Что вдруг - Роман Тименчик

Иннокентий Анненский в статье «О современном лиризме» связал интонации лирического монологиста с тональностью времени: «Сергей Рафалович («Светлые песни») в 1905 г. еще ждет чего-то, еще смутно тревожится:

Себя я вижу… ПонемногуВ себя гляжу;И быстро к тайному порогуЯ подхожу,Исполнен ужаса и страха,Боюсь постичь…Горит костер, чернеет плаха;Вот щелкнул бич.Протяжный стон звучит упорный,Как перезвон;И только плачет кто-то черныйВо мгле склонен».

Сборник «Speculum Animae» – с иллюстрациями С. Судейкина, Б. Анисфельда, М. Добужинского, А. Яковлева, С. Чехонина (П., 1911) – в каждом стихотворении изображал одну из страстей на манер характеров Лабрюйера. Книга «Стихотворения» (П., 1913) была конфискована цензурой; в ней заметно влияние Ф. Соллогуба. Три поэтических сборника вышло в 1916 г. – «Стихотворения», «Триолеты» (оба в Петербурге), «Стихи России» (Париж).

Несмотря на известную близость к символистам, Рафалович декларировал свою сознательную «надпартийность», «ни жизненно, ни литературно ни под чьим влиянием не был, никогда ни к каким партиям или кружкам тесно не примыкал» (автобиография 1918 г. – ИРЛИ. Ф. 377). После крымского лета 1917 г. он перебрался через Баку в Тифлис, вошел в местный Цех поэтов, руководимый Сергеем Городецким, который писал тогда о книгах «Стихи России» и «Стихотворения»: «Близкий по своей работе к символистам, он тем не менее сохранил что-то от прежней школы, от тех переходных годов, когда писали Фруг, Фофанов, Случевский, Мережковский, когда только оттачивались первые стрелы символизма. Искренность, доходящая до документальности, реализм, впадающий в прозаизм, некоторая будничность, ежедневность и наряду с этим отвлеченная мечтательность – вот черты тех годов, до сих пор уловимые в творчестве Рафаловича. Но символизм он усвоил глубоко, хотя, быть может, не без некоторой рассудительности и осторожности, во всяком случае, с выбором, не сгоряча. Все, что взято им от символизма, у него продумано и пережито. Так, например, система антитез Вячеслава Иванова (да и нет, бытие и бывание, восток и запад) у него является далеко не формальным приемом поэтического мышления, как у очень многих поэтов, с подлинным выявлением той внутренней раздвоенности, в которой бьется современное сознание» (Кавказское слово. 1918. 2 ноября). Рафалович стал руководителем Цеха после отъезда С. Городецкого в 1919 г. В основанном им издательстве «Кавказский посредник» вышли книги его стихов «Райские ясли. Чудо (две поэмы)», поэмы «Семи Церквам», «Симон Волхв», комедия «Бабье лето» и др. В этом же издательстве он выпустил избранные стихотворения из ахматовской «Белой стаи» и сам же вписал эту книжку в витрине магазина в тифлисский пейзаж:

Седой, но радостный, как дети,Сбегая в дол с крутой горы,Следит он ток тысячелетийВ расколотом стекле Куры.Венец поблек, но кровь не стынет,Рука сжимает острый нож.В наряде модном он и нынеНа европейца не похож.Дома высокие, трамваи,Мотора лающий гудокИ белый томик Белой Стаи —Тоскливый северный цветок.

Редактировал журнал «Орион» (совместно с Городецким, 1919. № 1–9), сотрудничал в журналах «Куранты», «Ars», «Искусство», альманахе «Акмэ». В статье «Крученых и двенадцать» (Орион. 1919. № 1) сопоставлял поэму Блока с разрушением слова заумниками, в статье «Молодая поэзия» (Куранты. 1919. № 3–4) прослеживал пути развития поэзии 1910-х. После советизации Грузии Рафалович был председателем Союза русских писателей в Грузии, переводил Г. Робакидзе, П. Яшвили, Т. Табидзе и других грузинских поэтов. В 1921 г. на вечере памяти Блока сделал доклад о его творчестве (частично опубликован: Фигаро. 1921. 25 дек.). В 1922 г. в Тифлисе вышла поэма «Золотая скорбь». В том же году уехал в Париж, в эмиграции издал сборник поэм «Горящий круг» (Берлин, 1923), сборники стихов «Зга» (Берлин, 1923), «Август» (Париж, 1924) и «Терпкие будни» (Париж, 1926). Владимир Набоков писал по поводу последнего: «Их мягкость порою переходит в слабость, гладкость – в многословие. <…> Недостатком творчества Сергея Рафаловича нужно признать и склонность к тем общим идеям, которые спокон веков встречаются в стихах, не становясь от этого ни более верными, ни менее ветхими <…> Зато там и сям меж двух вялых строк встречается у Рафаловича подлинно прекрасный стих, как, например, этот ответ души ее создателю: “ненужной телу я была и, с ним не споря, завернулась, как в белый саван, в два крыла”» (Руль. 1927. 19 января). Стихи С.Рафаловича эмигрантского периода отразили все соответствующие обстоятельства:

Так повелось, что стали нам жилищемКабак и постоялый двор.Не люди мы, а пыль, и на кладбищеНас вынесут, как сор.

