Империи песка - Дэвид У. Болл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Если паук прячется в моей одежде, он меня и укусит, – раздраженно заметил Поль. – Не трогай мои вещи.
Однако Мусса ничего не хотел оставлять на волю случая и потому опустошил все выдвижные ящики и выгреб на пол содержимое шкафов. Обнаружив паука, спрятавшегося под подоконником, Мусса башмаком раздавил негодяя и выбросил в окно. Но и после этого он не мог уснуть из-за страха, что у паука осталась родня, жаждавшая отмщения.
Когда они с Полем, гуляя за пределами шато, ходили по стене, Мусса упал и едва не сломал руку. Они сотни раз влезали на эту стену, и не было случая, чтобы кто-нибудь из них покачнулся или поставил ногу не туда. Мусса вдруг сделался неуклюжим, и окружающий мир показался ему опасным местом. Он был уверен: все это отнюдь не цепочка совпадений.
Сейчас, уминая снег, он чувствовал непрекращающееся жжение в легких. Похоже, болезнь уже поселилась там. «Если он умрет, опечалится ли сестра Годрик, когда услышит?» – подумалось ему. Ничуть. Наверное, перекрестится, поблагодарит Бога и заставит класс петь какой-нибудь гимн. Пожалуй, надо оставить записку, чтобы, когда жандармы извлекут его тело из-подо льда, они бы знали, кого винить. Но полиция ни за что не осмелится арестовать сестру Годрик, даже если та будет повинна в убийстве. Насколько он знал, миряне не портили жизнь монахиням. Это монахини досаждали мирянам.
На фоне серого зимнего неба высилась темная громада собора. Внутри горели огоньки. Казалось, там тепло. Мусса шел туда, чтобы помолиться. Никто об этом не знал, кроме Поля, который назвал его затею пустой тратой времени. Но Мусса должен был попытаться. До Рождества оставалось два дня, а потом – каникулы, которые продлятся четыре недели. Нужно еще до каникул вернуть амулет.
Мусса вошел, и тяжелая дверь закрылась за ним с громким стуком, который эхом разнесся по всему зданию. В соборе было пусто и темно, если не считать нескольких фонарей, висящих на стенах. Внутри оказалось совсем не так тепло, как ему думалось. Пар от дыхания клубился и здесь. Шаги Муссы гулко отдавались в углах собора. Мусса подошел к свечной стойке, чиркнул спичкой и зажег одну свечу. Потом положил часть своих заработанных на крысах денег в деревянный ящик для пожертвований и произнес молитву, после чего направился к жесткой скамье возле алтаря. Там Мусса встал на колени и склонил голову. Он не знал, какую именно молитву надо читать в этом случае, а потому начал с нескольких молитв, которые помнил наизусть. Потом стал просто говорить. Он испытывал ту же неловкость, как и в разговоре с сестрой Годрик, но потом слова полились быстрее, и вскоре он вовсю болтал, будто говорил со старым другом. Произнесенные слова отделялись от его худенькой фигуры и уносились вверх, теряясь в темноте громадного нефа. Руки и ноги окоченели от холода, однако Мусса этого не замечал.
Бесхитростно, не увиливая, Мусса изливал то, что у него на сердце. Он объяснял события так, как они виделись ему, и сознавался в поступках, о которых не знал никто, даже Поль. Он откровенно рассказывал Богу о своем отношении к сестре Годрик, изо всех сил стараясь быть честным. По разумению Муссы, Бог так и так знал о монахине и понимал его чувства. Он извинился за расправу, учиненную над Пьером в отхожем месте, и признался, что неприязнь между ними сохраняется до сих пор. Мусса признался в давнем прегрешении против соседской кошки. Он стремился рассказать обо всем и при этом не взять на себя обязательств, которые не сможет выполнить. Закончив исповедь, он перекрестился и произнес:
– Аминь.
Этот вечер был полон надежд. Прежние сомнения Муссы относительно Бога исчезли. В нем крепла уверенность, что его поход в пустой собор помог и вскоре амулет снова окажется у него. Перед тем как лечь спать, он для верности еще помолился. За всю жизнь он никогда не произносил столько молитв.
Утром ноги сами несли его в школу. Наступил канун Рождества. Занятия в этот день должны были закончиться раньше. Сперва учеников всех классов собрали в большом зале на торжество, где читали стихи, молитвы и пели гимны. На торжестве присутствовал сам епископ. Мусса увидел его сидящим в углу зала. Рядом стоял кюре, а позади в кружок собрались почти все монахини, преподающие в школе. Епископ был настолько объемистым, что ему не помешала бы пара стульев. Мусса без запинки прочитал свою часть. Когда все закончилось, кюре благословил школяров, и те смогли разойтись с этой торжественной пытки по классам.
Зайдя в свой класс, Мусса взглянул на доску и обмер. Не было ни рисунка, ни амулета. Следом в класс зашла сестра Годрик и сразу же начала урок, не дав ему возможности спросить. Муссу охватил страх. Вдруг она выбросила амулет или сожгла, а может, кто-то его украл? Но потом страх сменился мыслью: наверное, его вчерашняя молитва помогла, и монахиня попросту сняла амулет, чтобы вернуть ему. Когда наступила долгожданная перемена, Мусса подлетел к учительскому столу.
– Сестра, мой амулет… – начал он, глядя на стену.
– Мишель, я сняла его. Сегодня здесь находится его преосвященство монсеньор Мюрат. Ты его уже видел. Едва ли можно было оставлять подобную мерзость на виду.
– Где он, сестра?
– Можешь не волноваться. Он в целости и сохранности.
– Я думал, вы мне его вернете. Отдайте мне амулет, сестра. Ну пожалуйста!
– Возможно, отдам, когда ты вернешься после каникул. Но никак не сегодня. Сегодня неподходящее время для разговоров на эту тему. Ступай на свое место, Мишель.
– Нет, сестра, это должно произойти сегодня. Я не могу ждать до следующего года. Пожалуйста.
– Я же тебе сказала. Если это случится, то Бог укажет время.
– Но вчера вечером я говорил с Богом, – сказал Мусса и покраснел. – Он сказал… Он сказал, что я могу получить амулет обратно.
– Господь тебе это сказал?
– Ну… не совсем так… в смысле, не словами, но что-то вроде этого.
– Мишель, я рада, что ты приложил старание. А теперь иди на место.
– Не могу, сестра. Вы должны отдать мне
