Герои без вести не пропадают - Митри Кибек

— Кальтенберг уверяет, что можно. Они — земляки. Познакомились сразу же, как мы приехали в Варшаву. Конрад очень скучает по своим, вот и разыскал здесь единомышленника-немца. Свободное время часто проводит с ним.

— Все же, прежде чем повести весь отряд, надо проверить дорогу. Возьми с собой несколько вооруженных человек и пройди с этим инженером до берега Вислы и обратно. Не забудь отмечать маршрут на стенках туннеля — мелом или каким-нибудь иным способом. На берегу Вислы постарайся узнать расположение немецких огневых точек, возможность их подавления. Было бы неплохо переправить на правый берег своего представителя для связи с генералом Барсуковым.

— Будет сделано! — заверил Соколов.

Было три часа утра 1 октября. Проводив Соколова, полковник разыскал замполита. Комиссаров спал на кушетке, завернувшись в плащ-палатку. Командир познакомил его с последними новостями.

— Что-то очень тихо. Уж не капитулировал ли и центр города? забеспокоился Комиссаров.

— Пока нет, но имеются точные данные о том, что Бур-Коморовский ведет переговоры с немцами за спиной у повстанцев. В принципе он уже не против капитуляции, но старается выторговать кое-какие льготы, в частности признание за офицерами и солдатами Армии Крайовой прав комбатантов[26] союзных армий.

— А за нами?

— Партизаны и Армия Людова его мало беспокоят. Он их отдаст на милость победителей, а милость фашистов нам известна: концентрационные лагеря и печи крематориев.

— Тогда чего же мы ждем? — возмутился Комиссаров. — Не лучше ли уйти отсюда, пока враги не очухались?

— Такая мысль и мне пришла в голову. Об этом же сообщает в последней радиограмме Барсуков. Но сейчас я думаю иначе…

— Почему?

— Пока между Бур-Коморовским и фон дем Бахом идет торг, немцы могут перейти в решительное наступление, чтобы разгромить повстанцев или вынудить их принять условия капитуляции. Если мы оставим свои позиции перед началом сражения, генералы АК могут обвинить нас в предательстве: дескать, партизаны открыли немцам ворота нашей обороны.

— Это верно, — согласился Комиссаров. — Побежденный всегда ищет козла отпущения, чтобы оправдать свое поражение. Но как же нам быть? Неужели принять еще один бой?

— Давай поговорим с народом. Соберем коммунистов, политработников, командиров, расскажем им все и спросим, что они думают.

Замполит согласился, и связные побежали к своим командирам и начальникам. Скоро в штабе собралось человек тридцать. Они чувствовали, что предстоит какое-то важное дело, лица у всех были серьезные. Командир сжато изложил боевую обстановку. За ним выступил замполит. Он дал политическую оценку текущему моменту. Мнения присутствующих разделились. Одни высказались за то, чтобы драться до последнего. Таких оказалось большинство. Их точку зрения Байдиреков сформулировал в следующих словах:

— Будем сражаться как львы, погибнем, но не позволим оклеветать советских партизан. Пусть генералы Армии Крайовой за свое поражение отвечают сами…

Другие предлагали прекратить раз и навсегда всякие отношения с авантюристами из Армии Крайовой и вместе с подразделениями Армии Людовой, сражающимися на Повисле, прорваться к реке и попытаться переправиться на правый берег к своим. Кто-то даже сказал, что лучше уж быть живой собакой, чем мертвым львом. Жаркому спору не видно было конца, каждая сторона приводила все новые и новые доводы. Наконец всё обратились к Турханову с просьбой сообщить мнение командования, обещая поддержать его, каким бы оно ни было.

— Я думаю, что советскому партизану не к лицу быть собакой, ни живой, ни мертвой… Мы не бросим в беде жителей Варшавы и, пока они держат в руках оружие, будем вместе с ними сражаться с фашистами. Вы согласны? — спросил полковник, внимательно глядя на своих соратников.

— Да! — прозвучал решительный ответ.

— Тогда слушайте боевой приказ!

И командир поставил перед каждым подразделением конкретную боевую задачу в предстоящем бою…

Предположение Турханова оправдалось: немцы с утра начали штурмовать позиции повстанцев. Сначала авиация нанесла бомбовый удар, от которого главным образом пострадало мирное население города. Страшное опустошение произвели немцы во время артиллерийской подготовки. Сотни снарядов и мин накрывали кварталы города, превращая жилые массивы и комплексы административных зданий в сплошные дымящиеся развалины. В нескольких местах вспыхнули пожары. Тушить их было некому и нечем, и огонь пожирал то, что пощадили снаряды и бомбы. Тучи черного дыма и красной кирпичной пыли закрыли солнце, на улицах стало темно, словно после ясного утра сразу же надвинулись вечерние сумерки. Но все это не сломило волю повстанцев к сопротивлению. Штурмовые отряды немцев везде встречали ожесточенный отпор защитников баррикад.

