Кржижановский - Владимир Петрович Карцев

и уверенно назвал Ледово, бывшее помещичье имение, где теперь находилась одна из дач для отдыха работников и руководителей Каширстроя. Кржижановский согласился с тайной надеждой, что неотдаленность Каширы от Москвы позволит ему наведываться в Госплан и, уж во всяком случае, быть в курсе событий. Но он не учел, однако, настойчивости Ленина, который 3 сентября направил начальнику Каширстроя Цюрупе наставление:

«Мне сообщили, что Вы взялись устроить у себя на отдых т. Кржижановского. Возлагаю на Вашу ответственность, чтобы отъезд в Москву в течение месячного отпуска Вы ни в коем случае не допускали…»[47].

Глеб Максимилианович и Зинаида Павловна тихо зажили в уединении. Скромный быт разделяла здешняя крестьянка Фима Калачева.

В Лецове на досуге Глеб Максимилианович, памятуя слова Ильича о целесообразности ответа «нашим критикам», вновь взялся за перо и вывел первые строки нового варианта:

«…Нужно иметь решимость публиковать несовершенные вещи, нужно отказаться от заслуги сделать все, что можно было сделать, сказать все, что можно было сказать… Подходя к изучению труднейших проблем нашего хозяйства, мы, конечно, были весьма далеки от той мысли, что в «плане первого приближения» нам удастся исчерпать эти вопросы с достаточной полнотой…» — так он начал…

Глеб Максимилианович решил с помощью фактов и цифр говорить с теми, кто не верит или делает вид, что не верит, прикрываясь «методологической» трескотней от настоящего дела. Он призывал всех отвлечься от сегодняшнего момента, «от детских болезней» нового хозяйства и посмотреть на судьбы России в их исторической перспективе.

В Ледове его навестил Ильич. Он приехал посмотреть, как идут дела на Каширстрое, но как бы «инкогнито», не желая, чтобы рабочие и руководители, увидев его там, отвлеклись от дела в самый острый, напряженный момент — строительство приближалось к концу. Его на этот раз сильно интересовал предстоящий VIII Всероссийский электротехнический съезд, который вскоре должен был открыться в Москве. Ильич придавал съезду большое значение, понимая, что в эти дни в Москве соберется цвет русской инженерии.

Поужинали вместе, наступала ночь, пришла пора расставаться. Глеб Максимилианович пожаловался на то, что он тут в безделье и неведении погибает от скуки, даже газет не доставляют сюда разболтавшиеся почтовики.

— Вы только не обижайтесь на почтовиков, — прощаясь, рассмеялся Владимир Ильич. — Не такая уж у нас разболтанность. Газет вам не доставляют по моему распоряжению. Врачи сказали — полный покой. Так что поживите еще недельку без газет…

1 октября в Москве открылся VIII съезд русских электротехников, первый после революции. Изголодавшиеся по общению инженеры приехали со всех концов страны — прибыло около тысячи делегатов и около 500 гостей.

О чем шел разговор на съезде?

О крупных проблемах: о стратегии развития районов, об их будущей хозяйственной жизни. И о проблемах мелких, но важных: о действии искрового разряда на стекло, об электродвижении российских судов, об использовании реки Свири, о сигнализации и устройствах безопасности, о роли бензиновых автомобилей в местном транспорте и о многом другом.

Большой интерес вызвали сообщения на общие темы: Иоффе — о свойствах материи; Миткевича — о природе электрического тока; Лебединского — о прогнозах в науке и технике.

Глеб Максимилианович чутко реагировал на тот скеп-типизм, который выражали по отношению к плану ГОЭЛРО некоторые участники съезда. Инженер Лаговский утверждал, например, что масштабы лесного грузооборота по Волге преувеличены. Он говорил, что сам недавно был на Волге, и ничего, что подтверждало бы радужные прогнозы комиссии, не увидел.

Вигура, делегат Наркомпути, говорил: «Нужен срок более двадцати лет».

— Ни материалов, ни денег, ни достаточного количества рабочих, — так закончил свое пронизанное скептицизмом выступление профессор Артемьев.

Рядом с Кржижановским в президиуме съезда сидел представитель Украины Басков. Кржижановский поразил Баскова своим спокойствием. Слушая выступления противников электрификации, молодой горячий Басков бушевал, а Кржижановский только улыбался. Баскову казалось, что при таком разброде мнений крупных инженеров, при действительно бедственном состоянии хозяйства России съезд должен был зайти в тупик.

Но академичные доклады строгих профессоров не произвели на делегатов съезда сколько-нибудь глубокого впечатления. Зато они с энтузиазмом восприняли бодрое и жизнеутверждающее слово Кржижановского.

Он говорил о том, что нельзя идти по пути постройки мелких станций — пути, заведомо бесперспективному, не реализующему преимуществ нового строя, экономически нецелесообразному. Он ратовал за путь объединения, централизации, укрупнения, он говорил о том, что нельзя разделять электротехнику, гидротехнику и теплотехнику, ибо они являются сторонами одного и того же — энергетического — процесса. Эти мысли стали впоследствии характерными для советской энергетической школы, которая впервые приобретала свое конституционное оформление.

Настроение съезда стало подниматься. Ряд инженеров горячо поддержал Кржижановского.

— А здорово, — сказал в перерыве Басков Кржижановскому, — что вопрос сейчас ставится не о том, как заштопать ту или иную дыру в разрушенном хозяйстве страны, а о широких реальных перспективах будущей жизни! Вот и наметился, обозначился в хозяйственной, а значит, и в нашей, инженерной, деятельности поворотный пункт.

— Вот вы и скажите об этом с трибуны.

— А я и хочу сказать. И еще о многом другом. — И показал Глебу Максимилиановичу список вопросов, на которых он хотел остановиться.

— Но даже ради соседства с вами за столом президиума я не смогу вам дать больше десяти минут, а вы небось не уложитесь.

— Пари!

— Коробка шоколадных конфет вас устроит?

— Идет! — сгоряча сказал Басков, а потом ужаснулся: ну где это он достанет коробку шоколадных конфет? Остается одно — выиграть.

Кржижановский, слушая Баскова, вычеркивал из списка один пункт за другим и одновременно посматривал на часы, где оставляло мимолетный след неумолимое время.

Вечером Басков был приглашен к Кржижановскому домой, где ему за победу над временем был вручен приз — шикарная коробка шоколадных конфет загадочного происхождения. (Прислал из Берлина Базиль.)

На съезде происходило интереснейшее психологическое явление: к концу его уже не члены комиссии ГОЭЛРО звали за собой массу инженеров-электротехников, а, наоборот, электротехническая общественность страны в целом, истосковавшаяся по настоящему, большому делу, заставляла некоторых членов комиссии ГОЭЛРО изживать еще оставшееся у них неверие в возможности осуществления дерзких проектов.

Чувствуя, что в настроении съезда наступает перелом, Глеб Максимилианович понял, что ему необходимо встретиться с Лениным. Он отправился в Кремль. Постоянные беседы с делегатами съезда убедили Кржижановского в том, что в этот переломный момент большое значение имела бы поддержка съезда со стороны Председателя Совета Народных Комиссаров. Ленин решил направить делегатам съезда приветствие, но, написав его, усомнился — не будет ли это излишней помпой?

«Г. М.!

Если одобрите, верните, я дам переписать и пошлю (кому? Вам?). Колеблюсь, стоит ли вообще? Не лишний ли «парад»? Есть ли