Дау, Кентавр и другие - И. Халатников

Нильс Бор перевел всю беседу на тему о заслугах Ландау и сказал о нем очень много весьма лестных слов. Когда Терлец­кий вернулся в Москву, Берия потребовал от него подробного отчета. Поскольку беседа происходила в присутствии перевод­чика, то Терлецкий вынужден был описать досконально все, как было. А главными, видимо, оказались сентенции Нильса Бора о величии Ландау. У Терлецкого лично не было никаких оснований для симпатий к Ландау, так как Дау нелицеприятно

высказывался в его адрес. Отчет Терлецкого, как пишет он в своих воспоминаниях, по-видимому, был показан Сталину, и в 1946 г., когда согласовывался список кандидатов в акаде-* мики, Сталин, вспомнив об этом отчете, одобрил кандидатуру Ландау. В своих воспоминаниях Терлецкий пишет, что он по­том всю жизнь корил себя за то, что невольно способствовал избранию Ландау в академики.

Ясно, что вся эта история в изложении Терлецкого может вызвать только улыбку. Ландау к этому времени был настоль­ко бесспорным кандидатом на избрание в Академию, что тог­дашний президент С.И. Вавилов, поздравляя его с избранием, высказал сожаление о том, что это не было сделано ранее. Сам же Ландау считал свое избрание вполне естественным и зара­нее говорил друзьям, что откажется от членства в Академии, если его изберут лишь членом-корреспондентом.

Недавно, роясь в книжном шкафу, я нашел старую книгу с пожелтевшими страницами. Г.Д. Смит «Атомная энергия для военных целей». Трансжелдориздат, 1946 г. На выходных дан­ных указано, что она была сдана в печать в ноябре 1945 г. Это знаменитый отчет Смита, в предисловии к которому генерал Л.Р. Гроувз написал: «Это рассказ о том, как в Америке была создана атомная бомба». Когда мы читали эту книгу, то удив­лялись, как много информации она в себе содержала. Сравни­вая дату публикации этой книги и дату визита Терлецкого в Копенгаген, невозможно себе представить, что Терлецкий не был знаком с отчетом Смита. Более того, Нильс Бор в их бесе­де даже ссылался на эту книгу. На фоне этого возникает во­прос, зачем же все-таки Берии был нужен этот визит Терлецкого к Бору. Невольно напрашивается вывод, что это было просто попыткой вербовки Бора. В случае удачи этой попытки на совесть Капицы легло бы несмываемое пятно участника грязной шпионской игры.

Перед самым уходом из жизни П.Л. Капица рассказывал своему секретарю П.Е. Рубинину, что его письмо Сталину, в котором он объявил о своем уходе из Специального комитета, было спровоцировано этим рекомендательным письмом Терлецкому. Капица понял, что Берия решил его использовать для своих грязных поручений. Видно, этот груз сотрудниче­ства с Терлецким мучил Петра Леонидовича всю жизнь, и он не мог уйти, не рассказав историю своего «грехопадения» близ­кому человеку.

Капица выиграл

В любом случае, со всех сторон ситуация была критиче­ская. П.Л. ее совершенно правильно понял. Берия к этому моменту тоже понял, что, с одной стороны, Капица ему для атомных дел не нужен, а с другой — почва для разгрома его кислородных работ готова и можно с ним разделаться.

И тут Капица, как шахматист высокого класса, делает не­тривиальный ход. Из очень сложного, почти тупикового поло­жения — англичане такое положение называют deadlock — Капица находит выход, правда, азартный и очень рискован­ный. Он жалуется Сталину на Берию. Пишет ему два пись­ма — 3 октября и 25 ноября 1945 г. В одном из этих писем он обращает внимание Сталина на то, что Берия руководит Атом­ным проектом, ничего не понимая в его сути. Не уверен, что были еще подобные случаи, чтобы кто-либо посмел пожало­ваться Сталину на Берию. Но Капица сделал этот азартный ход, и последствия его рассчитал, по-видимому, правильно. Он понимал, что Сталин покажет его письма Берии и даже сам просил это сделать. Он догадывался, что Берия был в ка­кой-то степени любимчиком Сталина, но знал также, что Ста­лин не доверяет никому. По-видимому, Сталин собирал ком­прометирующий материал против Берии. И письма П.Л. он использовал так, как это можно было предположить. Показы­вая письма Берии, Сталин не сомневался, как тот отреагирует. Капицу ждала расправа. Однако Сталин считал, что П.Л. надо сохранить на всякий случай, как некий козырь против Берии. Кроме того, Сталин, несомненно, будучи сложной личностью, испытывал какую-то внутреннюю симпатию к Капице. И по­этому Сталин разрешил Берии расправиться с Капицей, но не уничтожать его.

