На день погребения моего (ЛП) - Пинчон Томас Рагглз

Фрэнк не мог избавиться от странного впечатления, что он зашел в театр-варьете и какой-то волшебник, например, китаец, пригласил его из зала добровольным помощником для какого-то длинного сложного трюка со скороговорками, и Фрэнк был слишком озадачен, чтобы оценить его в полной мере.

 — Ищу...

—  Не этот самородок. Не это маленькое оконце исландского шпата. Фактически, — в голосе Мерля появились резкие скрипящие нотки веселья, словно шум закипающего чайника, — существует целый каталог вещей, которые ты не ищешь.

— Ладно, скажите мне. Что я на самом деле ищу. Кроме салуна в данный момент.

— Это только догадка, но это то, что искал и твой отец Вебб, хотя знал об этом не больше, чем ты.

   Опять это чертово впечатление разговора с китайцем.

 — Поговори с доком Тернстоуном. У него может быть несколько идей.

Голос Мерля изменился, и Фрэнка захлестнула странная волна внутреннего беспокойства.

— Зачем?

   Но Мерль спрятался за маской профессионально бесстрастного мага.

  — Помнишь тех томминокеров, которых вы с Далией встретили на «Хеллкайт»?

Ну, был период, когда Мерль тоже видел в забоях маленький народец, некоторые были одеты довольно своеобразно — необычные шляпы, военная форма не совсем как в армии США, маленькие остроносые туфли и так далее, и однажды вечером он был достаточно неблагоразумен, чтобы рассказать об этом своему приятелю-ученому, после чего док Тернстоун уверенно заявил, что это синдром Шарля Бонне, упоминание которого он позже нашел в классическом труде Пакпула «Переживания в нейропатии».

— Этот синдром объясняют множеством причин, в том числе — дистрофией желтого пятна и нарушениями в височной доле.

— А как насчет настоящих чар, duendes?', — спросил Мерль. — Это не рациональное объяснение.

— Со всем уважением к доку, я не могу согласиться. Они там внизу, согласен.

  — Хочешь мне показать?

Третья смена, конечно, наилучшее время для таких дел. Настроившись на научный поиск, док воздержался от своей обычной вечерней дозы лауданума, хотя это не улучшило его настроение, фактически, Мерлю он казался резвым за двоих, они надели комбинезоны и шахтерские непромокаемые плащи, взяли электрические фонарики, вошли в пещеру в залитом лунным светом склоне холма и начали прокладывать себе путь сквозь древнюю капающую породу по резко наклоняющемуся вниз туннелю в заброшенную часть выработки.

— Если рядом люди, они чувствует дискомфорт, — объяснил Мерль на поверхности. — Поэтому они склонны отправляться туда, где людей нет.

Томминокеры не просто сочли этот сектор «Литл Хеллкайт» подходящим — за годы заброшенности они превратили его в постоянный чертов полноценный Зал для приемов томминокеров. Неожиданно: все они были там, действительно, регулярная подземная живая картина. Эти duendes играли здесь в покер и пульку, пили красный виски и домашнее пиво, ели еду, украденную из шахтерских судков и чуланов столовой для неженатых, затевали драки, безвкусно шутили — делали всё, что можно встретить в любом клубе отдыха на поверхности в любую ночь недели.

— Ладно, это легко объяснить, — пробормотал док словно про себя. — Я просто сошел с ума, только и всего.

— У нас двоих не могла возникнуть эта проблема Шарля Как-бишь-его? — предположил Мерль. — Нет. В этом не было бы смысла.

  — В этом больше смысла, чем в том, что я вижу.

Так что они стали в известном смысле заговорщиками против владельцев шахт и рациональных объяснений, которые те склонны были предпочесть. Например, существовало мнение, что томминокеры — не маленькие люди в причудливых костюмах, а «всего лишь» древесные крысы. Владельцев утешала привычка древесных крыс воровать взрывчатку. Каждый динамитный патрон, украденный древесной крысой, не попадет в руки Анархистов или членов Профсоюза.

 — Где-то, — заявила Далли, — есть хотя бы один томминокер с чертовой тучей припрятанного динамита. Чертово динамитное Эльдорадо. Зачем ему вся эта взрывчатка?

  — Ты уверена, что это одно существо?

  — Я знаю. Я знаю, как его зовут. Я умею говорить на их языке.

