Тильда. Маяк на краю света - Кейт Андерсенн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наступила неловкая пауза. Я, кажется, даже забыла, как дышать. Фрида, открыв рот, во все глаза глядела на своего грустного утешителя.
— Но кому вы… мстили, дядя Кастеллет?..
— Я думал, что тем, кто виноват. Но ошибался — оказывается, определять, кто прав, а кто виноват — не моя роль, и я слишком поздно это понял…
— А чья?..
— Не знаю. Но не людей.
Чак уже заулыбался, подмигнул:
— Ну, и еще такие потери учат ценить то и тех, кто есть. Заботься о Бимсу, Фрида, заботься о папе. Смотри мир и улыбайся — ты богата тем, что хранишь внутри себя. Береги это, в том числе — и боль. Это — именно то, что ты можешь сделать.
И он запечатлел на челе девочки почти отеческий поцелуй. Я под шумок натянула оранжевую рубаху через голову — после подслушанных откровений оставаться перед ним легкомысленно завернутой в шкуру морского медведя казалось совершенно неуместным.
В мыслях наступил полнейший разгром. Я покралась к веревке.
Чак захлопнул дверь за воспрявшей духом девочкой и застал меня как раз за натягиванием штанов. Сложил руки на груди, ухмыляясь. Я не попала ногой в штанину и свалилась.
— Что? — насупилась.
— Ничего, — покачал Чарличек головой. — Просто тебя люблю.
И, подняв шкуру, стал застилать сбитую постель. Бросил еще цветастое мерчевильское покрывало, поставил сверху поднос.
— Посмотрим, — хлопнул он в ладоши довольно, — что нам тут подали… Садись быстрее, трусишка!
Откупорил мой калебас, сунул в него нос, зажмурился блаженно:
— Цикорра! Хочешь? — и протянул мне.
Я отобрала калебас и проворчала перед тем, как сделать глоток горячего горького и пахучего напитка:
— И именно неожиданная любовь вывела эту красивую теорию про жеоды.
— Именно, — кивнул Чарличек со всей серьезностью, и я поперхнулась. — До штиля я и не догадывался, что кто-то может поселиться в моем сердце, — он пожал плечами. — А тут… я знал, что потеряю тебя… Но внезапно осознал — то тепло, которое ты подарила, все равно останется со мной, именно потому, что я… смиряюсь с неизбежным, а не злюсь на то, чего не могу изменить. Твое тепло, Тильдик, твоя безответная любовь изменили совершенно все, и я наконец понял все эти странные загадки мира, они вот здесь… — Кастеллет прижал руку к сердцу и вгляделся в меня с тем трогательным доверием, от которого мне сделалось даже неловко. — И я впервые чувствую себя по-настоящему свободным. Так что — да, это твоя любовь изменила меня.
Пряча взгляд, я уселась напротив на покрывало, подогнула под себя ноги. Схватила холодный кусок мяса, вгрызлась зубами: вероятно, жарил капитан Барм, потому что приготовлено на славу, а не лишь бы желудок набить. Даже травы есть. Прихлебнула из калебаса.
— Ты безобразно сентиментален — знаешь, светлейшество? — потому что что тут еще скажешь?.. Он вечно говорит намного больше, чем следует.
Чарльз рассмеялся, перегнулся через поднос, взъерошил мне волосы и наконец принялся за еду.
— Только чтобы восполнить недостаток этого качества у тебя, дражайшая жена и кудесница. О чем будет следующий научный трактат? Предыдущий, говорят, был хорош. И даже увлекателен — что трактатам и кудесницам несвойственно, как я думал…
Мы продурачились весь завтрак и вылезли на палубу только к полудню. Мой неповторимый бубрик. Я спрячу его в своей жеоде и никуда не потеряю, каким бы ни было путешествие жизни.
* * *
Мы входили в странный длинный, изрезанный ледяными стенами залив как можно тише — кто знает, что за жители населяют эту белую землю, название которой, вероятно — «Шпицберген»?.. Пусть Нарви и считает, что все здесь нормально, но мировоззрение сирен заметно отличается от человеческого.
Со мелких льдин у подножья фьордов на нас меланхолично взирали морские медведи. Пару раз я, замирая, провожала глазами черные спины китов-убийц. Но те больше не нападали. Только пару раз выпрыгивали из воды, блестя на солнце своими черно-белыми великолепными телами. Будто резвились, провожали «Искателя» из чистейшего озорства.
Может, так и было, но от ладоней до грудины все равно подергивало ледяными уколами мурашек.
Чак говорил, что безумный Шарк прикончил еще двоих убийц, в пылу схватки потерял кристалл, был ранен, но спас его Фарр, втянув к себе, и в конце концов оставшаяся пятерка сдала позиции и уплыла в темноту ночи. Тогда слабый отблеск огонька нашей жаровни и помог им вернуться.
Король Тириан деловито стоял рядом с седым бледным Фарром, заложив руки за спину — он стремился сюда девятнадцать лет назад, так что запретить ему находиться на мостике было бы бесчеловечно. Бывший капитан Барм вел «Искателя» среди кривых, острых берегов. Скалы и мели глядели с каждого борта, а мы не знали фарватер. Паруса покрылись твердой корочкой блестящего на солнце инея.
Доктор Риньи пропадал с больными — сумасшедший Шарк пострадал в схватке с китами в очередной раз валялся без сознания после обильной кровопотери, но это вопрос времени — так сообщил нам посыльный Бимсу. А вот Аврора…
— Доктор Риньи говорит, что не может дать никаких гарантий — жар не спадает, зелья и сыворотки не помогают, он истратил последние инг… ингре…
— Ингредиенты, — подсказала я.
— Да, их самые. И он ума не приложит, что делать — буканбуржцы гораздо крепче и так не болеют, только если от ран, но там причину устранить проще…
— И я обнаружил это только утром, — сокрушенно покачал головой Фарр и закрыл лицо ладонью. — Думал, как хорошо, что о нее так просто согреться…
— Иди к ней, — сказала я тихо, кладя руку на плечо брата.
Но он покачал головой.
— Не могу. Мы подходим к новой земле. И
