Дау, Кентавр и другие - И. Халатников

Одним из моих первых успешных дел на этом посту было решение «квартирного вопроса» Н.Н. Меймана.

Математик Н.Н. Мейман, ученик замечательного казанско­го математика Н.Г. Чеботарева, встретился с Ландау в Харько­ве в 1934 году Н.Н. Мейман был самым молодым доктором наук, свою степень он получил в возрасте 24 лет. В самом на­чале работы в Атомном проекте (1946) Ландау пригласил Мей­мана возглавить вычислительное бюро при Теоротделе. Вы­числительное бюро под руководством Меймана и выполняло в дальнейшем все расчеты по этому проекту.

Мейман был человеком слабого здоровья и очень нуждался в деньгах. Все имели какую-то преподавательскую работу по совместительству, но Мейман не смог найти себе такую ра­боту в Москве, а нашел только в Иваново. И ездил туда раз в неделю читать лекции. По этому поводу в стенгазете Инсти­тута физпроблем как-то появилась злобная критическая ста­тья с названием: «В погоне за длинным рублем».

С ним же произошел еще такой «забавный» случай. В 1953 г. 21 января происходило торжественное заседание, посвящен­ное памяти Ленина. Наум вошел в зал, тихонько подошел ко мне и задал какой-то технический вопрос, на который я тут же шепотом и ответил. На следующий день объявили, что Мей­ман пытался сорвать вечер памяти Ильича. За такой просту­пок Мейману грозили суровые санкции, но от них все-таки удалось, хотя и с трудом, отбиться — уж очень нужен был Н.Н. Мейман на проекте.

Ландау был органически неспособен думать о каких-то бы­товых, житейских проблемах окружающих его людей. Я не хочу сказать, что он был сознательным эгоистом или что-то в этом роде, наоборот, он, например, всегда охотно давал в долг деньги и никогда не требовал их назад, но он просто был не в состоя­нии занимать голову чем-то, что не касалось непосредственно его работы.

Наум Мейман был известным в Министерстве человеком, но все эти годы, с 1946-го по 1953-й, жил в крошечной комна­те в коммунальной квартире, и очень от этого страдал. Когда Ландау сдал мне все дела по проекту, первым моим делом было получить квартиру для Меймана. Я написал письмо начальни­ку Политуправления министерства, что ужасные жилищные условия мешают ведущему специалисту Н.Н. Мейману сосре­доточиться на решении вычислительных задач проекта, и квар­тирный вопрос Н.Н. Меймана был мгновенно решен. Через две недели у него была замечательная двухкомнатная квартира в том же доме, где жил И.Е. Тамм. Это показывало, что это все были крайне простые вопросы, квартир в Министерстве было достаточно, но просто Ландау органически был не в состоя­нии забивать себе голову такой «ерундой».

Возвращение Капицы

Теперь мне хотелось бы рассказать о том, как П.Л. вернулся в Институт физических проблем и как он вновь стал его ди­ректором. Надо сказать, что А.П. Александров в институте бывал немного. Он работал по совместительству также пер­вым заместителем И.В. Курчатова в его институте. И там за­нимался своими реакторными делами. В течение многих лет научная работа Институте физических проблем, по существу беспризорном, шла по инерции, управлял им фактически М. П. Мал ков, инженер-криогенщик по профессии, неплохой администратор. Каждая лаборатория имела свое задание и са­мостоятельно его выполняла.

В 1953 г., после смерти Сталина и ареста Берии, в институ­те появилась надежда на возвращение П.Л. Капицы. Сотруд­ники такую возможность обсуждали, однако не будем забы­вать, что переход от сталинского режима к хрущевскому произошел не сразу, на это ушло несколько лет. Но идея вер­нуть ИФП Капице витала в воздухе.

За те 7-8 лет, что П.Л. находился в ссылке на Николиной Горе, у него появились серьезные продвижения в области со­здания мощных генераторов электромагнитного излучения. И П.Л. стал опять, как шахматист, думать о том, какой сде­лать ход, чтобы привлечь внимание высокого руководства к своей деятельности. Первый такой ход он сделал еще при жиз­ни Сталина, летом 1950 г., когда его исследования по электро­нике больших мощностей находились в начальной стадии. В письме к Г.М. Маленкову от 25 июня 1950 г. он сообщал, что им теоретически найден метод излучения электромагнит­ных волн, с помощью которого можно будет уничтожать само­леты и другие объекты. 22 июля 1953 г. Капица снова пишет Маленкову, который стал в то время Председателем Совета Ми­нистров СССР. В этом письме он просит «быстро построить» специальное лабораторное здание для его исследований в об­ласти электроники больших мощностей. «Проект уже готов»,— пишет П.Л. и просит срочно прирезать к своему дачному уча­стку 0,5-1 га, чтобы построить здесь, на Николиной Горе, новую лабораторию.

