Меч Тристана - Ант Скаландис

— Вы мне напомнили Курнебрала, который однажды, желая меня порадовать, приволок прямо в грот отрубленную голову Денейлона. Спасибо! Все было очень вкусно!

И Мырддин захохотал, довольный.

А в кабине рядом с пилотом сидела Изольда, то есть Маша. Ну конечно, Маша, ведь на ней были джинсы, майка и коротенькая кожаная курточка. А пилот, этакий слегка женственный молодой парень с похотливыми глазами, обнимал Машу за плечи.

«Вот скотина!» — подумал Иван, но ревности не испытал. Только странное любопытство к необычной ситуации и внезапное озорное желание подраться с незваным соперником.

Места хватило всем, они загрузились и стартовали.

У Ивана не было почему-то ощущения, что это встреча после долгой разлуки, у Маши, кажется, тоже. Они просто смотрели друг на друга и радовались, как радуются давно и прочно знакомые люди, когда все в их жизни идет как надо. Разговаривать в дороге было не слишком удобно, хоть пассажиры и вооружились шлемофонами.

— Лететь недолго, — предупредил Мырддин.

— А куда летим? — полюбопытствовал Иван.

— То есть как это «куда»? — недоуменно возмутился Мырддин. — Разумеется, в Авалонский Дворец из белого мрамора, где обретаются вечно живые, где в каждом окне горит свеча, где никогда не смолкают песни…

— …И круглый год не отцветает жасмин, — добавил Иван, бесцеремонно перебивая волшебника. — Дурдом продолжается.

— Это не дурдом, Ваня, — улыбнулся Мырддин, нисколько не обидевшись. — Это игра такая.

— Ах, игра-а-а! — протянул Иван. — А этот парнишка за штурвалом играет вместе с нами? Маша, вопрос к тебе.

— Нашего уважаемого пилота зовут Вася, — сообщила Маша. — Я давно его знаю.

— Вот как! Рад познакомиться. Лейтенант ФСБ Горюнов. Скажите, Вася, у вас с Машей что-то было?

Вася ответить не успел. Или даже не собирался. Ответила Маша:

— Иван! Помнишь, я рассказывала тебе о древних ирландских законах. Ты не должен ревновать. А золотой энеклан я тебе выдам хоть размером с ногу.

— Но мы ведь, кажется, уже не в Ирландии десятого века, Машуня! Твое поведение безнравственно!

— Ух ты, ах ты! Ты мне напомнил одну римскую императрицу. Она как-то раз, еще веке во втором нашей эры, упрекала знакомую британку в аморальности. Знаешь, что ей ответила гордая женщина с нашего северного острова: «Мы отдаемся нескольким мужчинам по страсти, а вы, римлянки, — за деньги». Об этом писал Кассий Дион.

— К сожалению, не имел чести знакомиться с сэром Кассием Дионом, но думаю, доблестный рыцарь был. А вот о том, что ты, Машуня, британка, слышу впервые.

— А кто же я?! — засмеялась Маша. — Смотри, дурашка! Мы уже почти прилетели.

Под ними раскинулся удивительный город среди лесов и озер, и в самом центре его высился огромный, величественный и сказочно прекрасный замок. Да, это именно его принял Иван за дворец Дудаева в первые минуты своего появления здесь. Но уходящий под облака мраморный шедевр был, конечно, не чета главному грозненскому зданию. Дух захватывало от его красоты.

— Здорово! — выдохнул Иван. — Ё-моё! Да мне здесь нравится!

— А чему ты удивляешься? — улыбнулся зеленоглазый Мырддин. — Я и не сомневался, что вы полюбите этот мир. Это же Авалон, Эдем, Парадис. Его нельзя не любить.

Может быть, только в этот момент Иван наконец понял, где он.

А во дворце не оказалось горячей воды. В номере «люкс» шестизвездочного райского отеля краны хрипели, булькали и с противным свистом втягивали воздух, как в московской квартире в начале лета, когда только соберешься все перемыть и перестирать перед капитальным отъездом на дачу, а тебе вешают объявление на дверь подъезда: «В связи с плановой профилактикой коммуникаций и опрессовкой бойлера…»

Они оба долго и весело хохотали, крутя вентили и нажимая наугад еще плохо изученные кнопки.

— Слушай, а давай не мымшись! — заговорщицким шепотом предложил Иван.

— Ну уж нет! — возмутилась Маша. — Даже там, в средневековье, на корабле, в лесу, в этих закаканных замках — везде я находила теплую воду, а здесь, в раю, буду как свинья… извини!

— Ладно, — решился Иван, — я полезу под холодную.

— А я пока согрею себе на газу, — заявила Маша и пошла в комнату.

— Эй! На каком газу? Мы же не в квартире! — дошло вдруг до Ивана.

Он уже стоял под душем и теперь высунулся в холл, любопытствуя, куда же собирается Маша.

— Чем ты думаешь воду греть? Кипятильником? У них же здесь совсем другая система.

— Разберусь, — откликнулась Маша. И тут в дверь постучали.

