Всеобщая история кино. Том 4 (первый полутом). Послевоенные годы в странах Европы 1919-1929 - Жорж Садуль

В феврале 1922 года фильм «Леди Гамильтон» Рихарда Освальда был продан в США за рекордную сумму 177 500 долларов. Став специалистом по историческим фильмам, Освальд приступил к съемкам «Лукреции Борджа» (главный оператор Карл Фрёйнд). На короткое время Любича, казалось, затмил своим фильмом «Смерть Дантона» (1921) с участием Эмиля Яннингса польский эмигрант Дмитрий Буховецкий. В этом фильме судьба знаменитого трибуна определялась его любовными похождениями. При выходе фильма на экраны Швейцарии женевский корреспондент журнала «Синэа» писал (6 января 1922 года):

«Нет ничего уродливее, глупее, ничтожнее в этом жанре, нет ничего мерзопакостнее, чем эта смерть Дантона. <…>

Какого Дантона? Нежного и любящего мужа? Нет! Чувственного болтуна, который залезает к девицам под юбки, который погряз в распутстве, который прожигает жизнь в гнусных кутежах, — раба своих страстей, дегенерата, коего общественное благо заботит не больше, чем давно заношенная сорочка. <…>

Нужна была холодная наглость бошей, чтобы осмелиться замарать такой прелестный образ, как Люсиль Демулэн, предварительно обесчестив выдающегося жреца правды, каким был Дантон».

Другого мнения придерживается Лотта Эйснер, считающая, что этот фильм «строго следует» режиссерским «моделям» Рейнхардта при постановке им двух пьес о Дантоне. Она замечает, что в те времена «Германию больше всего интересовала иностранная валюта и [что] консервативные руководители тяжелой промышленности, контролировавшие и производство фильмов, рассматривали эти псевдоисторические картины не столько как «средство отомстить», сколько как средство получить прибыль. Впрочем, иные, совсем уж заигранные персонажи французской революции — злодей с ножом в зубах и косматая мегера — встречаются и в «Сиротках бури» Гриффита (1922) и в «Страницах из книги Сатаны» К.-Т. Дрейера (1920)».

В Берлине Буховецкий снял «Сафо» (1921), «Отелло» (1922) с Эмилем Яннингсом и Вернером Крауссом, «Петра Великого» (1923). После этого он уехал в Голливуд.

Немецкие киножурналы много писали об «интернационализации кино», но она была не единственной темой. Большим успехом в 1921 году пользовался «Человек без имени» Г. Якоби. По свидетельству Альбрехта Иозэфа, сценариста звукового варианта, «фильм был очаровательной приключенческой картиной… сделанной как сериал. Похититель миллионов бежит из одной страны в другую, из Европы в Африку, из Африки в Азию. Это первый фильм, для которого немецкая фирма получила после войны право натурных съемок за рубежом. Одной обстановки было достаточно, чтобы оправдать поездки съемочных групп после многих лет полной изоляции» [254].

Начиная с 1922 года Германия проводила политику, целью которой, во-первых, было освобождение от бремени военных репараций, во-вторых, улучшение экономического и финансового положения страны. Для решения этих проблем нужна была помощь из-за рубежа. Но для нового процветания, для возвращения к статусу великой державы Германии следовало пройти через кризис и инфляцию.

Инфляция не была чем-то новым. После войны разрыв между ценами и заработной платой непрестанно увеличивался. По данным журнала «Лихт-бильд-бюне» от 1 апреля 1922 года, например, себестоимость газет возросла в 1922 году по сравнению с 1914 годом по бумаге — в 40 раз, печати — 20, зарплате— 12, транспорту — 20, по прочим расходам — в 14 раз.

Начиная с 1922 года обесценивание марки происходило куда более быстрыми темпами. Это особенно заметно по цифрам, характеризующим кинопромышленность (данные «Лихт-бильд-бюне», 1922 год). В январе 1921 года общий акционерный капитал немецких кинофирм составил 98,4 миллиона марок, в июле 1922 года он вырос до полумиллиарда. В августе 1922 года доллар стоил 1158 марок против 192 марок в начале того же года. Капитал «УФА», составлявший в начале 1922 года 320 миллионов марок, в октябре достиг 830 миллионов (доллар в это время уже стоил 3560 марок); в начале декабря акционерный капитал достиг 2,5 миллиарда, а один доллар — 7855 марок.

Обнищание масс шло параллельно с обогащением крупных промышленников. «Инфляция была для монополистического капитала важным средством упрочения и усиления своих позиций, перекладывания бремени военных репараций на трудящихся и получения дополнительных прибылей за счет рабочих и служащих, среднего класса и частично мелкой и средней буржуазии. Уплачивая с запозданием налоги обесцененными бумажными деньгами, разворовывая ценности и переводя валюту за границу, крупные капиталисты обогащались и подстегивали развитие инфляции» [255].

