Нежный бар. История взросления, преодоления и любви - Джон Джозеф Мёрингер

и я его упустил. Хуже того, пропил. Я пошел в ванную, встал перед зеркалом и сказал себе, что не заслуживаю такого красивого имени. Мне на роду написано тащиться по жизни Джей Аром Мёрингером. Гибридом псевдонима и лжи.

Сидни поцеловала меня и сказала, что то, как меня зовут, не имеет для нее никакого значения. Пару дней спустя я узнал, что и сам не имею для нее никакого значения. Она снова встречалась с кем-то на стороне.

Правда открылась мне у нее в ванной. Рядом с раковиной валялся конверт, адресованный Сидни – мужским отрывистым почерком. «Джуниор все еще маячит на горизонте? Если да, то почему? Дождаться не могу, чтобы [неразборчиво], когда мы встретимся в следующий раз».

Когда я протянул Сидни письмо, она спросила: «Где ты его взял?» Выхватила у меня конверт и кое-что рассказала: пару фактов, которых я предпочел бы не знать. У этого парня трастовый фонд, скоростная яхта и имя куда красивей моего. Он из ее родного города, забавный и умный – но просто друг, честное слово. Мне хотелось поверить Сидни, простить ее, но даже она сама этого от меня не ждала. Я попытался придумать какой-нибудь другой выход, кроме разрыва, но не смог, и Сидни не смогла тоже. За несколько дней до выпуска мы распрощались с ней навсегда.

Я мечтал вырваться в «Публиканы» для обычного запоя в честь расставания с Сидни, но у меня не было времени. День выпуска наступил. Приехала мама – она стояла посреди моей комнаты в новом синем костюме, улыбаясь в пространство и, судя по всему, вспоминая многочисленные дни, когда этот момент казался недостижимым.

Идя по Старому Кампусу в черной мантии и шапке выпускника, я услышал колокола с башни Харкнесс и вспомнил свой первый визит в Йель семью годами ранее. Вспомнил, каким мучительным их звон показался мне тогда, но теперь, в окружении других выпускников, я понимал, что все мучения миновали, а им на смену пришла всеобъемлющая благодарность, которую я счел главным достижением этого дня – даже превыше диплома, что мне предстояло получить.

Единственный печальный момент омрачил тот сверкающий полдень. Все произошло так быстро, что я подумал даже, будто это мираж. Сразу после церемонии Сидни отделилась от толпы с большим букетом лилий. Вручила их мне и поцеловала в щеку. Прошептала на ухо, что ей очень жаль, что она всегда будет меня любить, а потом развернулась – короткая юбка, загорелые ноги, каблуки, – и пошла прочь по зеленому газону. Я смотрел, как она растворяется в тени моего вяза – одно мое убежище, тающее в другом.

Я не чувствовал злости. Вместо этого я с необыкновенной ясностью вдруг осознал, насколько мы еще молоды – и Сидни, и я. Может, дело было в кисточке, болтающейся у меня перед глазами, и это она заставляла меня мыслить неожиданно зрело, но в тот краткий миг я понял, что Сидни, несмотря на всю ее красоту, по сути, совсем еще девчонка. Оба мы притворялись взрослыми – вот именно, притворялись. Мы нуждались в одном и том же – безопасности, надежности, финансовой стабильности, – просто Сидни нуждалась в них сильнее меня, потому что привыкла к ним, пока росла, и знала, насколько они важны. Она стремилась к ним так отчаянно, что ею руководила паника, а не злой умысел.

Везя маму на машине в Манхассет, я старался не думать о Сидни. Вместо этого я сосредоточился на приятных событиях минувшего дня, пока моя мама листала диплом.

– Он весь на латыни, – заметила она.

– За исключением моего имени – смеси немецкого и тарабарщины.

– Primi Honoris Academici? Что это значит?

Я покачал головой.

– Понятия не имею.

Диплом, который я не могу прочитать, с именем, которого не признаю. Ладно, наплевать. Я гордился своим дипломом, считая его практически вторым свидетельством о рождении. Мать провела по моему имени пальцем.

– Джей Ар Мёрингер, – сказала она. – Ты заставил их напечатать Джей Ар? Без точек?

– Договорился в последнюю минуту.

– А что случилось с Джей Аром Макгуайром?

– Я… в общем, я передумал.

Она поглядела на мои руки на руле.

– А йельское кольцо?

– Поговорим о нем за ужином.

Недавно маме прислали из Йеля каталог колец, и по какой-то причине он захватил ее воображение. Она втемяшила себе в голову, что должна купить мне кольцо в качестве подарка на выпускной. Сказала, у меня должно быть кольцо. Кольцо вроде как важная часть йельского опыта. Как диплом, утверждала она, кольцо будет доказательством, что я учился в Йеле.

– Блестящим доказательством, – закончила она.

Я не хотел никакого кольца. Пытался объяснить маме, что испытываю отвращение к мужским украшениям, напоминал, что йельские кольца стоят дорого. Она ничего не хотела слушать. У тебя должно быть кольцо, и все тут. Ладно, сказал я, отошли мне каталог, я закажу кольцо. Но заплачу за него сам, взяв лишние смены в библиотеке-кафе.

За ужином в «Публиканах» мама решила, что я не сдержал слово и что деньги на кольцо вылетели в трубу, как деньги на смену имени.

– Ты обещал, что закажешь кольцо, – разочарованным тоном сказала она.

– Я заказал.

Из нагрудного кармана блейзера я достал бархатную коробочку и подтолкнул к маме через стол. Она откинула крышку.