Пангея - Мария Голованивская

Нур вошла в большой павильон, радостно поздоровалась с другими — безликими, на ее взгляд, — девушками, аккуратно разложила буклеты, проверила плазменный экран. Причесалась в туалете, поправила свою белую блузку, обтягивающую грудь, пописала и потрогала свой цветок. Рыжие ее волосы прекрасно лежали по плечам, на губах выступил молодой беловатый сок, кожа на руках пахла пионами, ногти сияли. Она одернула юбку и вернулась на стенд, где все уже в полной готовности ожидали появления сиятельных особ. До открытия оставались считаные минуты, и по аллеям перед павильоном уже рыскали ищейки Голощапова — рррррр, рычали они, как здесь пахнет, какой цветочный аромат, ммммм, рррр, — они косились на Нур и виляли хвостами, а она оттопыривала попку, словно тоже желая вильнуть им хвостом.

Первым посетителем павильона ожидался Константин со своей свитой, под стрекот камер он должен был подойти к ее стенду и проявить искренний интерес к картинкам на экране и к буклетам, а ей следовало с неподдельным интересом рассказать ему обо всех чудесах, на которые способна корпорация, — и вручить ему сувенир. Но как унять цветок, который отвлекал, который заставлял видеть во всех мужчинах только то, что скрывали их дорогие брюки, их купленные за тридевять земель трусы, то, что они любили в себе больше всего и больше всего холили и ласкали, и она теперь тоже только об этом и думала. Константин и правда вошел с большой свитой и сразу же двинулся к стенду «Конон-Корпорэйшн».

— Ээээх, старик не дожил, — посетовал Константин, и вся свита закивала. Кивали и Голощапов, и Лахманкин, и несколько министров, и молодой Платон, о котором говорили, что он будет следующим правителем Пангеи, но говорили шепотом и по распоряжению самого Константина, лучше распускать слухи, чем быть их жертвой. Вокруг шеи Константина огромным шарфом лежал сатана, и, едва увидев Нур, витиевато разулыбался.

— Ах, как я хочу ее, — сладко прошипел сатана, — ее щелочку, цветущую молодой лилией.

Она сразу увидела его и содрогнулась от отвращения. Она не могла знать, что ее настоящие родители и их свита с презрением относились к этому червяку, пожирающему яблоко земного шара, но она почувствовала, что это мерзость превеликая, и не понимала, как премьер-министр Пангеи может с таким важным видом носить эту тварюгу на своей шее.

— Человек начал добывать золото в трех районах земного шара, — затараторила Нур текст, указывая на мелькающие на экране кадры, — в Северной Африке, Двуречье, долине Инда, Восточном Средиземноморье. Тут, тут и тут, — показала она на объемной и текучей карте на плазме. Сатана извернулся и лизнул своим липким языком щеку Нур.

— Сладкая девочка, — прошептал он Константину, — только вот бессмертная, а это — проблема.

Голощапов, Лахманкин и Платон тоже видели и слышали сатану, но были так заворожены цветком Нур, что слышали звон, да не знали, где он.

— Куда ты смотришь, — одернул Константин сатану, — смотри куда надо и слушай, что тебе говорят.

Сатана весело захихикал:

— А ты сам-то куда пялишься! Какое тебе нужно еще золото? Сейчас она скажет, что все страны, где добывалось золото, я пожрал, спорим?

— В разные эпохи золото добывали совершенно из разных мест, — тараторила Нур. Черный континент производил половину мировой добычи, свыше четверти выпадает на Северную Америку, а дальше остальное — Австралия с Океанией. Все это — владения сатаны, — проговорил ее язык помимо ее воли. Она в ужасе прикрыла рот рукой, но потом успокоилась: кажется, никто не услышал ее или не подал виду.

— Что я тебе говорил? — самодовольно прошипел сатана. — Теперь ты должен попробовать ее. И ты, — он указал на Платона, — ты расслышал про Черный континент? Так вот это твоя душа, Платон! Полная золота, но принадлежащая мне!

Платон кивнул ему, потому что не слушал его слов. Ему показалось, что сатана что-то сказал о красотах Нур, а совсем не о его душе.

Нур заговорила о бессмертии человека и вечности золота, и только это смогло переключить внимание старших членов делегации на предмет ее речей. Надо же, алхимики считали, что серный дым — отец золота, а ртуть — его мать. Константин сверкнул глазами: он, поднявшийся из грязи в князи, мечтал о бессмертии или хотя бы Мафусаиловом долголетии, и все, что могло как-то продлить его земной путь, страшно интересовало его. Именно через черный страх, разинувший свою пасть посередь его трепетного и слабого существа, тленного и насквозь проеденного опарышами, и проник в него сатана, предложив известное средство от дряхления. В ту же точку била и «Конон-Корпорэйшн» — особые средства для вечной молодости из золота для Константина и его приближенных в ответ на налоговые льготы.

