Сочинения русского периода. Стихотворения и поэмы. Том 1 - Лев Гомолицкий

9

От слова слава естестваи лествица рукописанья.Нет песням большего родства –молитвенного послушанья...Дыханье слуха! – дышит перстьи дышит дух, и прекращеньедыхания в обоих – смерть...Сияний умовых мещенье!Цветы мистических пустынь!Надсущный хлеб – всем хлебам высший!

Ночь этой жизни провестидай сердцу с бодрствующей мыслью.Ей м.б. дано вступитьс тобой на неземную сушу.Чтоб из ума не исступить,безмолвьем убезмолви душу.Во глубь себя сведи свой ум,когда же вкусит средоточья,–от сих сердечных мест и думсам отделиться не захочет.

Его блаженства надлежитпитанья сердца сделать делом.Предел молитвенный лежитза тайны сущего пределом.Дыханья мерные пути –путь нисхожденья в душу Бога.Поняв сие, принудь войтимолитвословье сей дорогой.И век придет: молитв словабиением сердечным станут,кровососущим током, тварьтворящим псалмопевным тоном.

Венец молитвенный велик.Вот гусль давидова! да видитее принявший славы лик;и подражателя давидада чтут закон его ладов,–слов, звуков правило кованья:

лицо есть ликов ликованье,как ладом есть твоя ладонь.

декабрь 1936

215

Новоязычник

Л. Гомолицкий – поэма – Новоязычник

тысяча девятьсот тридцать седьмой

1

Резец, кисть, лира – лавр убогиймолвы, венчающий творца –бессмертные в вас жили богии в этот смертный век конца.[О, вечный прах нетленных красок,паросских жил, согласных слов!Ковчег искусств – священных масок!Благословен ковчег богов!]От потопления словами,угроз костром, крестом, мечомони спасались здесь, меж вами,над герметическим ключом.И вот теперь, когда мы голы,монашеский отбросив жгут,–дохристианские глаголыпитают снова нас и жгут.

Как долго, мерясь общей мерой,вселенским счастьем в и вне,–мы распылялись глиной серой,превращены в толпу теней.Нас стерли б в прах, вселили б в глыбы– хор заклинающий, звучи! –все фанатические дыбы,все планетарные бичи.Но лебединость лир, чьи выигнет сладко мудрость – глубина,нам сохранила вековыяневысловимых имена.И мрамор белизной высокой,белей, чем горний снежный пик,неликих сохранил безокийстоль близкий – боговидный лик.И вновь медовостию вечнойот смертной скорби спасены,в венок мы Дедов бесконечныйв соцветье предков вплетены.

2

Фитиль, дарящий отблеск тельный,–светильник: в глинке огонекпрозрачный, призрачный, скудельный,как жизнь,– подуть и – тьма: поблек.При нем я трапезою навьей– творог, орехи, хлеб и мед –делюся с предками и славлюветшайшими деньми: Дед – Род!Дед – Лад! Ладонями прадедав ладони люда – правнучат.Дохристианского заветамне древних мудрости звучат:в молельне мылся Бог и ветошь,отершись как перин верже,и процвела стеблем и цветомна междузвездия меже.И банный пар купавой ярьюразмыкан в ликом естестве,на берегах в костровом жаре,в моленых юных древ листве...

Когда рождается младенец,–смотреть к нему приходят в долтри тени вещие Рожениц,с какою смертью в жизнь пришелОн,– семя ветхого посева,– в венок спешат его сплести –сам прорастает в жизнь как древопотомства цветом процвести.Вот вместо жизни вено-выкуп,веночек в тот же светлый кругкладу и вижу предков ликии тени от безвидных рук:к венку; касаются и гладят,перебирают, и в мольбея чую веяние сзади: –будь тем, чем были мы тебе...

3

Как бы с собой, как бы с Россией –с сей тенью, вставшей из невья...Он умер ликой смертью илиживет – все умер для меня.

Друг! невещественно отведайот сладкой перстности: вот мед,вот навий хлеб, вот жизнь, вот – ведай –кипящих мыслей годомет.Я ждал тебя, чтобы из знаньяхмель медной памяти пролить.Мы те, что полночью изгнаньяготовы утра спор продлить.

По эту сторону – дух паравитал над чашкой, сей уют!От чаш божественного пиравкушали мы,– от пряных блюд.Окно оттуда выходилов блаженства, в небо – крыш полети ветр – бесед всенощных дело,под лет тяжелый низкий лѣт.

Я новозападник, стремящийсебя за грани расплескать,и ты – новоязычник, мнящий,как древний, ладуя, плескатьи таинством сиих плесканийвернуть исчезнувшую тень...Девкалионовым метаньемтворить из сокрушенных стен.

И ныне, здесь тобой оставлен,забыв медовость всех веков,писаний лирность, ветхий ставеньприкрыв, светильников венком,сим теплым жадным полыханьемдля мертвых яства окружив,на их огнях слежу дыханьеневидимых, единый жив.

Вот покачнулися пламена,волос зашевелился вихрь.То – будущее на раменамои – кладет ладони их.И прорицают и пророчат,и вижу! вижу новый мир.И длится до вершины ночисей хладный навий вещий пир.

4

Ладони утешенье навьей,о, бороды прозрачной сень.– «Помимо хаоса, о тень,как лад обещанный прославить?» –В ответ –: жестокий ум и взглядне скроют слабости подспудной;проект гармонии: будь рад,вкушайся и ликуй минутой.Сколь точно отражает грязьнебесного огня лампады.Люби, плещи в ладони, ладуй,весельем сердца исступясь.Не учреждай суда: в нем злобывихрь зреет... глинка! умались!следи за каждым шагом, чтобыне повредить лица земли...

Еще взволнованно движеньемгуб –: «сколь скудельны, голы вы...»О, дидактическое пеньенад колыбелью головы.

5

Я слышу тяжкий шаг веков,народов вижу я движенья,новоязыческих жрецовна площадях богослуженья.Ристалищ золотую пыльи благость таинств возрожденных –ярилин тот же пал и пыл,но тяжестью времен смягченный.Строй стройных юношей и дев,лавровенчающих трибунов.Войны ручной орел и лев,мир – псалмопевческие струны.Столп солнцем позлащенный дня,венки, плащей крыленье, ликии перед ликами огняприпевов ладующих клики.О, возвращенный рай, о, платнебес, спустившихся на землю,о, ветхий род, опять крылат...Я вижу, слышу... внемли! внемли!

6

Тепло на печке ест известку,растет темнеет и молчит.К его прислушиваюсь ростуи ущерблению свечи.Свечи – моей! сей! перстной!– жизни:дохнуть – и залетейский сонприускорен, из ночи брызнет:лëт света летой окружен.Но не дышу, длю тайну, мыслю,спешу представить жизнь, и вот –сей памятник! слова и числа!пред взором мысленным встает.Небесной лирности послушен,– писаний древности семь струн! –будя перстом их строй воздушный,искал ответный в перстном строй.Мне мне был дан дар слов прелестный,яд мысленный словесных жал.Покорен лирности небесной,я древность-только-отражал.Мой дух тому тысячелетьяв навершии дышал веков.И должен будущим воспеть ясей пир стихий, сей круг венков.

январь 1937