Нежный бар. История взросления, преодоления и любви - Джон Джозеф Мёрингер

жизнь. Поражение казалось мне таким болезненным и страшным, что я старался его смягчить, приспособиться к нему, а не сражаться с открытым забралом. Циркулируя каждые каникулы между мамой и мужчинами в баре, я заработал раздвоение личности: половина меня хотела покорить этот мир, а половина – спрятаться от него. Не в силах примирить эти конфликтующие стремления, не говоря уже о том, чтобы объяснить их и найти ответ, который удовлетворит мою мать, ослабит мои амбиции и одновременно даст свободно наслаждаться времяпровождением в баре, я, повинуясь мгновенному импульсу, вслух, себе и ей, заявил, что собираюсь писать роман о «Публиканах». Я буду писателем.

– Писателем, – сказала мама своим максимально равнодушным тоном, как будто я собирался продавать сэндвичи с сыром на концертах «Грейтфул Дед».

– Понятно. А где ты собираешься жить?

– У деда.

Она вздрогнула. Тетя Рут с детьми снова жила в дедовом доме. Условия там стали еще хуже.

– До тех пор, пока себе что-то не подыщу, – быстро добавил я. – Думаю, где-нибудь мне удастся снять комнату.

Я был в каком-то смысле даже горд. Думал, что разработал план, как осуществить и мамины мечты, и свои собственные. На самом деле этот план олицетворял ее страшнейший кошмар. Она покрутила на пальце йельское кольцо, словно собираясь его отдать, и обвела бар взглядом, видимо, переоценивая свое решение отправлять меня сюда каждое лето. Ее представления о «Публиканах» основывались преимущественно на моих романтизированных описаниях, но теперь, я видел, мама опасалась, что неправильно относилась к этому месту и что не очень-то мудро было позволить мне так его полюбить. Она вглядывалась в лица людей за стойкой, мужчин и женщин, которые наверняка бы сочли, что написать роман – отличная идея, и выражение у нее было такое же, как у Сидни, когда оказалась в «Публиканах» в первый раз.

Я тоже осмотрел бар. На другом конце стойки сидела группа парней, моих ровесников – все они, насколько мне было известно, недавно получили работу на Уолл-стрит. Зарабатывали по 150 тысяч долларов в год – как минимум. Сыновья, которыми любая мать будет гордиться. Интересно, мама не думает сейчас, что неплохо было бы обменять меня на одного из них?

– Так это твой план? – спросила она. – Быть нищим писателем и жить в ночлежке?

Я не совсем понимал, что такое ночлежка, но звучало круто – наверное, именно такое жилье мне и нужно.

– Тебе нужна работа, – отрезала мама. – И конец разговору.

– У меня будет работа! Я буду писать свой роман.

Я улыбнулся. Мама – нет.

– Настоящая работа, – сказала она. – С зарплатой, которая позволит тебе платить за медицинскую страховку, покупать одежду и, если собираешься жить у деда, давать бабушке деньги на хозяйство.

– С чего бы это?

– С того, что тебе двадцать один год. С того, что ты закончил Йель. Тебе нужны деньги, Джей Ар. Деньги на жизнь. Деньги на… ну, хотя бы на то, чтобы ходить в бар.

Я не стал ей объяснять, что деньги на бар мне не нужны, потому что племянники барменов пьют бесплатно. Я знал, что этот аргумент не послужит в мою защиту и не сломит мамино сопротивление. Я допил свой скотч и закрыл рот, и то было последнее мудрое решение, которое я принял, на долгое время вперед.

Глава 27. Ар Джей Мёрингер

Я бродил взад-вперед по Плэндом-роуд, заполняя заявления, представляясь каждому владельцу магазина и каждому управляющему. В какой-то момент, добравшись почти до конца, я почувствовал, что изнемогаю. День был жаркий, и меня мучила жажда. Я взглянул на часы: почти что счастливый час. Потом поднял голову и увидел, что мне осталось зайти только в «Лорд и Тейлор». Заполню еще заявление, сказал я себе, а потом пойду в «Публиканы», выпью пива и съем Вонючкин бургер с дядей Чарли.

Заведующая персоналом в «Лорде и Тейлоре» сказала, что вакансий в мужском отделе нет. Я уже ощущал на языке вкус пива, когда вставал и благодарил ее за уделенное время.

– Нет, подожди, – сказала она. – Есть место в «Товарах для дома».

– «Товары для дома»?

– Полотенца. Мыло. Свечи. Прелестнейший отдел. И работа на полный день.

– Даже не знаю.

Я подумал о своем дипломе. О своей гордости. А потом о выражении на мамином лице в «Публиканах».

– И когда мне… когда приступать?

– Прямо сейчас.

Мы с заведующей персоналом спустились на эскалаторе в отдел товаров для дома, располагавшийся в подвале универмага. Она познакомила меня с сотрудницами: четырьмя дамами, похожими на суфражисток начала века. Управляющая отделом провела меня в служебное помещение и прочитала небольшую вводную лекцию, продолжавшуюся не более десяти минут, поскольку рассказывать было не о чем. В «Лорде и Тейлоре» не пользовались компьютерами, там не было кассовых аппаратов и вообще никаких признаков того, что на дворе – двадцатый век. За покупки платили чеками, счета выписывали через копирку, а если изредка осуществлялась продажа за наличные, то сдачу брали из металлической коробочки с ключом. Клиентам нравится, сказала управляющая, что в «Лорде и Тейлоре» все по-старому. Она вручила мне фартук, подписала именную табличку – Ар Джей Мёрингер – и