немусульманскими народами Кавказа. Мешал им объединиться, распылял их силы.
Короткий русский плен на многое раскрыл ему глаза. Горцев в России считали непримиримыми врагами всего русского. Разжигали в народе ненависть к горцам. Но кто спрашивал русского мужика или горца, чего они-то хотят? Да никто и никогда!
Конечно, размышлял Маккал, горцы не желали покориться русскому царю. Ни один уважающий себя человек, а следовательно, и народ не наденет добровольно на свою шею ярмо рабства. Противились этому и горцы. Во времена Мансура и Бейбулата горцы еще верили в свои силы, верили в победу. Но уже при Шамиле начали сомневаться, узнав, какой могущественный противник им противостоит. И ничего не было бы в том постыдного, если бы вовремя отступили. Повоевали бы да и помирились с русскими.
Ведь сколько жили до того дружно и мирно. Кто знает, со временем, может, и объединились бы. Да и теперь сделать это еще не поздно. В душе Маккал верил, что когда-нибудь все угнетенные будут сражаться на одной стороне. Верили этому и Арзу, и Берс. Они-то лучше кого-либо знают, сколько иноверцев сражалось на стороне горцев. Вот и нужно убедить всех в том, что свобода — общее дело всех угнетенных. Убедить не только горцев, но и русских.
Много лет назад Маккал предложил эту идею Шамилю и его дивану, сплошь состоявшему из духовных лиц. Что тогда было! Какой поднялся гвалт! Называли его и безбожником, и предателем…
Что же! Теперь нет Шамиля, нет его сподвижников. Пришли другие времена и другие люди. Вот они и поднимут новое знамя, не газавата, а знамя общей борьбы за свободу…
Маккал не заметил, как въехал в село. Пустым показался ему Гати-Юрт. Улицы как будто вымерли. Только кое-где, прижавшись к заборам, сидели на бревнах старики и тихо переговаривались.
Ни смеха не было слышно, ни острой шутки. Даже собаки не лаяли, а высунув языки, печально взирали на прохожих.
* * *
Аржхи переводится с чеченского как Черная река. В сущности же это крошечная речушка на дне глубокого оврага, заросшего пустым лесом и кустарником. Она почти незаметна, только в тихую погоду и услышишь ее неторопливый говорок. Летом вода в ней ледяная, а зимой теплая, так как много родников питает ее. Она и образовалась-то из них. Основной же источник находится на горе Шал-Дук, он выбивается из-под многовекового бука. К одному из таких родников и направился Арзу, чтобы напоить коня и совершить полуденный намаз. Он спешился, бросил повод на шею коня и по крутой узкой тропинке сбежал вниз.
Вороной конь с белой звездочкой на лбу и белыми чулками на ногах, не отставая от него ни на шаг, тыкался мордой в спину, звенел серебряными стременами.
У родника Арзу заметил женщину и остановился в раздумье.
Приподняв черное платье до колен, женщина мыла у ручья ноги.
Взгляд его на миг задержался на гибкой спине, на оголенных смуглых икрах. Вороной, словно угадав намерение хозяина, фыркнул. Женщина испуганно вскрикнула и обернулась. Арзу узнал Эсет. Глаза его расширились, а брови, как крылья черной ласточки, взлетели вверх. На красивом лице — и испуг, и удивление, и… радость. Арзу растерялся. Эсет опустила платье и спрятала голые руки за спину. Арзу подумал, что она нисколько не изменилась, по-прежнему хороша, только глаза немного потемнели, вернее утратили прежний блеск.
— Эсет? — он не смог скрыть своего замешательства. — Извини, я… не думал… пришел коня напоить… Не буду мешать…
пойду…
Он уже взялся было за поводья, но, услышав голос женщины, замер.
— Арзу, не уходи! — прошептала она.
Ему же показалось, что Эсет крикнула. Он обернулся. Эсет потупилась:
— Побудь… немного… рядом со мной.
— Что скажут люди? — спросил он.
— Я тебя много дней ждала… хотела поговорить…
— Будь разумней. Ты же замужем…
Голос его дрогнул. Зарубцевавшаяся было рана открылась вновь.
Ведь уже пять лет прошло. Он старался не думать об Эсет, выкинуть ее из сердца. За все эти годы он ни разу не встретился с ней, ни разу не услышал ее голоса. Он стал вроде бы забывать ее, и на время утихла сердечная боль, прошла и обида.
— Прошлое не вернешь, Эсет. Ты чужая жена…
— Но ты ведь не знаешь, почему? — с отчаяньем в голосе воскликнула она, и слезы выступили на глазах.
— Знаю… — жестко ответил Арзу. — Только и я бы не меньше помогал твоей семье, чем помогает Гати…
— Ты не мог! Не мог! Ты был далеко… С Бойсангуром… А у меня не было другого выхода. Но пойми, какая мука жить с нелюбимым человеком! Меня утешало, что ты все-таки был где-то рядом, иногда я могла тебя видеть… Теперь и эту радость у меня отнимают…
— Судьба, Эсет… Но и Гати не виноват, что он стал калекой…
— Я не потому его не люблю. Ты… был у меня и ты остался…
Только одного тебя…
— Терпи… Но не оскорбляй Гати. Он хороший человек.
Эсет встрепенулась. Она гордо вскинула голову и в упор посмотрела на Арзу.
— Как ты мог подумать, что я изменю мужу! Да сгореть мне в огне… Я верю тебе. Поверь и мне… Прощай, Арзу! Возможно, на том свете Аллах и соединит нас.
Резким движением Эсет поправила съехавший платок, взяла кувшин и, ступая босыми ногами по камням, направилась в аул.
— Я не хотел тебя обидеть! — крикнул ей вдогонку Арзу. — Я верю тебе… Мы будем вместе… Я ведь тоже еду… туда…
Эсет вздрогнула, уронила кувшин и опустилась на колени…
* * *
Приход весны — праздник для всего живого. Весна несет с собой любовь и счастье. Только сердце Али оставалось равнодушным к весне. Чему радоваться? Жизни, похожей на холодный пасмурный день? Хотя к кому-то, наверное, пришли с весною и счастье, и радость, и любовь…