«Египтяне были первооткрывателями многих методов добычи и обработки золота, — уже немного устало продолжала Нур. — Именно в Египет стекалось золото со всей Африки, и многие города, даже в новое время, выросли из земли благодаря ему — Сан-Франциско, Сидней, Йоханнесбург. Города и империи любят золото, и оно же…

— Течет в моих жилах и застывает в виде моего кала в земле, — продолжил за нее сатана.

— И где теперь этот твой Египет? — опять помимо своей воли проговорила Нур. — Банановая диктатура, а сам ты дурак.

Она догадалась, что лишние уши ее не слышат, и на этот раз прикрывать рот рукой не стала.

— Да на хрен оно вообще нужно, — выступил в своем жанре Голощапов, изрядно поседевший, но по-прежнему крепкий здоровьем и полный энергии. — Чего с ним делать-то? Микросхемы паять? Омолаживаться им? Я бы их послал, этих Кононов, честное слово. Я помню, как они во время потешного переворота, помнишь, был такой двадцать лет назад, — обратился он к Лахманкину, сильно пихнув его локтем под ребра, — так ни вашим, ни нашим, как иезуиты какие-то. Не любил я никогда Конона. Да и сынок его, поди, ничем не лучше.

— А чем вы занимаетесь, — неуклюже спросил Платон, уставившись на цветок Нур, — помимо этих золотых слов?

— Да ничем особенным, — призналась Нур, — учусь, изучаю историю.

— Я хочу, — сказал Платон Константину, — чтобы мы ее кем-нибудь назначили. Невозможная же скука в стране.

— Бессмертную назначили? — передразнил его сатана. — Во народ!

— Давай, может, в пропаганду? — предложил Голощапов. — По очереди пощупаем — посмотрим, как запоет. На газету поставим или даже на канал.

Константин кивнул, заинтересовавшись и склянкой с сывороткой, и самой Нур — и через несколько минут он уже обсуждал с руководством корпорации в комнатке за стендом цену своего бессмертия, скорректированную налоговым послаблением для корпорации. Платон тем временем разглядывал и трогал шевелящийся цветок Нур, отчего она с наслаждением щурилась и вспоминала жаркую Искью, матроса с якорьком, чаек, жрущих рыбьи потроха. Платон испытал возбуждение, которого никогда ни с кем не испытывал, даже с Аяной, и вопрос о назначении Нур был решен, во всяком случае, в его голове — а это уже полдела.

— Ты скучно наслаждаешься, — сказала Нур Константину несколько дней спустя, когда он обсуждал с ней ее новое высокое назначение, а Платон просто сидел в углу и жадно пожирал ее глазами. — Ну что это такое — трогать и пихаться?

Она произнесла это громко, так что все слышали, — и наступила неловкая пауза, заполненная только смешком сатаны.

— Больше не говори вслух того, что никто лишний не должен услышать. Это и есть суть твоей работы, договорились? — сказал Константин.

После встречи у Константина Нур и Платон долго сидели на крыше его резиденции под столицей, среди лесов и туманных болот, разговаривали и наслаждались обществом друг друга, но больше разговаривали, поскольку уставший цветок уснул. Именно в тот вечер Платон и оказался в полной власти Нур.

— Люди почему-то в основном грустные, — говорила Нур Платону, тычась носом в его щеку, — почему так? Конечно, большие города удручают, но есть же столько места помимо городов.

— В деревне скучно, там вообще ничего нет, — с убеждением говорил Платон, — представь себе: холодно, сыро и темно почти весь год, солнце греет и светит всего несколько месяцев, что там делать? Хлюпать грязью, выпивать и теребить надоевшую жену?

— Просто пока никто не придумал, что там делать. Кто придумает, тот и будет следующим повелителем Пангеи, — сказала она с зевком, — кто придумает, что можно делать не в городах и при этом всем людям.

— Тебе не нравится Константин? — вдруг спросил Платон.

— Ужасный он, — спокойно сказала Нур как бы в полудреме, — ужасный черный человек, погубивший столько света, столько надежд. Кто-то сказал мне, что у него покончила с собой жена, Наина. Ты только представь это себе… У Лота странно умерла его жена, Тамара, извини, если я говорю не то, — продолжила Нур, — а у Константина покончила с собой Наина. Это и есть их народ, эти жены. Мертвый народ живет в Пангее. Это Аид, а не страна.