Надо иметь в виду, что хотя Институт физических проблем не играл решающей роли в создании атомного оружия, однако отдельные проблемы решал довольно успешно. К 1953 г. были уже созданы и атомная, и водородная бомбы. Вернее, вариант водородной бомбы, предложенный А.Д. Сахаровым, которую следовало бы называть «полуводородной». То, что принято на­зывать водородной бомбой теперь, было испытано в СССР в 1955 г. Причастные к этому лица из руководства страны — Б.Л. Ванников, А.П. Завенягин (технократическое направление),

В.А. Малышев и М.Г. Первухин (политические деятели) — зна­ли об Институте физических проблем, это была в каком-то смысле их епархия. Вернуть Капице институт в том виде, в котором он существовал до его отстранения, было, по-видимому, несложно. Однако передать ему институт, который иг­рал хоть какую-то роль в создании атомного оружия, было нелегко, поскольку эти «генералы» свои «боевые единицы» берегли и расставаться с ними не хотели.

Капица это прекрасно понимал. Он понимал также, что при­влечь внимание правительства к своей работе по электронике без специальной «наживки» он не сможет. Этой «наживкой» и послужила в свое время идея о возможности применения мощ­ного электромагнитного излучения для сбивания самолетов и других воздушных целей, о чем он писал в 1950 г. Маленкову. В таком виде эта идея могла произвести впечатление на пра­вительство, на наших государственных деятелей. В некотором смысле Капица предвидел идею лазера и лазерного оружия. Разница лишь в диапазонах электромагнитного излучения. Он работал в одном диапазоне, а лазерное излучение — это дру­гой диапазон.

В это время лазеры еще не были изобретены, но идея, что можно электромагнитное излучение использовать для сбива­ния самолетов или других объектов, по существу впервые была сформулирована в этом письме. И она в дальнейшем была использована П.Л. для пропаганды своих научных достиже­ний. Эта идея в качестве «наживки» была вновь, как рыболо­вом, использована им в письмах, которые он уже после смерти Сталина писал Н.С. Хрущеву и Г.М. Маленкову.

Вопрос о возвращении института Капице обсуждался на са­мом высоком уровне. Просочилась информация (это было в начале 1954 г.), что со стороны атомного лобби возникло силь­ное сопротивление: М.Г. Первухин, В.А. Малышев и другие вы­ступили против. Не желая расставаться с институтом, хотя у них были «объекты» и покрупнее, они заявили, что там ведут­ся важные исследования по атомному оружию, к которым нельзя допускать Капицу. При этом имелась в виду, главным образом, теоретическая лаборатория, которой руководил я (она выделилась из теоротдела Ландау). В этой лаборатории (а в нее входило большое вычислительное бюро) еще продолжа­лась некоторая деятельность в области атомного оружия, про­изводились расчеты. Таким образом, я оказался в довольно странном положении. С одной стороны, я был одним из ак­тивных двигателей идеи возвращения института Петру Леони­довичу, а с другой — одним из тормозов.

В то время у нас в институте большую роль играл секретарь парткома Владимир N. Он был аспирантом Ландау. Льва Да­видовича еще в 1950 г. предупреждали, что человек этот невы­сокого морального уровня, но Ландау отреагировал так: «Он сдал теорминимум, поэтому имеет право быть принятым в мою аспирантуру. Я не могу делать никаких исключений». Впо­следствии N. отплатил ему черной неблагодарностью. В янва­ре 1953 г., когда на партийном собрании ИФП обсуждалось «дело врачей», этот человек бил себя в грудь и рассказывал, как Ландау плохо им руководил...

В 1953-1954 гг. N. был вхож в Отдел науки ЦК КПСС. Од­нажды он в коридоре сообщил мне, что вопрос о возвращении института Капице обсуждался на заседании Президиума ЦК и решился отрицательно. Судя по некоторым деталям, инфор­мация эта исходила от М.А. Суслова.

Стало ясно, что если мы хотим, чтобы Капица вернулся в институт и вновь стал его директором, нужно действовать, притом быстро. Мне пришла в голову мысль подготовить кол­лективное письмо руководителям страны. Это было, по-видимому, одно из первых подобных писем. Потом коллективные обращения стали очень популярны в нашей общестьенной жизни.

С этой идеей я пошел к Ландау. В это время у него нахо­дился А.И.Ахиезер, который заметил: «Если захотят вернуть институт Капице, вернут и без письма». Ландау посоветовался со своим другом Аретмием Алиханьяном, который мою идею поддержал, и мы с Ландау составили такое письмо, а сбором подписей занимался я вместе с Алексеем Абрикосовым. Мы объезжали академиков, членов-корреспондентов, известных физиков. Письмо подписали А.И. Алиханов, А.И. Алиханьян, Н.Н. Андреев, Л.А. Арцимович, Л.Д. Ландау, Г.С. Ландсберг, М.А. Леонтович, П.Н. Лукирский, Н.Н. Семенов, И.Е. Тамм, А.И. Шальников, А.В. Шубников. Всего 12 человек. Мы не обращались к А.П. Александрову, это было бы бестактно. Толь­ко один человек отказался подписать — И.К. Кикоин. Он ска­зал те же самые слова, что и А.И. Ахиезер: «Если решат вер­нуть институт, то сделают это и без нашего письма». Это был единственный случай отказа.