—  Не надо, — сказал док, — не морочь мне голову этими рассказами. Полагаю, всё зависит от того, ворует ли он еще и детонаторы. Меня немного волнует, сколько детонаторов исчезло.

   Фрэнк нашел дока Тернстоуна на ночной смена в Шахтерском Госпитале.

  — Мерль Ридо сказал, что мне нужно с вами увидеться.

—   Значит, вы — Фрэнк Траверс.

Они общаются с Мерлем по прямому проводу что ли? Фрэнк заметил, что док смотрит на него.

 —  Что-то случилось?

—  Не знаю, упоминал ли об этом Мерль — мы с вашей сестрой Лейк некоторое время дружили.

   Еще один обожатель Лейк.

   «Она красавица», — всегда спешили заверить Фрэнка друзья и одноклассники, хотя он редко это замечал. Однажды он спросил у Кита, который, кажется, проводил с ней больше времени, чем кто-либо другой, но парень только пожал плечами: «Я ей доверяю». Словно это могло прояснить ситуацию.

— Да, но мы что, собираемся однажды выступить против какого-то гада, который не устоит перед ее чарами, о которых я постоянно слышу?

— Думаю, она в состоянии о себе позаботиться. Ты видел, как она стреляет, совсем неплохо.

  — Это как раз то, что хочется услышать брату.

— Дела обстоят так, — сказал теперь Фрэнк, — что мы в последнее время не встречались.

Кажется, прошла минута, прежде чем док отряхнулся, как собака, вылезшая из горного потока, и извинился:

  — Лейк, черт, она разбила мне сердце.

   Ну-ну.

 — Ой ли, — ответил Фрэнк, хотя на самом деле он промолчал.

— В таких случаях, как ваш, — сказал он как можно добрее, — я склонен назначать «Олд Гидеон», дозу на три пальца, пока всё не пройдет.

   Док улыбнулся немного смущенно:

— Я не искал сочувствия. Нельзя сказать, что она захлестнула меня, как стихийное бедствие. Но если вы угощаете...

Еще в 1899 году, вскоре после опустошившего город ужасного циклона, молодой Уиллис Тернстоун, недавно получивший диплом Американской школы остеопатии, выехал на запад из Кирксвилла, Миссури, с небольшой сумкой, в которой лежала смена белья, дополнительная рубашка, письмо со словами моральной поддержки от д-ра А. Т. Стилла и старомодный кольт, во владении которым он был далек от совершенства, наконец он прибыл в Колорадо, где в один прекрасный день во время пересечения плато Анкомпагре на него напала небольшая банда пистольерос.

— Положите на землю, мисс — посмотрим, что у вас в этом красивом чемоданчике.

—  Немного, — ответил Уиллис.

— Эй, что это? Здесь спрятано железо! Ну-ну, нельзя допустить, чтобы говорили, что Джимми Дроп и его банда отказали нежной душе в честной дуэли, так что, маленькая леди, хватайте свой огромный пистолет, и приступим, да?

Остальные члены банды расчистили пространство, по краям которого оказались Уиллис и Джимми в классической позиции соревнования.

— Вперед, не стесняйся, я дам тебе фору в десять секунд, прежде чем достану пистолет. Обещаю.

Слишком ошеломленный, чтобы насладиться охватившим банду духом невинного веселья, Уиллис медленно и неумело поднял свой револьвер, пытаясь прицелиться настолько точно, насколько позволяли дрожащие руки. После честного счета «десять» верный своему слову и быстрый, как змея, Джимми достал оружие, наполовину привел его в рабочее состояние, но потому вдруг остановился как вкопанный, застыл, неуклюже согнувшись.

— Тьфу! — крикнул головорез, или крикнул что-то другое в этом роде.

— Ой, шеф, шеф! — воскликнул его лейтенант Альфонско, — скажите нам, что это не ваша спина снова.

 — Чертов идиот, конечно же это моя спина. Это источник всех несчастий — и хуже, чем в прошлый раз.

  — Я могу это исправить, — предложил Уиллис.

  — Прошу прощения, какое, черт возьми, дело до этого чертову фермеру?

  — Я могу расслабить вашу спину. Доверьтесь мне, я остеопат.

— Нормально, у нас широкие взгляды, несколько парней из отряда в евангелической церкви, только не пропагандируйте здесь взгляды ку-клукс-клана — яххххх, в смысле, ух.