Наглядный пример тому — Хуго Стиннес, заявивший в 1919 году: «Придет день, когда крупные промышленники вновь обретут влияние и силу. Их призовет отрезвленный народ, полумертвый от голода, которому нужен будет хлеб, а не слова» [256].

9 ноября 1922 года Хуго Стиннес заявил протест против правительственных усилий затормозить инфляцию стабилизацией марки. Он потребовал, чтобы репарации, уплачиваемые по Версальскому мирному договору, вносились из сумм, поступающих за ежедневную сверхурочную работу в течение двух часов. Крупп, более осторожный, чем Стиннес, отказался примкнуть к сторонникам систематической инфляционистской политики. Однако часть промышленников — Фриц Тиссен, Отто Вольф — вели игру на понижение стоимости марки. Инфляция породила новую прослойку разбогатевших людей, так называемых нуворишей. Немалое число этих людей вложат затем свои капиталы в кино по примеру Стиннеса, который, завладев контролем над фирмой «Дойлиг», попытался, правда безуспешно, приобрести контрольный пакет акций «УФА».

19 апреля 1923 года киножурнал «Лихт-бильд-бюне» набрал крупным шрифтом заголовок: «Доллар — 30 000, а 9 августа — «Конец марки».

Развитие инфляции можно проследить по удорожанию кинопленки, монопольным изготовителем которой со времени окончания войны стала в Германии «АГФА». Эта акционерная компания с капиталом 88 миллионов марок в конце 1922 года делила мировой рынок пленки только с «КОДАК».

В 1920 году метр позитивной пленки продавался за 3,2 марки, 1 января 1922 года — 9, 29 августа — 28, 1 декабря— 360, 17 февраля 1923 года— 1450, 16 июня — 3600, 21 июля — за 12 000 марок[257].

Обесцененную немецкую марку часто заменял американский доллар, так как стоимость пленки не только не повысилась, но даже снизилась по сравнению с 1919 годом. Вернер Краусс записал в своих мемуарах:

«В те времена мы работали только за доллары. Конни Фейдт, Яннингс и я договорились о ежедневном гонораре от ста до ста пятидесяти долларов. Гонорар нам должны были выплачивать утром, как только мы придем на киностудию» [258].

11 августа метр пленки стоил 130 тысяч марок. 23 августа «АГФА» перешла на оплату пленки золотой валютой: метр пленки стоил 19 золотых пфеннигов. Это решение вызвало вначале негодование деловых кругов.

«Полностью исключена, — писал журнал «Лихт-бильд-бюне», — возможность оплаты кинопромышленностью самого необходимого ей сырья, пленки, в золотых марках, в то время как поступления за прокат фильмов производятся в бумажных марках, равно как и все остальные платежи».

Между тем примеру «АГФА» вскоре последовали и другие. Входная плата в кинотеатрах колебалась в пределах между восемью и сорока миллионами бумажных марок; затем билеты стали продаваться на золотые марки.

В начале года прошли забастовки, сопровождаемые жестокими столкновениями, на киностудиях «Унион» и «Мэсстер». В Темпельгофе забастовки парализовали производство на протяжении многих недель. Следует вспомнить, что 1923 год был годом волнений не только экономических, но и политических и социальных. Новый кризис националистического характера возник в связи с оккупацией Рурской области французскими и бельгийскими войсками. В то же время появилось сообщение, что актриса Хенни Портен должна сниматься в фильме, запускаемом в производство фирмой «Аустро-Америка-на фильм» (ширма, за которой скрывалась французская компания «Гомон»). Актриса стала объектом бойкота, продолжавшегося много недель и организованного владельцами кинотеатров Большого Берлина и Бранденбурга.

Правительство Куно было свергнуто в августе. По словам руководителя Компартии Германии Эрнста Тельмана, «теперь становится все более и более очевидным, что мирное решение невозможно. Неизбежной становилась ожесточенная борьба класса против класса. Забастовки выливались в ожесточенные столкновения, во время которых рабочие противостояли полиции в десятках немецких городов. Создалась настоящая революционная ситуация.

Существовали все условия, необходимые для победы рабочего класса. Не хватало лишь большевистской партии».

Но коммунисты в те годы представляли собой лишь меньшинство. Не только социал-демократия не обанкротилась, но и буржуазия сумела упрочить свои позиции по сравнению с 1918 годом. Кризис привел к созданию правительства «большой коалиции», от социал-демокра-тов до Народной партии, под руководством лидера Народной партии Густава Штреземана. 26 августа Штреземан заявил: «Марка умерла!» 27 сентября одна золотая марка стоила 30 миллионов бумажных марок, 13 октября— 952 миллиона, 25 октября— 15 миллиардов, 10 ноября — 150 миллиардов, 22 ноября — биллион. Через пять дней правительство Штреземана прекратило свое существование.