Подмененный - Кристофер Кубасик

- На что? На продажу плода? - переспросил Питер.

- Да.

- Мне кажется, они решили, что у них нет выбора.

Катарина кивнула:

- А у меня есть выбор. Я не собираюсь продавать своего ребенка. Брина права...

Питеру опять стало неловко:

- Конечно, но я...

- Хорошо, я пойду туда. - Она сжала пальцы в кулачок и с силой ударила в стенку кабины. На скулах у нее заиграли желваки, глаза подернулись дымкой. - Не могу поверить, что я... - Она невольно глотнула. - Что я способна буду торговать своим сыном. Использовать его как...

Питер вконец смутился. Зеленоватая кожа на лице побурела, шея налилась отчетливо заметным багрянцем. Она улыбнулась ему одновременно жалко и жестко, потом протянула руки. Неожиданно тролль припомнил голографии, найденные у нее дома.

- Когда я была маленькой, я едва не умерла от голода. Анорексия1. Как говорится, все болезни от нервов. Вот и у меня случилась...

1 Анорексия - потеря аппетита.

Питер сразу вспомнил изможденную девочку за праздничным столом, потом ее личико на подушке в больничной палате.

- Этакий, знаешь, находящийся под наблюдением врачей феномен подросткового возраста. Ты, наверное, не слышал о такой болезни?

- Слышал. Расстройство пищеварения на нервной почве, - кивнул он.

- Да, - резко ответила женщина, - только у меня все проявилось во много-много-много раз сильнее. Казалось бы, все было на поверхности симптомы, ухудшение состояния. И метод лечения ясен - я не могла есть что попало. Каждый грамм пищи должен был быть под контролем. Это было невыносимо - не хотеть есть. Вроде бы одна-единственная вещь на свете находится в твоем полном распоряжении. Твое тело... Особенно в юности... А у меня получилось наоборот - оно владело мной. Безраздельно и деспотически. Знаешь, как я натерпелась в те годы. Моя мама... - Она неожиданно сменила тему. - Все вокруг считали, что я не ем потому, что хочу сохранить фигуру. Это было не так.

Она принялась расхаживать по туалетной комнате - руки прижала к груди.

- Я постоянно твердила себе: "Строго следи за тем, что ешь!" Я должна была держать под контролем каждый свой поступок. Мир для меня ограничился постоянными напоминаниями, что можно, что нельзя, и поскольку "что нельзя" оказалось во много раз больше, чем "что можно", это был своего рода ад. Что оставалось делать. - Катарина приблизилась к одной из раковин, взялась за ее края и долго разглядывала свое отражение в зеркале. Потом высунула язык и его изучила. Вздохнула, чем-то он ей не понравился. Питер не смог догадаться чем. Голос ее теперь звучал ровно, безжизненно:

- От подобного контроля можно было сойти с ума. Лучше сдохнуть! В те годы я настолько хорошо познакомилась со своим телом - что ему было можно, а что нельзя, - что от подобного многознания хотелось отравиться. Раз и навсегда, как ни глупо это звучит. Я должна была поступать только хорошо и ни-ни плохо.

Катарина пошлепала себя ладонями по щекам. Решила, наверное, чуть-чуть их подрумянить... Питер не удержался, шагнул к ней, но женщина подняла руку и жестом остановила его. Ее щечки действительно порозовели.

- Знаешь, чего я больше всего хочу? - Она помолчала, не дождавшись ответа, сказала: - Хочу избавиться от ребенка. Не дай Бог ему такую жизнь, как у тебя или у меня. - Подбородок у нее задрожал. - Хочу забыть Джона. Хочу все забыть. - Она отошла от раковины и прижалась спиной к стене. Посмотри на меня, какая я мать?

Она действительно выглядела ужасно. Питер промолчал.

- Не говори ничего. Это не имеет значения, что бы ты ни сказал. Тыльной стороной ладони она вытерла глаза. - Я все равно оставлю ребенка. Избавиться от него - это было бы слишком просто. Это была бы трусость. По отношению к самой себе. Я не могу позволить себе такую роскошь, как трусость, особенно сейчас. Поступить так - значит снова проконтролировать себя. Этого нельзя, того... Хватит! Мне уже не четырнадцать лет. Я не Брина, у которой нет денег и которая должна жить на улице. Я хочу, чтобы у меня был ребенок. Я хочу, чтобы у меня осталась частичка Джона. Я хочу быть свободной. Не желаю быть под надзором. Даже своим, личным... - Она погладила живот. - Я желаю ему всего самого лучшего. Лучшее - это не значит самое совершенное, безмятежное, созерцательное. - Она закрыла глаза и тяжело вздохнула: - Питер?

- Что, Катарина?

- Как долго продлится это безумие? У меня такое впечатление, что эти ужасы никогда не кончатся.

- Не знаю. Мне тоже не по себе. Я же тролль.

Она открыла глаза и улыбнулась ему:

- Это точно. Ты тролль, но тебе не стоит заранее списывать себя со счетов. - Она опять закрыла глаза. - Сколько же эта кутерьма продлится? Неужели нам не дано почувствовать себя счастливыми? Никогда-никогда?.. Мы так запутались, выхода нет...

- Не знаю. Кто-то, может, и запутался, только не я, - твердо сказал Питер. - Я смотрю, ты очень не любишь неизвестность?

- Конечно, я привыкла все держать под контролем. С детства. - Она потерла лоб. - Контроль - вот мой кумир. Идолище поганое, которому нельзя не поклоняться. Когда же я вернусь в свою компанию? Бросить к черту эти поиски, очутиться в своем кабинете, потом дома. Эта идея кажется мне такой привлекательной.

Дверь в туалет распахнулась. На пороге стояла Брина. Лицо у нее было гневное.

- Проф! Этот твой дружок... так называемый приятель... которому ты стольким обязан... Слинял!

18

- Пошли! - приказала она. - Лиз, останься с Катариной.

Брина повела Питера через просторные конторские залы. Ни единый лучик света не освещал заброшенные, разделенные на отдельные отсеки помещения. Двигаясь по коридору со стеклянными стенами, Питер то и дело касался их руками. Ступал медленно, осторожно - под ноги все время попадались разбитые мониторы, какое-то другое оборудование. Все здание промерзло насквозь, как бы съежилось от холода. Тролль даже инфракрасным зрением не мог ничего уловить.

- Подожди, - сказала Брина. Она достала из кармана колечко - из него тотчас выбился лучик света. Девушка надела кольцо на палец и стала освещать им дорогу.

Тролль услышал шаги, доносящиеся с лестницы. Он дернул Брину за рукав, пальцем указал направление. Они бегом бросились в ту сторону. Добравшись до ступенек, Питер перегнулся через перила и заметил внизу смутное багровое пятнышко. Оно подергивалось на ходу.

- Эдди, опомнись! Вернись!... - закричал он.

Пятнышко не откликнулось. Оно продолжало стремиться вниз.

Питер помчался по ступеням, за ним не отставая бежала Брина.

Тролль вспомнил, что не взял с собой оружия - это открытие почему-то обрадовало его. В Эдди он не смог бы выстрелить. Уже внизу, на первом этаже, тролль увидел своего дружка, ковыляющего к выходу.

- Эдди, остановись или я буду стрелять! - крикнул он. Спеша к двери, Торопыга ответил: