Карл Маркс. Любовь и Капитал. Биография личной жизни - Мэри Габриэл

Кипя от гнева, она пишет: «Когда я смотрю на здешнюю идиллию, покоящуюся на мешках кофе, ящиках чая, тоннах селедки и бутылях масла, мне хочется стать поджигательницей и пройтись по стране с горящим факелом!» Унижение Женни было полным: она была попрошайкой, которой отказала в помощи семья… и все же она по-прежнему не винила ни в чем своего мужа: «Я думаю, дорогой Карл, что вернусь к тебе домой без всяких результатов, полностью обманутая, измученная и во власти смертельной тоски. Если бы ты знал, как я тревожусь за тебя и за наших крошек. Я даже не могу писать о детях, веки начинают дрожать, а я должна держаться мужественно. Я знаю, как ты и Ленхен заботитесь о них. Не будь Ленхен, у меня здесь не было бы ни минуты покоя. Ей теперь тяжело приходится — ах, как я рвусь домой, в наше гнездышко!» {11} [44]

И пока она унижалась ради своей семьи в Голландии, Маркс предавал ее в Лондоне. Пока она просила о помощи — он на Дин-стрит занимался сексом с Ленхен.

Было бы легко обвинить одного Маркса в этом непростительном предательстве, но тогда часть вины следует отнести и на счет робости и нерешительности Ленхен, а этих качеств в ее характере отродясь не было. Тридцатилетняя Ленхен считалась своего рода домашним диктатором; только она осмеливалась открыто спорить и противостоять Марксу, когда он в очередной раз кипел от ярости и откровенно нуждался в том, чтобы кто-нибудь привел его в чувство {12}. Очень сомнительно, чтобы Маркс мог ее к чему-то принудить против ее желания. Возможно, Маркс и Ленхен вместе выпивали (это был их любимый способ расслабиться), или Маркс чувствовал себя одиноким в отсутствие Женни и Энгельса — так или иначе, но он пришел к Ленхен. Менее вероятный сценарий — что Маркс повел себя как хозяин по отношению к служанке. Такие отношения не были редкостью в то время, но считались скорее привилегией — и злом — аристократии. Но Маркс не был аристократом, а Ленхен считалась скорее членом семьи. Она была близка Женни, как сестра, и именно Ленхен и Карл были единственными, не считая матери, людьми, которым Женни доверяла беспредельно. Неизвестно, была ли это первая физическая близость Карла и Ленхен, но только у нее были катастрофические последствия: Ленхен забеременела, а это означало, что рожать им с Женни придется почти одновременно, весной 1851 года.

Маркс не мог знать о положении Ленхен; к счастью, не знала о нем и Женни. Когда она вернулась из Голландии, привезя единственный подарок — игрушку для детей, — радости воссоединившейся семьи не было предела. Женни вспоминала: «Мой бедный маленький Эдгар прыгал вокруг меня… и Фоксихен тянул ко мне свои маленькие ручонки». В мемуарах Женни пишет, как не терпелось ей вернуться к ним и к своей жизни с семьей независимо от того, какой бедной и трудной она была {13}.

Среди фигур, присоединившихся к компании Маркса в Лондоне, самой яркой и заметной был Август Виллих. Урожденный фон Виллих, он отказался от своего аристократического имени, став коммунистом. Родом он был из одной из старейших и знатнейших семей Пруссии, по слухам, состоявшей в родстве с Гогенцоллернами, родом, из которых происходили короли Пруссии. Энгельс, сражавшийся под началом Виллиха в Бадене, рассказывал Женни, что тот был «храбр, хладнокровен и необычайно мужественен» в бою, однако вне битвы был скорее романтиком и мечтателем, правда, с социалистическим уклоном {14}. Август (как и подобает человеку с таким именем) и выглядел настоящим героем. Он имел опрятную, ухоженную внешность, пронзительные голубые глаза и густую вьющуюся бороду. В Кельне он примкнул к радикалу Андреасу Готтшальку и стоял у истоков первой удачной революции, произошедшей в начале 1848 года. Однако у Маркса было с ним немного общего, хотя он приехал в Лондон с рекомендацией от Энгельса {15}. С того момента Виллих сам становится на сторону Маркса, участвует во всех партийных делах, тайных и общественных, сначала в Англии, а потом и в Пруссии. Когда Марксы еще жили в Челси, Женни описывала эффектное появление Виллиха у них в квартире: он вошел рано утром в их спальню, «вступив в нее, как Дон Кихот, одетый в серый шерстяной дублет, подпоясанный вместо ремня красным шарфом; с громким раскатистым смехом в истинно прусском стиле и готовый с ходу начать дискуссию о «настоящем коммунизме» {16}. Маркс тогда резко оборвал его, но это была не последняя встреча с Виллихом в столь интимной обстановке. Казалось, что этот щеголь имел виды на Женни. Да и как он мог сопротивляться чувству? Она была одного с ним поля ягода — аристократка, отказавшаяся от привилегий своего сословия ради убеждений и мужа, но сумевшая сохранить себя; всегда с высоко поднятой головой, не утратившая своего чувственного обаяния и внушающая уважение и преданность всем, кто ее знал. Возможно, Виллих, как истинный немецкий романтик, считал себя обязанным прийти ей на помощь. Его намерения были вполне ясными; Женни пишет: «Он хотел бывать у меня в гостях, потому что преследовал червя, живущего в яблоке каждого брака и жаждал вытащить его на свет божий» {17}. В своем намерении он не преуспел, однако разбудил яростную ревность Маркса.

Маркс, Энгельс и Виллих вместе работали в Комитете по делам беженцев, однако вскоре наметился раскол в вопросах стратегии, о причинах которого Маркс уклончиво говорил: «По личным разногласиям».

Хотя Маркс отложил всю свою теоретическую работу еще в 1848 году — и занялся политической агитацией и оппозиционной журналистикой, — для него уже становилось ясно, что революция не была так уж неминуема. Виллих же был человеком действия и увлекался тайными обществами. Он считал, что Союз, несмотря на его малочисленность, мог понудить рабочий класс к восстанию; он был не согласен с выводом Маркса, что на серьезные социальные изменения могут понадобиться годы. Со своей стороны Маркс возражал, что для успешной революции необходимы некоторые вещи, но доктрина Виллиха о «стремительном насилии» не является одной из них. Спор был показателен. Маркс во многом был сторонником скорее эволюции, а не революции; его идеи были революционными, а метод — эволюционным. Революция, по Марксу, может быть лишь результатом определенного исторического процесса и не может быть навязана насильственно. Один исследователь пояснял, что для Маркса существовали два обязательных условия смены старого общества новым.

Во-первых, массы должны обрести классовое сознание, шире участвовать в общественно-политической жизни через профсоюзы, используя свободу слова, собраний и печати. Во-вторых, перед тем как пролетариат заложит основу бесклассового, коммунистического общества, нужно пройти стадию господства мелкой буржуазии {18}.