Птицелов - Юлия Остапенко

— И ещё не несут? Совершенно отбились от рук. Как хорошо, что я прогнала управляющего. Его давно пора сменить.

И, сделав это заявление, Селест решительно направилась к шахматной доске.

— Какими будете играть? Чёрные выигрывают.

— Я вижу. А какими играли вы?

— Обоими. Я играю сама с собой, когда мне не спится.

— Вам сегодня не спалось?

— Вы ещё спрашиваете. Я отдаю вам чёрных.

— Ну что вы, месстрес, меня оскорбляет подобное пренебрежение к моим умственным способностям.

— Мы только и делаем, что оскорбляем друг друга, вы не находите? — сказала Селест и села за стол. Лукасу всё-таки достались белые. Они лишились большинства фигур, в том числе ферзя, король находился в глухой обороне, через несколько ходов грозившей обернуться матом. Впрочем, одна пешка, забравшаяся далеко в тылы противника, при поддержке слона ещё могла поправить положение.

— Ваш ход, — Селест подождала, пока Лукас передвинет коня с белого поля на чёрное, и сказала: — Вы покусали моего стюарда. За что?

— Покусал? — Лукас непонимающе изогнул бровь. — Не понимаю, о чём вы.

— Бросьте прикидываться. Какое вы всё-таки чудовище! Я ведь всего лишь послала мальчика за вами. Разве он грубил?

— Ах это… Нет, он не грубил, — Лукас проследил, как Селест передвигает ладью ещё дальше в его тылы. Чёрные продолжали агрессивно наступать, оставив своего короля почти голым и упорно игнорируя засланца белых. Лукас пока что тоже его игнорировал. У Селест были очень красивые руки.

— Тогда почему вы его покусали?

— Мне непонятен смысл этого слова, месстрес Селест. Когда я кусаю, то не удовольствуюсь оттяпанным пальцем. Обычно сразу раздираю глотку.

— Обычно? — она улыбнулась, как будто не заметив его нарочито прямой угрозы. — Стало быть, моему маленькому Илье ещё повезло. Чем же он так вас прогневил? Он неплохой мальчик. Очень услужливый.

— О, это я знаю, — безмятежно сказал Лукас. Селест не подняла глаза, и он так же спокойно добавил: — Почему вы не спросите, откуда?

— Что за вопрос? Вы же говорили с ним. Он действительно очень услужлив. — Тут она вскинула глаза, и в её взгляде мелькнуло осуждение. — К тому же он служил у вас прежде.

Лукас молча улыбнулся ей. Она передёрнула плечами и добавила:

— И если душить слуг было вашей обыденной манерой, я не удивляюсь, почему мальчик от вас сбежал.

— С чего вы взяли, что он от меня сбежал?

— Значит, вы его сами прогнали? А почему? Он что, воровал? И вы мне не сказали! — она откинулась на спинку кресла и посмотрела на Лукаса с возмущением. А он глядел ей в лицо, по-прежнему не зная, что у неё на уме. Вот что было самым поразительным, и вот почему он всё-таки вернулся. Проклятье, где только Дерек находит таких: сперва Марвин, теперь эта потаскушка… то ведущая себя как полная дура и никудышная интриганка, то походя укладывающая его наповал одним прицельным ударом. Ей просто иногда везло или она вела себя так намеренно, стремясь ещё больше его запутать? Если так — то, бесы её забери, ей это блестяще удавалось.

— Вам шах, — предупредила Селест.

— Вижу, — кивнул Лукас и, отведя короля, сказал: — Нет, он не воровал. Я отослал его по причинам более характера.

— Врал, сплетничал, читал ваши письма, ну, что там ещё?

Лукас посмотрел на неё с сочувствием.

— Похоже, в Таймене трудно найти порядочных слуг.

— Почти невозможно. Так что же? Расскажите мне про вашего оруженосца.

— Сомневаюсь, что есть что-то, чего вы не знаете, — улыбнулся Лукас, спрашивая себя, случайно или намеренно она себя только что выдала. Он же ни словом не обмолвился, кем именно служил ему Илье.

И она опять удивила его, не подумав отпираться.

— Ах, ну да, да, он кое-что сказал мне, когда прибежал от вас чуть живой. Что служил у вас, что вы его отослали, когда у вас появились дела, в которые ему незачем было совать нос, и что вы очень злы.

— На него?

— Этого он не уточнял.

«Интересно, — подумал Лукас, почти машинально передвигая фигуры, — она лжёт?» А если нет? Неужто Илье вправду почувствовал в нём злобу? И если почувствовал — кто из них ошибался: Илье или сам Лукас? Ведь едва не придушил он парнишку явно не из любви… А если и так, то между такой любовью и злобой нет никакой разницы.

— Он сказал мне нечто, меня расстроившее, — проговорил Лукас. Он не глядел на Селест, но знал, что тон его голоса вынудит её присмотреться к нему внимательнее.

— Вот как? И что же именно?

— Что в моё отсутствие вы принимаете некоего рыцаря.

— В ваше отсутствие! — Селест снова откинулась на спинку кресла и гневно хлопнула крышкой стола. — Да вы отлучились-то всего раз, и то после трёх ночей! И вы смеете…

— Вот именно, — вкрадчиво вставил Лукас. — Один раз после трёх ночей, месстрес. А вы изволите думать, будто я явлюсь на первый ваш свист, словно пёс.

— Но вы ведь явились, — заявила она так уверенно, что тут уж он не выдержал и посмотрел на неё — просто посмотрел, ни на что не рассчитывая, да и почти не желая уже рассчитывать. Ему просто хотелось её понять.

Селест из Наворна сидела прямо, прижав позвоночник к спинке кресла и переставляя шахматные фигуры вытянутой рукой. Её губы были крепко сжаты, пламя камина бросало отблески на изгиб обнажённой шеи. Лукас подумал, что хочет её. Просто хочет — её тело, и ещё пить с ней кофе потом, после соития, и не знать ни про Илье, ни про Дерека… ни про Ив.

Они сидели в тишине, когда наконец явился слуга с подносом. Селест даже не взглянула на него. Тот поставил вино на стол и удалился на цыпочках. Когда дверь за ним закрылась, Лукас улыбнулся, не сводя с Селест глаз.

— Что смешного? — спросила она.

— Я просто представил, как бы вы сейчас покрыли его бранью. Как слуг на крыше. Он, должно быть, тоже представил.

— Вы бы хотели это услышать?

— Нет, не думаю.

— А что вы думаете? — отрывисто спросила она.

О… неужели? Неужели мы всё-таки пойдём проторенной дорожкой и начнём играть в откровенность? Лукас выпрямился: он наконец почувствовал себя в родной стихии.

— Я думаю, что вы очень странная женщина.

— Странная? Это комплимент?

— Нет. Вовсе нет.

— Слава Единому. В качестве комплимента это прозвучало бы пошло.

— Вы предпочитаете думать, что я снова вас оскорбил?

— Нет, я предпочитаю думать, что вы сказали правду.

Лукас кивнул и перевёл чёрную пешку на восьмую полосу доски.

— Вам мат, месстрес Селест.

Она непонимающе уставилась на доску. Потом пожала плечами.

— В самом деле. Надо же.

— Я не верю, что вы не видели этой пешки.