Вступил в бой и батальон Адама Краковского. Раньше перед ним стояла рота вермахта, но за две недели она понесла такие тяжелые потери, что командование немцев вынуждено было вывести ее в тыл. Несколько дней ТОМУ назад произошла смена. Вместо роты вермахта позиции перед партизанами заняли эсэсовцы оберфюрера Дирливангера, об исключительных зверствах которых давно рассказывали легенды. Как и подобает извергам, бой они начали с омерзительной подлости. Как только немецкие артиллеристы перенесли огонь в глубину обороны повстанцев, на улице с противоположной стороны площади появилась толпа женщин с грудными детьми на руках. Их было не меньше ста. Женщин эсэсовцы гнали перед колонной. Дети плакали, матери кричали, чтобы повстанцы не стреляли в них. Создалось исключительно сложное и опасное положение. Если не отделить колонну фашистов от мирных граждан, противник может подойти вплотную к партизанским позициям и под защитой этой живой стены ворваться в расположение отряда. Тогда начнется такая резня, исход которой даже трудно предсказать. В то же время стрелять по фашистам, не рискуя попасть в несчастных матерей и их детей, было невозможно.

Там, где узкая улица выходила на площадь, в двух полуразрушенных домах были замаскированы огневые точки боевого охранения партизан. К ним можно было добраться по ходам сообщений, прорытым через площадь. Туда и поспешил лейтенант Волжанин, чтобы лично руководить маневром, рассчитанным на отделение колонны эсэсовцев от толпы женщин. К командиру взвода боевого охранения он добежал как раз вовремя: тот совсем растерялся и не знал, что делать.

— Приготовиться к бою! — скомандовал Волжанин. — Женщин пропустите по улице, а когда фашисты поравняются с нами, откроете по ним ураганный огонь из всех видов оружия. Без команды не отходить ни на шаг!

Затаив дыхание, следили бойцы за фашистами. Два ручных пулемета и больше двух, десятков автоматов и винтовок были нацелены на улицу. Слово команды — и они зальют врага свинцовым дождем. Приготовлены были также и ручные гранаты. Вот плачущие женщины поравнялись с бойцами боевого охранения. За ними, как на параде, маршировали эсэсовцы. Волжанин поднял руку и, когда толпа женщин прошла мимо, крикнул:

— Огонь! Женщины, бегите вперед! Живее! Не бойтесь, вас не убьют!

Гром выстрелов заглушил его слова. Неизвестно, услышали ли их женщины, но все они бросились бежать, а фашисты заметались под огненным ливнем. Многие упали на мостовую, другие отступили, и лишь некоторые пытались отстреливаться, но в них тут же полетели ручные гранаты. Обстрел на так называемой «ничейной земле» оказался для фашистов полной неожиданностью. Ведь их разведчики ночью обшарили здесь все закоулки и не обнаружили ни одной живой души: по приказанию Турханова взвод боевого охранения выдвинулся сюда лишь на рассвете.

Первая неудачная атака, очевидно, перемешала все карты противника. Целый час он не подавал никаких признаков жизни. Но вот вдали показались самолеты. Девятка «юнкерсов» приближалась к городу с запада, направляясь к партизанским позициям. Но их перехватили советские истребители, внезапно появившиеся из-за Вислы. Воздушные пираты, потеряв два самолета, вынуждены были поспешно удалиться.

Партизаны знали, что дело этим не кончится. Скоро над районом завыли мины и артиллерийские снаряды. К счастью, основной удар немцы направили туда, где была отбита их первая атака. Бойцы боевого охранения, понеся потери, вынуждены были отойти, но основные силы партизан от обстрела почти не пострадали.

У партизан было одно 45-миллиметровое орудие. Выполняя заказ Турханова, его удачно спустили на землю советские летчики. Были в отряде и артиллеристы. Командиром орудия назначили сержанта Васильева.

Васильев вместе со своими артиллеристами поставил орудие в одну из комнат первого этажа, в двухметровой толще стены пробил амбразуру и оттуда начал обстреливать фашистов. На счету партизанских артиллеристов уже были два уничтоженных танка и несколько бронемашин. Но немцы, видимо, решили разделаться с этим орудием и затем, выведя свои танки на площадь, расстрелять партизан в упор. На сей раз штурмовой группе придали самоходное орудие «фердинанд», которое немцы называли «подвижной крепостью». Действительно, «фердинанду» не были страшны ни противотанковые ружья, ни мелкокалиберная артиллерия. Ударный кулак фашистов включал еще и два средних танка.