Великий Ленин. «Вечно живой» - Владимир Поцелуев

Через полтора года после IX съезда, 17 октября 1921 г., под напором народного бунта Ленин вынужден будет признать, что после Брестского мира «мы сделали ту ошибку, что решили произвести непосредственный переход к коммунистическому производству и распределению»[532].

Все это было не так, ибо «переход…» начался с октября 1917 г. Ну а далее его вывод точен: «…На экономическом фронте с попыткой перехода к коммунизму мы к весне 1921 г. потерпели поражение более серьезное, чем какое бы то ни было поражение, нанесенное нам Колчаком, Деникиным или Пилсудским, поражение гораздо более серьезное, гораздо более существенное и опасное»[533].

Открывая частично шлюзы свободного труда, Ленин подчеркнет, что это – «стратегическое отступление». НЭП, говорил он делегатам IX съезда РКП(б), – «всерьез и надолго, но… не навсегда»[534]. Так Ленин конспиративно давал понять, что развитие экономики в советской России зависит от политического курса ее руководителей, желавших, по мнению большевистского вождя, построить «единый государственный синдикат».

Начало мирного строительства «единого государственного синдиката» ознаменовалось новым витком политической борьбы за власть. Практического опыта у «прорабов-строителей» социализма не было, а идеи по формам и методам его возведения разнились. Обмен мнениями в РКП(б), о котором довольно подробно, хотя и не совсем объективно писали, действительно грозил расколоть партию, и Ленин на Х съезде РКП(б) предложил принять решение «О единстве партии», которое означало введение террора большевистского большинства в своих рядах. Хотя до этого оппозиция не расценивалась как незаконное и враждебное явление, о чем свидетельствовал Г.Е. Зиновьев на VIII съезде партии. «Оппозиция, – констатировал он, – вещь законная. Никто против этого ничего не имеет. Съезд для того и созывается, чтобы каждая группа нашей партии сказала свое мнение»[535].

Решение съезда представлялось как спасительно-временное, необходимое для партии и Советской власти постановление. Запретив всякую фракционность, съезд дал ЦК полномочия исключать из партии за нарушения партийной дисциплины. В решении «О единстве партии» съезд определял фракционность как «возникновение групп с особой платформой и стремлением до известной степени замкнуться и создать свою групповую дисциплину»[536]. В принципе решение не запрещало членам партии объединяться на основе раздельных платформ, если они действуют открыто и в рамках единой для партии дисциплины. Д.Б. Рязанов предложил поправку: «Осуждая самым решительным образом всякую фракционность, съезд в то же время высказывается также решительно против выборов на съезд по платформам». Ленин говорил, что «пожелание т. Рязанова, как это ни жаль, неосуществимо. Лишать партию и членов ЦК права обращаться к партии, если вопрос коренной вызывает разногласия, мы не можем. Я не представляю себе, каким образом мы можем это сделать. Нынешний съезд не может связывать чем-либо выборы на будущий съезд, а если будет такой вопрос, как, скажем, заключение Брестского мира?.. Возможно, что тогда придется выбирать по платформам… Если же обстоятельства вызовут коренные разногласия, можно ли запретить вынесение их на суд всей партии? Нельзя! Это чрезмерное пожелание, которое невыполнимо и которое я предлагаю отвергнуть»[537].

Принимая решение «О единстве партии», съезд имел в виду ситуацию начала 1921 г., когда возникла опасность раскола партии. «Это – крайняя мера, – подчеркивал Ленин, – которая принимается специально в сознании опасности обстановки»[538]. Однако текст решения оставлял возможность толкования его расширительно и во времени, и в отношении требований меньшинства. К. Радек при обсуждении проекта резолюции многозначительно заметил: «Здесь устанавливается правило, которое неизвестно еще против кого может обернуться»[539].

Значительно изменилось мнение Зиновьева: «Мы имеем «монополию легальности», мы отказали в политической свободе нашим противникам. Мы не даем легально существовать тем, кто претендует на соперничество с нами. Мы зажали рот меньшевикам и эсерам… Диктатура пролетариата, как говорит товарищ Ленин, есть очень жестокая вещь. Для того, чтобы обеспечить победу диктатуры пролетариата, нельзя обойтись без того, чтобы не переломить хребет всем противникам этой диктатуры… Никто не может указать то время, когда мы сможем пересмотреть наши взгляды в этом вопросе»[540].

Таким образом, опасность раскола, о котором говорили соратники Ленина, хотя и заявляли о допустимости различных мнений «товарищей», привела к открытому подавлению инакомыслия в партии и в обществе в целом.

Так было в 1921 г. в конфликте секретаря Петроградского губкома партии Н.А. Угланова и председателя Петроградского Совета Г.Е. Зиновьева. На собрании партийного актива Петрограда большинство поддержало Угланова. Тогда Зиновьев обвинил его в «уклоне», тем самым «ошельмовав» Угланова и его окружение.

Хотя с «рабочей оппозицией» было покончено, в руководстве партии оставалось немало противников монопольной политики Ленина. Проявлением недовольства явилось «Заявление 22-х», которое было направлено в Исполком Коминтерна. «…Наши руководящие центры ведут непримиримую, разлагающую борьбу против всех, особенно пролетариев, позволяющих себе иметь свое суждение, и за высказывание его в партийной среде применяют всяческие репрессивные меры, – говорилось в нем. – Стремление приблизить пролетарские массы к государству объявляется «анархо-синдикализмом», а сторонники его подвергаются преследованиям и дискредитированию… Объединенные силы партийной и профессиональной бюрократии, пользуясь своим положением и властью, игнорируют решения наших съездов о проведении в жизнь начал рабочей демократии»[541].

Еще более жесткую и непримиримую позицию занимали большевики в отношении меньшевиков и эсеров, расценивая даже их критические замечания в адрес РКП(б) и Советской власти как незаконные действия. В результате репрессий меньшевиков и эсеров все же наметилась тенденция к усилению их влияния среди рабочих и крестьян, что тревожило большевистское руководство. Оно негативно относилось к попыткам лидеров меньшевиков пойти на компромиссы. Так, осталось «незамеченным» обращение Ю. Мартова и Ф. Абрамовича (по поручению ЦК РСДРП и Бунда) с письмом к социалистическим партиям и профсоюзам всех стран с призывом к признанию Советской России и возобновлению торговли с ней[542]. Давая показания о политике партии меньшевиков, член ее ЦК Ф.И. Дан на допросе 21 апреля 1921 г. в Петроградской ЧК заявил: «Для настоящего момента считаю необходимым, в интересах трудящихся и особенно пролетариата, сохранение советской системы, но с тем, чтобы эта система была, согласно и теории ее, и Конституции, действительным свободным самоуправлением трудящихся, а не замаскированной формой партийной диктатуры…» Что касается крестьянских восстаний, то партия меньшевиков «не только не брала на себя инициативы таких восстаний или руководства ими, но решительно высказывалась против них». В отношении рабочих забастовок он показал, что партия признает право на забастовки, на практике неустанно старается удержать рабочие массы от пользования этим правом, от всякого забастовочного движения, считая, что в обстановке крайнего разрушения производительных сил, распыленности, дезорганизованности и социально-политического упадка пролетариата забастовки неизбежно будут для рабочего класса не только бесполезны, но и вредны, а также неизбежно будут использованы классовыми врагами пролетариата»[543].