Избавление - Василий Соколов

Тот кратко сообщает, что альпийская дивизия, та самая, блудная, ради задержания и разгрома которой он, майор, был послан сюда, пытается оседлать магистраль, идущую на Белград, и с нею пока ведут бои наши тылы и партизаны. Послушав, майор говорит:

- Управиться-то управимся. Мы тут с интендантом из хозяйства Жданова и югославскими товарищами сдерживаем... Но тылы ведь, фронт нуждается... Снимете часть танков и пошлете? Хорошо, ждем... - и, прекратив разговор, Костров вытирает тыльной стороной ладони лоб. - Подмога идет! - добавляет он.

Словно в отместку за самопалы, наделавшие в рядах немцев переполох, неприятельские войска двинулись в атаку. Шли вразброд и скученными рядами, не считаясь ни с уставными режимами, ни с потерями, которые в этих случаях могут вдвойне расти, - лишь бы прорваться. Интендант бакинец Ахмедов первым залег за пулемет и разорвал длинной очередью воздух, водил из стороны в сторону подрагивающее оружие, злорадно приговаривая: "Давай, давай!"

В перестрелку ввязались и солдаты, и партизаны.

Рядом с Костровым очутилась Милица. Она легко забралась на скалу и легла с ним вровень, касаясь его плечом, и стреляла из немецкого черного, похожего на рогульку автомата, который успела подобрать возле убитого немца. Стреляла до тех пор, пока не кончились патроны. Глянула в дымящийся затвор, желая убедиться, не осталось ли в стволе хоть одного, отшвырнула рогулину, взялась за гранаты. Кидала сильно, размашисто, по-мужски, сплеча. Дугою летящие гранаты падали и рвались в гуще близко подползших фашистских солдат. Ей дали наконец другой, советский автомат, и она теперь стреляла, не переставая, пока немцы не стали отползать обратно.

Пошел дождь со снегом. Нависшая над горами туча, которую раньше сгоряча никто не приметил, хлынула стеклянно-прозрачными в лучах заходящего солнца крупными каплями. Милица запрокинула голову, ловя языком мокрые снежинки. Заметив, как она утоляет жажду, Алексей Костров тоже захотел глотнуть влаги, першило в пересохшем горле, но надо было стрелять по уползающим фашистам.

С сумерками бой постепенно унялся. Лишь косо взмывающие и шипящие ракеты давали мертвенное свечение, и от этого мигающего света становилось жутко в темноте гор.

Были выставлены посты охранения.

Алексей Костров и Верочка умащивались отдыхать под скалою, свисающей козырьками плит.

- Не рухнет? - усомнилась Верочка.

- Не-е, плиты толстые, и скала небось века стоит, - ответил Костров.

Неслышными шагами приблизилась Милица, остановилась сиротливо и одиноко чуть поодаль. Алексей, а вслед за ним и Верочка поглядели на нее обоим жалко стало.

- Приглашай уж, - кивнула Верочка.

- Девушка... югославка... Как тебя... Милица, - вспомнив наконец ее имя, позвал Костров.

Она охотно подошла.

- Садитесь. Садитесь с нами, - предложила Верочка, уступая ей место на расстеленной плащ-палатке. - Будем ужинать.

- Что такое ужинать? - спросила Милица, непонятливо разведя руками.

- Простое дело. Хлеб... Колбасу, консервы будем есть.

- А-а, - протянула Милица и обрадованно добавила: - У меня есть ракия. Знаешь, что такое? Голова - бух-бух!.. - говорила она, роясь в своем рюкзаке из козьей шкуры. Достала оттуда глиняную баклажку, откупорила, дала понюхать сначала Кострову, потом Верочке. В нос шибануло запахом сливовой водки.

- Может, нельзя нам, Алексей, - усомнилась Верочка. - Неизвестно, как себя поведет враг.

- Ничего, помаленьку можно. А враг, он что ж, деваться ему некуда. Закупорен, как в бутылке.

При свете карманного немецкого фонаря-жужжалки они отхлебнули прямо из горлышка, закусили тушеной свининой и солоноватыми сардинками. Кипяток в алюминиевом котелке Алексей принес с кухни, где предлагали ему и горячих щей, каши гречневой. Пили чай из одной кружки по очереди, с колотым сахаром и пахнущими жженым сухарями.

Спать укладывались на одной плащ-палатке, положив под голову кто что мог - рюкзак, вещмешок и даже каменья, прикрыв их пучками травы. Алексей лег первым навзничь. Верочка указала рукой, чтобы Милица располагалась рядом с нею, но та помешкала и прилегла рядом с русским майором. В ночи Верочка, когда нащупала руку Милицы, покоящуюся слева на боку Алексея, превозмогла ревность. "Пусть, это всего лишь чувство благодарности", подумала Верочка и прижалась к своему Алешке, почувствовала тепло его тела и снова заснула. А Милица гладила руку, зная, между прочим, что рука эта неживая, резиновая. И шептала, молила бога, чтобы судьба помиловала друже майора.

В холодное предрассветье они были разбужены тяжелым ревом танковых моторов и накатистым звоном пластающихся гусениц. Вскочив на ноги, Костров глянул на поворот дороги, ведущей на Белград, откуда доносился гул танков. Еще не видя их, обрадованно крикнул:

- Братцы, наши! Танки наши! Шмелев послал.

Милица в мгновение вскарабкалась на скалу и тоже кричала:

- Войники! Тенки наши! Тенки!

И когда гремящая колонна стала утюжить подступы к горе, стрелять из пушек и пулеметов, фашисты пришли в ужас. Одни суматошно разбегались по кустарникам, уползали в горы, другие бросали оружие и поднимали руки, шли в плен...

Когда бой утих, Милица слезла со скалы. Она оббила с одежды комья глины, потом сняла башмак и, прыгая на одной ноге, вытрусила песок. Так сделала и с другим башмаком. Приведя себя в порядок, Милица ловко перепрыгнула через сточную канаву, вышла на дорогу. Запрокинув голову, задержала взгляд на скале, откуда стреляла с русским друже. Глянцевито-темные, покрытые замшелым пересохшим мохом и лишайником камни были иссечены пулями и осколками, покрыты серыми пятнами сплющенного свинца. Узловатые, местами перебитые ветви чудом росшего на скале кустарника тихо подергивались на ветру.

- Ой как вы-со-о-ко! - все еще глядя на скалу, подивилась Милица.

Майор Костров подошел к ней, чтобы пожать руку. Милица, не смущаясь, только рдяно вспыхнув лицом, обняла его и поцеловала в щеку. Потом она прижала к груди висевший автомат и с той же настойчивостью, как и перед боем, сказала:

- Дайте мне оружие! Вот это...

- Что ж, пусть у вас остается. Вы доказали, что можете стрелять из него, - ответил майор.

Часом позже Костров уезжал. Оставшиеся на горе ее защитники махали им вслед руками. Особенно бурно прощалась Милица. Она не раз подкинула кверху свою пилотку, но казалось, ей и этого было мало - дала очередь из автомата в воздух.

- Отчаянная дивчина, - сказал Костров.

- Ничего себе. Больно крепко тебя прижимала, а так все нормально, весело рассмеялась Верочка.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Все чаще Роман Семенович и Наталья находили утешение в вечерних прогулках или за чашкой кофе. Случалось, минута в минуту встречались по дороге в госпиталь и шли вместе, рука об руку. Когда же поутру раздевались в ординаторской, работавшая там хроменькая женщина, как многие пожилые женщины, блюдя нравственность молодых, порывалась как-то повлиять на Наталью. А вчера не вытерпела, возьми да и брякни вслед им: