Розалина снимает сливки - Алексис Холл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ладно. – Лорен пригубила вино и передала бокал ассистенту по съемкам. – Что бесит в Розалине больше всего… простите, зрители Би-би-си. Дело в том, что Розалина – одна из самых добрых, сильных, удивительных людей, которых вы когда-либо встречали. Но пока она не попала на это шоу, я думаю, она сама этого не осознавала. Она всегда была бойцом. Всегда отстаивала свои права. И в глубине души всегда знала, чего хочет. Проблема в том, что раньше она слишком беспокоилась о том, что подумают другие. Но теперь она очень преуспела на шоу, это придало ей уверенности, и она поняла, что все остальные могут идти в жопу.
– По большей части вышло прекрасно, – сказал Колин Тримп, – и это именно то, что мы хотели. Но не могла бы ты повторить последнее предложение без слова на букву «Ж»?
Лорен прочистила горло.
– Но, – продолжила она, – теперь она очень преуспела на шоу, это придало ей уверенности, и она поняла, что в жизни нужны такие люди, которые будут любить тебя, несмотря ни на что.
– Тетя Лорен права, – добавила Амели. – Моя мама – лучшая мама в мире, и я буду любить ее, несмотря ни на что. Если только я не умру, не усну или не стану рыбой-удильщиком. Потому что вряд ли у рыбы-удильщика есть человеческие эмоции.
Розалина, однако, рыбой-удильщиком не была.
И как только Колин Тримп подтвердил, что они сняли все необходимое, она подошла и обняла их обеих и совершенно точно не плакала.
Среда
Стояла та самая влажная летняя ночь, когда удушающая жара сменялась проливным дождем. А значит, Розалине пришлось метаться по дому, пытаясь закрыть все окна, которые до этого ей пришлось в срочном порядке открывать. И делать это достаточно тихо, чтобы Амели, которая настаивала, что из-за жары она никогда и ни за что на свете не заснет, не проснулась. Вернувшись на кухню, она увидела, что сочетание погоды и дел, многие из которых относились к Амели и отвлекали ее весь вечер, превратило ее тренировочные муссы в яркие цветные лужицы.
Она только начала мыть посуду, как раздался звонок в дверь. Когда-нибудь она получит неожиданное известие, не думая при этом, что это полиция пришла сообщить, что ее дочь либо мертва, либо в тюрьме, а возможно, и то и другое. Но не сегодня. Хотя, учитывая, что время уже позднее, а Амели спала у себя в комнате и мысль о полиции была явной паранойей, Розалина понятия не имела, кто это мог быть.
Открыв дверь, она увидела Корделию Палмер: ее костюм промок насквозь, а волосы прилипли к голове, как… В общем, как у человека, попавшего под внезапный ливень и не подумавшего вернуться за зонтиком, который, как точно знала Розалина, всегда хранился в багажнике ее «Теслы».
– Мама?
Не самое оригинальное приветствие, но лучшее, на которое Розалина была способна при данных обстоятельствах.
– Надеюсь, я могу войти? На улице довольно сыро.
Честно говоря, Розалина рассчитывала, что между последним разговором с родителями и появлением их на пороге ее дома ради уязвления за это пройдет чуть больше времени.
– Наверно, да. Но Амели уже спит.
Посторонившись, Розалина пропустила мать в прихожую, не зная, что делать, потому что Корделию Палмер нельзя было считать гостьей, так как она была родителем и пришла без приглашения, вернулась на кухню. Через несколько минут Корделия пришла к ней. Она сняла туфли и пиджак, что, даже в качестве уступки дождю, было настолько неформальным, насколько она себе редко позволяла. Розалину это смутило.
– На самом деле я пришла не к Амели, – сказала наконец Корделия Палмер.
Розалина усердно скребла миску для смешивания.
– Тогда, не пойми меня неправильно, зачем ты здесь?
Наступило долгое молчание. Такое, которое обычно заполняют, предлагая чашку чая. Но Розалина за долгие годы приготовила много чашек чая для родителей и не горела желанием готовить еще одну.
Корделия, казалось, не знала, куда смотреть и что делать.
– Вчера нам с твоим отцом позвонили с Би-би-си.
– Неужели?
– Нам сказали, что мы не понадобимся для… съемок о финалистах.
Это станет самая чистая миска для смешивания из всех на свете.
– Я попросила вас не беспокоить.
– Дорогая, ты ведь знаешь, что нас бы это не побеспокоило.
Побеспокоило бы. Но на этот раз дело было не в этом.
– Ладно. Я сказала, что не хочу, чтобы они с вами говорили. Сказала, что не хочу, чтобы вы были частью моей истории.
Снова последовало долгое молчание. Розалина поставила миску для смешивания на сушилку и приготовилась к порке.
– Так я и думала, – тихо сказала Корделия. – Ты… ты в самом деле так сильно нас ненавидишь?
«Начни уже порку, прошу».
– Как, по-твоему, я должна на это ответить? Серьезно? Если я скажу «да», стану самой плохой дочерью в мире. А если скажу «нет», тогда… тогда… тогда… как будто ничего не случилось. А это не так. И не так уже давно.
– Это я виновата, да? Надо было тебя поддерживать.
– Какого черта? – Розалина уставилась в раковину, словно искала ответы… или терпение… или чайную ложку, потому что она могла поклясться, что раньше их было шесть. – Речь не о тебе. И, прошу, не переводи разговор на себя.
– Я не хотела, но… в тебе столько злости, дорогая. И я знаю, что не была такой, как матери твоих друзей или как ты с Амели. Что я сделала выбор в другую пользу. Но я действительно считала, что подаю хороший пример.
Вытерев руки, Розалина пошла ставить чайник. В данный момент это казалось проявлением сострадания для них обеих.
– Я не хотела, чтобы ты была похожа на других мам. Я просто хотела, чтобы ты, ты и папа, иногда меня слушали. А не считали, что лучшее будущее для меня – стать вашей копией.
– Мы слушали, дорогая.
– А ты не думаешь, – Розалина очень осторожно поставила кружку, – что раз я только что сказала тебе, что ты никогда меня не слушаешь, а ты в ответ категорически возражаешь, это говорит о том, что, может быть, ты слушаешь меня не так часто, как тебе кажется?
Корделия Палмер открыла рот, потом снова закрыла. Затем сказала:
– Мы всегда тебя поддерживали. Ты хотела стать врачом, и мы сделали все возможное, чтобы это случилось. Ты хотела оставить Амели и воспитывать
