Империи песка - Дэвид У. Болл

В какой-то момент на сцене появились несколько епископов в фиолетовых сутанах, а среди них – великий инквизитор в ярко-красном облачении. При виде всех этих высоких церковных иерархов сердце Серены забилось быстрее. Она напомнила себе, что смотрит спектакль, и выкинула из головы мысли о настоящем епископе.

Во время антракта они вышли в фойе, где Анри показывал ей фрески и портреты знаменитых певцов, выступавших в этом театре. Вокруг теснились зрители. Анри постоянно останавливался, чтобы с кем-то поздороваться и переброситься несколькими словами. Разглядывая люстру, Серена едва не налетела на епископа Мюрата. Его окружало несколько человек. Они лебезили перед ним, жадно ловя каждое слово. Повернув голову, епископ увидел Серену. Глаза его и сейчас были остекленевшими от обильных дневных возлияний, но он успел протрезветь. При виде Серены глаза епископа потемнели. Он изменился в лице и отвернулся от собеседников. Серена догадалась: он собирается ей что-то сказать.

– А-а, графиня, – произнес он и с нескрываемой издевкой поклонился. – Второй раз за день вижу вас. Вряд ли я заслуживаю такое удовольствие.

Серена почувствовала, как кровь застучала в висках. От этого человека исходила неприкрытая злоба. Надо признать, выглядел он внушительно. Еще удивительнее, что после всех сегодняшних гнусностей он вел себя так, словно ничего не случилось.

– Сегодня я ушла слишком рано, священник, – тихим ровным голосом ответила Серена. – Надо было бы отходить вас кочергой. Если вы еще раз приблизитесь к моему сыну, я это сделаю. Я вас убью.

В глазах епископа вспыхнуло неподдельное веселье. Он засмеялся, затем наклонился к ней, чтобы дальнейшие слова слышала только она:

– Ну у вас и характер! Вообще-то, я намеревался встретиться с ним снова. Могу лишь удивляться, насколько миленьким получился этот ребенок, хотя он всего-навсего полукровка, родившийся от языческой шлюхи. Не правда ли, весьма любопытно?

Чудовищность сказанного дошла до Серены не сразу. Она слышала голос, ощущала брызги слюны, попавшие на лицо, видела кривую улыбку. На нее вновь нахлынул весь ужас дневных событий, отчего ее ненависть сделалась ослепляющей и страстной.

Серена не думала о том, что будет дальше. Она просто действовала. Она двигалась будто во сне, медленно, спокойно, методично. За спиной епископа стоял майор мобильной гвардии. Он был в парадной форме: голубой с красным мундир с золотыми обшлагами, кепи[54] и сверкающие сапоги до колена. На одном боку у него висела сабля, а на другом – пистолет. Серена сделала несколько шагов. Смех, разговоры, звон бокалов с шампанским звучали приглушенно и казались чем-то далеким. Молниеносным движением Серена вытащила у майора пистолет, затем повернулась к епископу. Все происходило так быстро, что никто не успел отреагировать. Ее движения видел только епископ. Его лицо исказилось от ужаса, ибо он начал понимать. Он поднял руки, что-то пробормотал и попятился. Серена не слышала. Сейчас она вообще ничего не слышала. Она вскинула пистолет, взвела курок и вспомнила кабана в Булонском лесу – другого злобного зверя, который несколько лет назад едва не погубил ее сына. Она выстрелила, затем еще раз и еще. Она стреляла в лицо, становящееся окровавленной маской, стреляла в отвратительное грузное тело, оседавшее на пол, вгоняла пулю за пулей в ненавистные мозги. Потом выстрелы стихли. Магазин пистолета опустел. Серена продолжала нажимать на спусковой крючок, но слышала только щелчки. И тогда она остановилась.

В фойе оперного театра началось столпотворение. Пронзительно визжали женщины, мужчины кричали и пригибались. Поначалу никто не понимал, что случилось. Люди в ужасе пятились от лежащего на полу епископа. Анри разговаривал с американским дипломатом. Услышав выстрелы, он повернулся и увидел Серену с пистолетом в руке, облачко дыма вокруг дула, а у ее ног – неподвижную фигуру епископа Булонь-Бийанкура. Потом Серена бросила пистолет на пол и тупо уставилась на тело. Анри оцепенел, до сих пор не веря в случившееся.

– Отойдите! Освободите проход и побыстрее! – раздался зычный голос.

Сквозь толпу проталкивался префект полиции. Какое-то время он просто смотрел, затем его лицо побледнело. Префект знал всех троих: епископа, графа и его жену. Убийство произошло почти у него на глазах. Казалось бы, все ясно, однако ясности как раз и не было.

– Боюсь, графиня, вам придется пройти со мной, – учтивым тоном произнес префект, приготовившись взять ее за руку.

Этого было достаточно, чтобы Анри очнулся. Он бросился вперед и оттолкнул префекта, затем схватил Серену за руку и потащил сквозь толпу зрителей, до сих пор пребывавших в возбужденном замешательстве. Времени на раздумья не было. Надо действовать. Нельзя, чтобы Серену арестовали. Нужно бежать. Все остальное не имело значения. Работая локтями и плечами, он расталкивал людей. Серена шла следом, крепко держась за его руку. Человек в форме пехотного офицера попытался их задержать. Не сбавляя шага, Анри левой рукой что есть силы ударил пехотинца, и тот зашатался. До дверей оставалось несколько шагов. Вокруг слышались крики и гул голосов. Казалось, от напряжения вот-вот рухнут стены. Кто-то громко свистел вслед беглецам.

Они выскочили на улицу. Анри по-прежнему держал Серену за руку. Вокруг было темно. Улицы покрывал тонкий слой снега, однако под снегом был лед, вынуждавший идти медленнее. Анри обернулся. Несколько зрителей выбежали наружу, ежась от вечернего холода и глядя им вслед. Но в погоню не бросился никто. Анри и Серена подошли к экипажу Анри. Он быстро посадил жену, запрыгнул сам и хлестнул лошадь.

– Надо взять Муссу и Поля, – сказал он, когда озябшая, огретая кнутом лошадь тронулась с места. – И поскорее выбираться отсюда.

Серена оцепенело кивнула.

– Я должна была это сделать, – только и сказала она. – Должна.

Анри едва слышал. Он торопился отъехать от оперного театра, держа путь к бульвару Османа. Холодный воздух обжигал лицо. Осознание того, что он сделал, заставило его вздрогнуть. Он действовал инстинктивно, но в голове у него быстро прояснилось, и он понял, что поступил правильно.

Его жена хладнокровно застрелила епископа. Это сомнению не подлежало. Почему – значения не имело, по крайней мере сейчас. Сейчас важнее всего увезти ее из города, от толп и безумия. Он отдал Жюля в руки правосудия, однако с тех пор сомневался в мудрости своего поступка. Относительно Серены у него таких сомнений не будет. Она была его жизнью. Он должен защитить ее, увезти из страны или хотя бы из Парижа. Анри не питал иллюзий по поводу участи, ожидавшей Серену, если они останутся. Он имел влиятельных друзей, но и покойный епископ тоже их имел. Анри был готов ради Серены лишиться всего, если обстоятельства сложатся таким образом. Он не позволит властям ее схватить.