— Войдите, — распорядился Иван, перекрикивая шум падающей воды.

Конечно, это был Мырддин. Он заглянул в обе комнаты, в ванную, спасибо, в туалет не полез и глупо спросил:

— К вам можно?

— Нельзя, — сказала Маша. — Мы собирались предаться утехам известного рода.

— Успеете, — заверил Мырддин.

— Успеем?! — свирепо переспросил мокрый Иван, выходя из душевой и яростно растираясь полотенцем. — А этот ваш райский дворец, что, при советской власти строили?

— Вы про горячую воду? — невинно поинтересовался Мырддин. — Чепуха. Просто к вашему приезду готовили особый режим подачи травяных настоев и специальных смесей из целебных источников. Ну, не уложились чуть-чуть, бывает.

— Бардак! — проворчал Иван.

— Бардак позже будет, ребятки. Я же сказал: успеете. А сейчас давайте сядем и поговорим спокойно.

Иван смирился, обмотал полотенце вокруг бедер, взял сигарету и опустился на краешек дивана. Маша тоже закурила, вооружившись большой хрустальной пепельницей и забравшись с ногами в глубокое мягкое кресло. А Мырддин набил вишневую трубку и в своей излюбленной манере принялся ходить по комнате.

— Неужели у вас нет ко мне никаких вопросов? — удивился он наконец воцарившемуся молчанию. — Неужели теперь вас только горячая вода и волнует?

— Отчего же? — сказала Маша. — Вопрос номер один. Как любил говаривать наш общий знакомый Зига. В этом вашем Эдеме жить вообще можно? Или это так, плод чьей-то иллюзии, эфемерный сгусток бытия?

— Эфемерный сгусток бытия… — раздумчиво повторил Мырддин, как бы смакуя этот изящный оборот. — В каком-то смысле, Маша, все в этом мире эфемерно. И в этом, и в других мирах. Но я понимаю, о чем вы спрашиваете. В Эдеме или иначе — на Втором Уровне Бытия можно жить долго и счастливо. На этой планете живут миллиарды миллиардов людей, и многие, очень многие из них остаются здесь навсегда, потому что для подавляющего большинства движение возможно только вперед, а им вперед не надо. Им здесь хорошо. Для других, которым надо, этот мир — просто пересадочная станция, трамплин на новые уровни.

— Так, так, так, — проговорил Иван, — но вы же, помнится, обещали, что мы вернемся назад, а не на новые уровни.

— Видите ли, Ваня, вы же очень неглупый человек и должны понять, что в полном смысле возвращение назад невозможно. Маленькая тонкость заключается в том, что пресловутую машину из хрусталя и меди, которая скользит туда-сюда по эпохам, нам сконструировать так и не удалось. Все оказалось несколько сложнее…

Он опустился в кресло, дымя вокруг себя, как Дракон Острова Эрин, потом снова встал и заходил из угла в угол.

— Эх, придется все-таки прочесть маленькую лекцию о путешествиях во времени. Вначале эпиграф: «Кинематограф — это запечатленное время». Андрей Тарковский. Так вот. Люди начали путешествовать во времени с тех самых пор, как первый древний художник изобразил на стене своей пещеры убитого им оленя. Глядя на этот рисунок, охотник, безусловно, возвращался мыслями в прошлое, к моменту своего триумфа, а затем в это же прошлое погружались его сородичи и потомки. Заметьте, мы будем говорить только о путешествиях в прошлое, потому что путешествия в будущее с научной точки зрения никакого интереса не представляют, эта проблема технически разрешима очень давно — летаргия, анабиоз, в общем, Рип-ван-Винкль. А в сущности, вся наша жизнь — это и есть непрерывное движение в будущее, только с различной скоростью в зависимости от обстоятельств. Поэтому пытливые умы всегда и стремились придумать, как бы нам научиться возврату. И на смену примитивным рисункам пришла совершенная живопись, скульптура, письменность — поэмы, записи легенд, исторические хроники. Потом случилась первая информационная революция — это тысяча восемьсот тридцать девятый год, изобретение фотографии Дагером и Ньепсом. На серебряных пластинках появлялась теперь не фантазия авторов, а остановленное время. Дальше — больше: кинематограф, фонограф, магнитная запись, видео. Прошлое сделалось настолько зримым, что стало казаться почти осязаемым. Переход от магнитной записи к цифровой сам по себе был не столь значителен, но в эру компьютеров возникло понятие виртуальной реальности, и это был уже какой-то новый путь в прошлое, хотя и слишком обходной. Настоящую революцию совершил некто Брусилов в одном из параллельных вам миров. Он придумал сибр — универсальный синтезатор Брусилова. Название не вполне корректное, но оно вошло в обиход, и Бог с ним. А на деле сибр — это устройство для точного копирования любого объекта. И теоретически с помощью сибра можно воспроизводить целые миры. Теоретически для вас. Для меня — практически. Вот так, ребята. Запомните: в исторической ретроспективе существуют три формы запечатленного времени — фото, видео и сибро. Последний выводит нас на возможность полноценных путешествий в иные эпохи.