21-го декабря 1945 г. Капица был освобожден от обязанно­стей члена Специального комитета. Однако других санкций пока не последовало — он продолжал руководить Главкисло­родом и оставался директором Института. Видимо, Капица рас­сматривался как личная номенклатура Сталина, и решающий удар Берия должен был подготовить основательно. Комиссия, проверявшая Главкислород, была «усилена» верными ему людь­ми. В конце концов к августу 1946 г. комиссия выдала заключе­ние, где говорилось, что Капица, сорвавший все планы по кис­лороду, не может оставаться руководителем. Это уже давало законные основания расправиться с П.Л. 17 августа 1946 г. Ста­лин подписывает постановление об освобождении П.Л. Капи­цы от должности начальника Главкислорода и директора Ин­ститута физических проблем.

Капица не ожидал, что его лишат и института тоже. Но добиться безупречной «тонкой настройки», когда вы играете с такими игроками, как Сталин и Берия,— дело почти безна­дежное. Капица в любом случае выиграл: он спас свою жизнь. Тучи, которые тогда над ним сгущались, были столь зловещи­ми, что все могло кончиться значительно хуже. Ведь его могли обвинить во вредительстве в кислородных делах.

Но удар был все же достаточно болезненным. П.Л. уехал на дачу. Перьое время он очень переживал, болел, но потом по­степенно взял себя в руки, устроил на даче небольшую лабора­торию, «хату-лабораторию», как ее называли, в которой до­вольно успешно работал в области гидродинамики, а потом начал новое направление — электронику больших мощностей. По существу Капица находился тогда в ссылке, и очень не­многие из его прежних друзей навещали его. Из моих друзей мне известны только Л.Д. Ландау и Е.М. Лифшиц, которые регулярно ездили к нему на Николину Гору.

Институт физических проблем по отношению к П.Л. дер­жался лояльно, ему помогали приборами, материалами, спус­тя какое-то время новый директор А.П. Александров разре­шил лаборанту Капицы С.И. Филимонову помогать ему в «хате-лаборатории». Однако навещать его большинство его прежних друзей побаивались, потому что понимали, что П.Л. на Николиной Горе находится под постоянным наблюдением органов безопасности.

В 1947 г. в МГУ был открыт новый факультет — физико-технический, который в дальнейшем был преобразован в Мос­ковский физико-технический институт. П.Л. вместе с С.А. Христиановичем и А.С. Яковлевым был инициатором создания нового института. После того как тогдашнее руководство страны поняло, как важны ученые для создания атомного оружия, оно с большим вниманием стало относиться к науке вообще. И од­ним из результатов стало создание нового типа университе­та — МФТИ, в котором должны были готовить физиков всех направлений в тесном контакте с Академией наук. П.Л. был назначен заведующим кафедрой общей физики физико-технического факультета МГУ и в сентябре 1947 г. приступил к чтению лекций по общей физике. Курс этот был очень нетри­виальным, потому что читали его поочередно П.Л. Капица и Л.Д. Ландау. И эти две гигантские фигуры создали совершен­но уникальный курс общей физики. Студенты на их лекции ходили толпами. Это продолжалось в течение двух лет.

В декабре 1949 г. «страна отмечала» 70-летие со дня рожде­ния Сталина. Как и во всех советских учреждениях, на физико-техническом факультете МГУ в те дни проходило торжествен­ное заседание, на которое были приглашены все профессора. И все они явились. Кроме Капицы... Это был конец его карье­ры в МГУ. 24 января 1950 г. приказом зам. министра высшего образования А. Михайлова П.Л. был освобожден от работы в МГУ «за отсутствием педагогической нагрузки». Однако оби­жаться на товарища Сталина было очень опасно. Увольнением П.Л. из МГУ дело не ограничилось, был нанесен вслед еще один чувствительный удар. Потребовали, чтобы П.Л. освобо­дил занимаемую им дачу на Никол иной горе, принадлежав­шую Совету министров. Это было единственное жилище, ко­торым П.Л. располагал. К тому же не было ясно, что последует еще, и П.Л. решается после нескольких лет молчания напи­сать письмо Сталину. В письме он объясняет, почему перестал вообще ходить на публичные собрания: от него шарахаются, как от зачумленного. Это «объясняло» его отсутствие на юби­лейных заседаниях на физтехе МГУ и в Академии наук. Ответа не последовало. Но президент АН сумел добиться передачи дачи на Николиной горе в хозяйственное подчинение Акаде­мии наук, и таким образом проблема жилья для П.Л. была решена. Имело ли письмо Сталину влияние на это решение, неизвестно. Но П.Л. оставили в покое, и он опять замолчал.