См. о нем: Рицци Д. Сергей Рафалович в Париже // ПОLYТРОПОN: К 70-летию Владимира Николаевича Топорова. М., 1998. С. 788–799.

Зноско-Боровский Е.А. Заметки о русской поэзии // Воля России. 1924. № 16–17. С. 226.

См.: Васильева Л. Саломея, или Соломинка, не согнутая веком // Огонек. 1988. № 3. С. 25; Васильева Л. Облако огня. М., 1988. С. 265. Официально Рафалович был женат на своей троюродной сестре Анне Артуровне Рафалович. Последней его женой была Мелита (Мелания) Тадиевна Чолокашвили (1895–1985).

Текст письма любезно сообщен И.В. Платоновой-Лозинской. Сохранившаяся надпись на «Белой стае» была сделана немного позднее: «Моему прекрасному другу Саломее Николаевне Андронниковой <sic!> с любовью и глубокой благодарностью Анна Ахматова. 1917. 12 октября. Петербург» (Фотоцентр – Контакт– Культура. Каталог № 1. Выставка-продажа июль – октябрь 1996 / Сост. М. Чапкина. С. 6).

Из воспоминаний Н. Тэффи (Ахматова А. Поэма без героя. М., 1989. С. 94). Письма С.Андрониковой к Ан. Чеботаревской по поводу организации чествования Тэффи в 1916 г. см.: ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 5. № 16 (в том же фонде ее письма к Ф.Сологубу – Оп. 3. № 19). О ней см. также: Берлин И. Александр и Саломея Гальперны // Евреи в культуре русского зарубежья. Сборник статей, публикаций, мемуаров и эссе. Вып. 1. / Сост. М. Пархомовский. Иерусалим. 1992. С. 229–241. По свидетельству А.С. Эфрон, Аветик Исаакян сказал о Саломее, что «женщины ее породы рождаются раз в столетье, когда не реже, нарочно для того, чтобы быть воспетыми и увековеченными» (Литературная Армения. 1967. № 8. С. 81).

Ее писали Б. Григорьев, К. Сомов, К.С. Петров-Водкин, С. Чехонин, А. Яковлев, С. Сорин, З. Серебрякова, В. Шухаев, – последний несколько раз. Ср. отзыв А.Я. Левинсона: «Взгляните на портрет г-жи Андреевой, черный на черном почти фоне; художник стремится стать “старым мастером” при жизни, придавая холсту сумрачную и почтенную патину веков» (Последние новости. 1921. 24 ноября).

Вера Михайловна Сюннерберг (урожд. Щукина; 1876–1924, печатавшаяся под псевдонимом «В. Карачарова», жена К.А. Сюннерберга (Эрберга), писала С. Андрониковой 17 ноября 1920 г. из Петрограда: «Как я была поражена, узнав, что ты уехала в Париж. Мне об этом сказал С<амуил>Як<овлевич> [Поляков] по телефону, а он узнал от Мандельштама» (Архив Лидсского университета; о С.Я. Полякове см.: Slonimsky N. Perfect Pitch. A Life Story. Oxford; NY, 1989. P. 47; Блок А. Записные книжки. М., 1965. С. 494). Таким образом, автор рассказа не видела свою героиню с весны 1917 года. Ср. письмо С.Андрониковой к А.Н.Толстому от 6 марта 1941 г.: «Двадцать с лишним лет тому назад я уехала из Тифлиса, веселая, молодая и счастливая на 2–3 месяца в Париж, оставив Ирину (столь была уверена, что вернусь!), чтоб освежиться, снова посмотреть картинки, старые и новые, остричь волосы как полагается, одеться по моде и пр. и пр. – и вот состарилась здесь» (ИМЛИ. Ф. 43. № 2545/6). Ирина Павловна Андреева (ум. в 1990 г.) – дочь от первого брака, бонна-немка которой, как явствует из «Кофейни», назвала Хозе-Осипа Эмильевича spitzbube’ом, то есть мошенником, и запустила pantoffel’ем, то есть туфлей.

Русская мысль. 1918. № 3–6. С. 48, 52, 54–55, 66. Рассказ снабжен посвящением «Саломее Андреевой».

В том числе и поэму «Марк Антоний» (Орион (Тифлис). 1919. № 6), где в образе Клеопатры можно предположить отражение С.Андрониковой. Поэме предпослано посвящение:

САЛОМЕЕ

За все, чему я жадно верил,На что с собой тебя обрек,За невозвратные потери,За долгих дней недолгий срок,За страсть блаженную и злую,За горький хмель твоих измен,За ту, чьи губы я целую,Касаясь ласковых колен.

За то, что скорбные морщиныОстались от забытых слезИ не повторен запах тминныйТвоих каштановых волос,Неутомимая, земная,Непокаянная, за всеПрости, забвенно поминаяМое забвенное житье.

Рафалович С. Стихотворения. Пг., 1916. С. 72.

Рафалович С. Из цикла «Женских стихов». Саломее Андреевой // Орион (Тифлис). 1919. № 8. С. 3. Совпадениям в стихах С. Рафаловича и О. Мандельштама, обращенных к С.Н. Андрониковой, был посвящен доклад Л.Г. Пановой на Эткиндовских чтениях 2008 года: «Уворованная Соломинка: к литературным прототипам любовной лирики Осипа Мандельштама».