Жестокое милосердие - Робин Ла Фиверс

Крунар оглядывается на Дюнуа, и тот кивает:

— Считайте, что это уже сделано.

— Если Нант взят, мы в беде, — произносит Крунар.

Канцлер явно потрясен; либо он лжец, каких мало, либо случившееся выходит за рамки игры, которую он ведет.

— Маршал Рье?.. — обращается ко мне герцогиня, ее карие глаза полны горя. — Ты уверена? — шепчет она.

Я скорбно киваю, глядя ей в глаза. Человек, заботам которого вверил Анну покойный отец, только что самым подлым образом ее бросил. У нее вырывается долгий судорожный вздох, а потом она спрашивает:

— Как это скажется на нашем положении?

Крунар и Дюнуа обмениваются безнадежными взглядами.

— Мало хорошего, — отвечает наконец Дюнуа. — Рье — маршал, то есть командующий войсками. Трудно будет поднять баронов на битву против него. Если маршал Рье и д'Альбрэ объединят силы, нам останется разве что окопаться здесь и готовиться к осаде.

Герцогиня встревоженно переводит взгляд с Дюнуа на Крунара и обратно.

— И больше никакого выхода? — спрашивает она.

— Боюсь, ваша светлость, дело обстоит именно так, — отвечает канцлер, и, хотя он лишь соглашается с Дюнуа, я ловлю себя на том, что все равно не верю ему. — Как сказал капитан, Рье — наш командующий. Кто же из баронов пойдет против него? Если уж на то пошло, без его помощи мы их ни на какую войну не сподвигнем.

— А как насчет барона де Вароха? — Все поворачиваются ко мне, и я запоздало понимаю, что произнесла эти слова вслух. Делать нечего, я продолжаю: — Вы забыли, как во дни Безумной войны он мчался по стране, поднимая народ против французских захватчиков? Почему бы ему не проделать это опять?

Канцлер Крунар пренебрежительно отмахивается:

— С одними крестьянами от французов не отобьешься, сударыня.

— Вообще-то да, — задумчиво произносит капитан Дюнуа. — Но быть может, крестьяне с вилами смогут сдержать нашествие, пока не подойдет помощь.

— Какая помощь? — тотчас спрашивает Крунар.

Тут-то я понимаю, что Дюваль — умница Дюваль! — ни единой живой душе не говорил о приготовлениях, которыми был занят.

— Пока мы тут разговариваем, — отвечает герцогиня, — полторы тысячи солдат спешат сюда из Испании и еще столько же — из Наварры.

Крунар изумлен и смущен, но прячет это за насмешливым тоном:

— Это капля в море.

— Вместе с крестьянством, — замечает Дюнуа, — может и хватить.

Личико герцогини озаряется надеждой:

— Это вправду может сработать?

— Ставка рискованная, ваша светлость, но чем черт не шутит, — отвечает ей Дюнуа.

Крунар качает головой:

— Боюсь, ваша светлость, это лишь беспочвенные мечты.

Подозрения переполняют меня, хочется крикнуть: берегитесь! Что бы ни посоветовал канцлер, делайте противоположное!.. Возможно, я так и поступила бы, но герцогиня приходит на выручку. Она прижимает ладони к вискам, словно у нее болит голова.

— Довольно, — говорит она. — Я все обдумаю, и завтра поутру мы встретимся снова.

Мы уже направляемся к выходу из солярия, когда герцогиня ловит мой взгляд. Я едва заметно киваю, показывая тем самым, что до тех пор намерена все обсудить с Дювалем.

Вечером я вышагиваю по комнате, ломая голову в поисках малейших щелок и трещинок в непреодолимых стенах, грозящих сомкнуться кругом герцогини и запереть ее, как узницу в подземелье. И не нахожу ни одной — то ли их вовсе нет, то ли у меня ума не хватает. А сегодняшняя встреча со всей ясностью показала, что и прочие советники герцогини не способны, скажем так, выскочить из наезженной колеи и проложить неожиданный путь к спасению.

Наконец позади скрипит тайная дверь, и из лаза в стене с трудом выбирается Дюваль. Волосы у него всклокочены, все лицо в темной щетине, глаза безумные.

— Господин мой! — Я устремляюсь навстречу, боясь, что он вот сейчас рухнет на пол. — Как ты?

— Милая Исмэй… я в порядке, — бормочет он и отмахивается слишком широким движением, точно пьяный, потом спотыкается.

Я подхватываю Дюваля и помогаю сесть в кресло. Меня терзает тревога. Ему явно хуже, а это может означать только одно: он получил еще яду. Если ничего не предпринять, Дюваль обречен.

Немного отдышавшись, он наклоняется вперед и закрывает лицо ладонями:

— Голова кружится.

— Это яд, господин мой.

Он поднимает глаза и смотрит так беспомощно, что сердце мое готово остановиться.

— Яд?..

О Мортейн премудрый и всеблагой, только не это! Только не его память! Я сажусь на пол, обнимаю его колени и приближаю свое лицо к его лицу:

— Ты помнишь, о чем мы говорили вчера вечером? Тебя отравили.

Он хватается за мои руки, как утопающий за соломинку. Словно бы надеется, что я сумею вывести его из мрака безумия обратно к свету. Его лицо проясняется — он вспомнил! — и у меня вырывается вздох облегчения.

— Помнишь, о чем еще мы говорили?

Он сжимает мои руки:

— Да! Конечно, я помню!

Я придвигаю поднос:

— Ты, наверное, голоден? Тебе необходимо поесть!

Он отталкивает пищу:

— Не хочется.

Я настаиваю:

— Мало ли чего тебе не хочется, господин мой! Твоему телу и разуму необходима пища. Ты должен быть сильным, чтобы бороться с отравой.

Дюваль в самом деле осунулся и отощал за время своей отсидки в тайных ходах. Чтобы отвязаться от меня, он берет чашку теплого бульона и мнет в руках кусок сыра. Я отказываюсь сообщать ему новости, пока он все не съест: сильно подозреваю, что они могут лишить его последнего аппетита.

Но когда с ужином покончено, приходится все ему выложить.

— Есть новости, господин мой, и сплошь скверные. — (Дюваль откидывается в кресле, словно готовясь к тяжкому удару.) — Маршал Рье и д'Альбрэ заняли Нант.

— Заняли?..

Я киваю и пересказываю ему записку Сибеллы. В ярости и отчаянии он вскакивает с кресла, но тут же едва не валится на пол и хмуро смотрит на свои ноги, ставшие непослушными.

— И к чему же склоняется Тайный совет? — спрашивает он.

— Дюнуа и Крунар полагают, что нам следует запереть городские ворота и приготовиться к осаде.

— Это ошибка, — говорит он. — Долгой осады Геранду не выдержать.

— Дюнуа надеется на своевременное прибытие помощи из Испании и Наварры.

Он очень долго молчит, потом шепчет:

— Исмэй… мне так жаль.

Я отвечаю со всей твердостью:

— Жалеть не о чем, господин мой. Ты шел своим путем и был прав. Я ни в чем тебя не виню! Но… есть и еще кое-что. Я почти уверена, что это Крунар все время тайком работал против герцогини. Думаю, ему нельзя доверять.

Дюваль смотрит на меня так, словно это я балансирую на грани безумия, а не он.