Невиновный - Ирен Штайн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В бардачке нашлась пачка салфеток. Одна за одной окрашивались алым. Кровотечение все не унималось. Нос девочки распух, и дышать приходилось исключительно ртом.
– Спасибо, что вписались – эти суки могли и убить. Я Женя, если что.
– Сергей. Чего они тебя?
Удивительно было слышать собственный голос – за все дни моих скитаний он звучал только в голове. Не менее удивительной была она – девочка-подросток на соседнем сидении, зажимающая нос салфеткой, в джинсах, порванных на коленке и измазанных грязью, в черной толстовке не по размеру, будто снятой со старшего брата.
– У них спросите. Я им типа не нравлюсь. Жаль только, что вы их не перестреляли.
– Тебе сколько лет-то?
– Пятнадцать. Будет завтра.
Так бы и не сказал. В лучшем случае, дал бы Жене тринадцать – ее нескладная фигура имела лишь отдаленные намеки на женские черты.
– И уже такая жестокость. – Изобразил я моралиста, на что девчонка поморщилась.
– Кто бы говорил. Вы же типа бандит, да?
– С чего ты взяла? – Действительно, с чего бы? Я все еще пытался спрятать пистолет в карман брюк, и только что обещал убить толпу детишек.
– На мента не похожи. Можно? – Женя уже взяла сигарету из пачки, но потом, вероятно, вспомнила, с кем имеет дело. Мало ли – вдруг «бандиту» не понравятся ее манеры. Я кивнул, пытаясь скрыть улыбку. – Поехали?
– Где ты живешь? – Машина не с первого раза послушалась поворота ключей в замке зажигания. Но ответа от моей спутницы все не было. – Забыла, что ли?
Я повернулся к ней, и чуть не вздрогнул, встретившись с ее взглядом. Полным надежды, будто у умирающего с ничтожными шансами на благоприятный исход операции. Так на меня еще не смотрели никогда. Как на икону, преклонив колени в ожидании помощи. Как на врача, способного эту операцию провести.
– Я не хочу домой. Там еще хуже. Заберите меня с собой, пожалуйста. Хоть на немного, потом решим, что делать. Не бросайте меня, ладно?
Слишком много событий наваливались сверху, будто камни, срывающиеся с горы. Раньше я жил правильно, от звонка и до звонка, опасаясь оступиться и упасть под хохот окружающей толпы. 7.00 – подъем, 7.30 – завтрак, 8.30 – работа, 17.00 – дом. Каждый день все сначала, как в тюрьме, только стены и заборы построил я сам. Теперь мои стены рухнули, но эта девочка, так же желающая вырваться, принимает меня не за того. Я не супермен с пистолетом, не гангстер, плюющий на больное общество – напротив, я еще более нездоров. Со мной не выйдет романтики и приключений – ведь, хоть тюрьмы больше нет, я остался прежним – испуганным, унылым и ничтожным. Но прежним ли? Разве не я обокрал магазин, угнал машину и разогнал озверевших подростков, размахивая оружием?..
– Не бойся. Давай сейчас уедем отсюда куда-нибудь, и ты мне все расскажешь. Идет?
– Холодно?
– Не, нормально. – Женя отхлебнула из бутылки, протягивая ее мне, и обхватила себя руками, стараясь не дрожать. – Сейчас нормально будет.
На крыше недостроенной высотки ветер иногда норовил сбить с ног, а иногда совсем затихал, словно давая время собраться с силами. Я не жалел, что мы выбрали это место. Холод – сущие мелочи, в сравнении с видом на город. Только поднявшись, возвысившись, оторвав ноги от грязного асфальта, а мысли – от пыли заурядных дел, можно научиться отделять зерна от плевел. Вон тащится по привычному маршруту автобус – крохотный, размером со спичечный коробок. Вот останавливается, и в него набиваются толпы уставших за день людей-муравьев. От их мыслей в забитом салоне нечем дышать. «Купить продуктов, выгулять пса, доделать отчет, признаться в любви, приготовить ужин, нечего надеть, начальник – сволочь, цены выросли, роман не пишется, не хватает на дозу, жена грозится уйти, забыл очистить историю…» А здесь тишина. Здесь огромное солнце опускается за горизонт, и ничто, никакой фоновый шум, не мешает ему.
Я сделал из бутылки большой глоток, и жидкость обожгла горло. Чуть не рассмеялся – то ли от непонятного детского восторга, то ли от торжества абсурда. Никогда еще не чувствовал себя таким свободным, как сейчас, стоя на крыше и распивая виски с горла с едва знакомой малолеткой.
– Может, к вам? – Предложила Женя, когда мы только отъехали от тысячу раз проклятой ею школы.
– Не получится.
– Жена-дети?
– Менты.
– Так и знала. – Моя спутница просияла восхищенной улыбкой, будто попала на съемки нтв. – Что вы натворили?
– Ну… Скажем так, машина не моя. И всякое такое. – С чего «авторитетному бандиту» отчитываться перед школьницей? В образе пока удалось удержаться, хоть было непросто, как первый раз в седле.
По дороге заехали в магазин за пойлом и едой. Женя буквально пожирала меня глазами, когда я расплачивался одной купюрой и пытался отворачиваться от камер. И не в деньгах было дело – хоть девчонка совсем не казалась святошей, я понимал – она не из тех, кто пойдет по рукам за пару бумажек. Ей просто не верилось, что солидный дядька в костюме и со стволом, на угнанной, пусть и дрянной, машине, не просто заступился, но и не бросил. Взял с собой в новый, невиданный мир, согласился вырвать ее, Женьку, из замкнутого круга боли и унижений. И потому она, наверное, боялась закрыть глаза. Не столько закрыть, а того, что откроет их в школьном медпункте, где толстая медсестра грубо тычет в нос ватку с нашатырем.
Посетить аптеку я уговорил ее не сразу.
– На мне все заживает, как на собаке. – Отмахивалась Женька, мрачно добавляя. – Так мама всегда говорит.
Сквозь дырку в джинсах проглядывало зеленое пятно – рану девчонка обработала сама, видимо, не хотела показаться слабой.
– Нравится?
– Как в ресторане. – С набитым ртом произнесла Женька, и получилось чертовски смешно и мило. Она запихивала в рот очередной кусок сыра, заедая шоколадом, второпях, будто спешила взять от момента все, пока под носом не окажется злосчастный нашатырь. – Твое здоровье. – То, как она, расслабившись и согревшись, перешла на «ты», вызвало новую улыбку.
– Рассказывай.
За выступом крыши ветер не мог до нас добраться. До этого момента мы сидели рядом, но после моего вопроса Женька отодвинулась, поджав колени, и оказалась строго напротив.
– Что рассказывать? Я в заднице, и выхода не видно. Если ты даже кинешь меня сейчас, домой я не пойду. Все равно не скоро хватятся – я и раньше сбегала. Мать на меня плевать хотела – сутками торчит на работе. Сдохну на улице – скажет, ничего удивительного.